Ален Москви - Опасный песок девяностых

Он, да еще весь курс помнил, как она на студ. весне произвела фурор, исполнив песню Уитни Хьюстон «I Have notching». Голос у нее был просто обалденный, да и умение держать себя на сцене впечатляло. В большие артистки она не пошла, в Москву не поехала – это несло слишком высокий риск. Голова у нее была светлая, мозг как компьютер. Поэтому для замужества она выбрала отличника со своего курса, сыночка ректора, который, как назло, и физиономией вышел какой надо.

Своим замужеством она сразу поставила стеклянную, но пуленепробиваемую стену от посягательства на свою территорию со стороны студентов. Поговаривали, что были какие-то слабые попытки увести ее от мужа, но умением держать себя, Екатерина Вячеславовна сразу установила непреодолимую дистанцию. Борисов даже физически ощущал эту стену, и в придачу ров с валом, несмотря на то, что перешучиваться со студентами она любила.

Усилием воли Лешка выкинул ее из головы и принялся за изучение темы. Каникулы заканчивались, надо было возвращаться к зубрежке.

Утро понедельника выдалось просто омерзительным. Моросящий дождь со снегом, ветер и хлюпанье под ногами.

Борисов вырядился, будто вернулся в свою деревню. Надел резиновые сапоги на шерстяные носки, доисторическое пальто, которое тут же намокло и искусственную шапку-ушанку. Из-за ветра пришлось опустить «уши», чтобы не заработать себе отит. Но дождь через несколько минут сделал из него побитого и мокрого щенка.

Лёшка на минутку остановился, чтобы поглядеть на новенькую «Волгу» в которой доставил свою жену ректорский сынок.

Вначале из машины вылез зонт, затем Екатерина Вячеславовна. Но, надо отдать ей должное, она не одевалась как из журнала мод и выглядела достаточно скоромно – в невзрачном пальто и смешной шапке, как будто специально делала себя незаметной. Хотя, это у нее плохо получалось.

Борисов коснулся рукой своей мокрой ушанки, и, вмиг представив, как он сейчас выглядит, бросился скорее в здание, пока она его не увидела. В раздевалке уже толпился народ. Все лезли вперед, всем было некогда, хотя до пары оставалось целых пятнадцать минут. Сдав пальто с шапкой, он переобулся в самые лучшие свои ботинки, которые недавно «просили каши», но теперь были тщательно заклеены. У Лешки была густая каштановая шевелюра, так как все не хватало денег на стрижку, и трехдневная щетина, так как уже надо было покупать новое лезвие и бритву, но стипендию задерживали. Критически осмотрев себя в зеркало, несмотря на аккуратный, но заношенный отцовский костюм – серые пиджак и брюки, плюс тонкий черный свитер, напоминающий водолазку, Борисов решил сесть максимально далеко от преподавательской кафедры.

Екатерина Вячеславовна вошла ровно в восемь, поэтому все уже был в сборе. На ее занятия обычно не опаздывали, даже наркоманы. За исключением Быкова, но тому грозило досрочное выбывание из института за неуспеваемость. То, что он законченный наркоман преподаватели не знали, да и знать не хотели. У всех были свои проблемы.

Отметив отсутствующих, Екатерина Вячеславовна сразу приступила к семинару. Лекции вести ей пока еще не доверяли. Несмотря на то, что Борисов отлично знал тему, он не поднял руки. Остальные уже «плавали», сказывалось то, что вчерашнее гуляние прошло на славу.

– Ну, ребят, так дело не пойдет, – в конце концов, возмутилась она, – я вам сейчас всем двойки карандашом поставлю, придете отрабатывать.

– Мы не против, – протянул Борька Сёмин.

Кто-то хохотнул. Екатерина Вячеславовна хмурила брови и злилась, так как перспектива дополнительного занятия ее не радовала. Лешка смотрел на это все, потом не выдержал и негромко предложил:

– Я могу решить задачку.

Она оторвала голову от журнала и посмотрела прямо ему в глаза. У Лешки перехватило дыхание, ему даже не хватило сил пошевелиться.

– Иди, Борисов, – кивнула преподаватель, равнодушно переведя взгляд на стол.

Задача была средней сложности о хроматографическом анализе газовой смеси.

Он долго и обстоятельно объяснял решение, даже пошутил в одном месте, вызвав одобрительные улыбки одногрупников. Екатерина Вячеславовна осталась довольна, но больше не рисковала с вызовом к доске, решив просто объяснить непонятное.

Лешка смотрел на нее, не мигая, думая о несправедливости жизни. И еще убеждая себя в том, что она хуже, чем он о ней думает, иначе не выбрала бы себе в мужья ректорского сынка. Хотя бы из-за принципа. Но ничего дурного он про богатого отпрыска не знал, хотя поговаривали, что они очень хорошо живут, что в последнее время могли позволить себе только не очень порядочные люди.

После занятий он пошел к матери Тёмки, отнес ей часть родительского гостинца из деревни – картошку, морковь, яблоки. Сам навестить своего друга он не мог, так как не был ему близким родственником, но зато мог передать письмо через Веру Тимофеевну.

На нее, как всегда, в последнее время было больно смотреть, поэтому он не стал задерживаться, так как его это сильно угнетало и злило, отчего он, наверное, не мог ее успокоить, а отправился домой пешком. Отчаяние, которое волной накатывало на него после таких, вот, посещений, стальными тисками сдавливало грудь и гнало в голову определенные мысли. За что посадили Тёмку? Почему отморозки спокойно ездят на своих автомобилях? Почему он ничего не может сделать?!

Путь к дому лежал через институт. Лешка шел, не разбирая дороги и не особо смотря по сторонам. Он переходил в неположенном месте, когда вдруг услышал визг тормозов. Секунду Борисов чувствовал на своей ноге легкое прикосновение бампера, но он даже не оглянулся на машину.

– Тебе что, жить надоело?! – раздался рассерженный мужской голос, а потом знакомое:

– Борисов!

Лешка резко остановился и обернулся. Из открытого окна на него смотрело бледное лицо Екатерины Вячеславовны.

Он стоял от «Волги» в пяти метрах и тупо смотрел, ничего не говоря. Преподаватель вылезла из машины и подошла к нему, продолжая рассерженно смотреть на студента исподлобья.

– Что это сейчас такое было? – ее голос дрожал, скорее всего, от возмущения, – Ты головой своей думай, пожалуйста. Тебя собьют по твоей же глупости, а люди в тюрьму сядут.

И тут кто-то дернул его сказать то, что у него накопилось за все время и перемешалось друг с другом:

– Не волнуйтесь, вас не посадят, откупитесь, – и он метнул насмешливый взгляд в сторону водителя, – а моя глупость никого не касается.

Екатерина Вячеславовна оторопело посмотрела на него, не найдя что сказать, а Лешка развернулся на сто восемьдесят градусов, и, вжав голову в плечи, уже жалея, что наговорил такое, быстрым шагом устремился прочь.

Прибежав домой, он первым делом умылся холодной водой, так как было сильное желание смыть с себя свою же вину. Не очень-то и помогло. Боже, как теперь извиняться? Все равно это будет унижением. Ну почему все так получилось? Почему это был не КамАЗ с пьяным водителем?! Тогда бы он уже ничего не чувствовал. Хорошо, что завтра не было экохимии, можно было прийти в себя.