Лена Сокол - Их женщина

– И вы не видитесь?

Смотрю на него через плечо, впиваюсь глазами. Выражение лица у него такое наивное, детское, словно чувак живет и знать не знает ничего о боли.

– Нет.

Меня накрывает волной обиды, разочарования и тоски, что неизбежно несут с собой любые воспоминания о детстве.

– Это плохо. – Произносит Майкл.

И его это грустное «плохо» внезапно пробивается сквозь ярость, затуманившую мой разум, и заставляет довериться, смягчиться, спокойно выдохнуть.

– Наверное. – Соглашаюсь.

Мы идем сквозь высокую траву. С моих волос капает газировка, пальцы липнут друг к другу, верхние ресницы примерзают намертво к нижним. Но мне на удивление уютно и хорошо.

– Он не разрешает вам встречаться?

Горло сдавливают тиски огорчения.

– Раньше я так думала. – Дышать становится все труднее, словно кто-то выкачал весь кислород из воздуха, но я все равно это произношу: – Думаю, она сама не хочет меня видеть.

Всхлип рождается где-то глубоко в животе, поднимается вверх и чуть не продирается сквозь стиснутые зубы.

– Я долго винила отца. – Не узнаю собственный голос, таким он слышится сейчас писклявым и тонким. – Думала, что это он все испортил, разрушил семью и разлучил нас. Да я и сейчас продолжаю его в этом упрекать. Периодически. – Слезы раздирают глаза, жгут веки, щиплют в носу, но мне удается, наконец, сделать глубокий вдох. – Мне было девять или десять, когда я сбежала. Узнала адрес, пришла к ней.

На секунду у меня пропадает дар речи. Безумно тяжело переживать все это внутри себя снова и снова.

– Осторожнее, – Майкл подает мне руку.

Я хватаюсь за нее и перепрыгиваю через ручей. Вдали слышится шум реки, где-то в траве стрекочут сверчки. Ноги плывут по земле, не ощущая веса моего тела.

– Помню, мы тогда обнялись. Это как чувствовать, что ты вернулся туда, где слишком давно не был. Как вернуться домой. Я сказала, что останусь жить с ней. Плакала. Просила никому меня не отдавать. Ее руки… – у меня перехватывает дыхание, – они были такими теплыми, мягкими. Обнимали меня. Это были пять самых счастливых минут в моей жизни. А потом она усадила меня за стол, налила гребаного молока, дала печенье и ушла. Чтобы позвонить папочке и попросить забрать меня обратно, ведь у нее… новая жизнь. И новому мужу вряд ли понравится известие, что придется жить с чужим ребенком.

– Мне очень жаль, Элли. – Говорит Майкл, крепко стискивая мою руку.

И я понимаю, что дрожу всем телом. У меня зуб на зуб не попадает, глаза заволакивает слезами.

– Я помню каждое чертово слово, которое она сказала ему тогда по телефону. Так просила, так боялась, что он оставит меня с ней. – Мои губы трясутся, подбородок дергается в такт стучащей невпопад челюсти. – А потом она вернулась на кухню и улыбалась мне. Врала в глаза, что любит. Гладила по руке. Говорила, что все будет хорошо. А сама ждала, когда папа приедет и увезет меня.

– Элли…

– Все, что я вижу от нее, это открытка на рождество и пара сотен долларов в подарок на день рождения.

– Все хорошо, Элли. – Руки Майкла возвращают меня в реальность.

К своему стыду, я уже рыдаю. Осознав это, начинаю судорожно вытирать слезы с лица. Но его пальцы крепко держат меня за плечи, и это впервые в жизни, когда я чувствую чью-то поддержку.

– Никому из них я не нужна. – Вытираю нос и распухшие губы.

– У тебя есть отец.

– Двое суток в больнице на смене, а в остальное время отсыпается и старается меня не замечать. – Я усмехаюсь и смотрю в лицо Майкла. Он напуган моей истерикой. – Как ты меня назвал?

Его зеленые глаза вспыхивают смущением.

– Элли… – Произносит, опуская руки.

– Не называй меня так больше. – Смеюсь я, размазывая по лицу слезы. – Это мрак.

– Хорошо, Элли.

Толкаю его в плечо и смеюсь.

– Ладно, все, проехали. – Морщусь.

– Ты успокоилась? – Майкл подает мне печеньки, которые выуживает из-за ворота рубашки.

– Психанула, с кем не бывает. – До боли сжимаю пальцы на хрупкой упаковке. – Давай, забудем.

– Идем, покажу кое-что. – Он тянет меня за руку прямо к реке.

Послушно иду следом.

– Прямо в воду?

– Да!

– Утопить меня решил?

– Нет, здесь можно перейти вброд.

– Ты уверен?

Ширина реки пугает, да и рядом никого не видно, кто бы мог спасти в случае чего.

– Да, этот путь мне показал Джеймс. Мой друг. Помнишь, я про него говорил? – Майкл оглядывается на меня. В его глазах азарт. – Он бы страшно взбесился, узнав, что я рассказал девчонке про это место!

– Ну, и пошел он тогда! – Стараюсь не отставать.

– Иди за мной шаг в шаг.

– А ты тогда не замочи печеньки!

Через минуту мы оказываемся на песчаном островке, с которого открывается шикарный вид на лес и пригород вдали. Мы зарываемся в песок, смеемся, наедаемся сладостями до отвала, а потом возвращаемся в город, сытые и довольные. Одежда почти высохла, и я тащу Майкла в один из масс-маркетов.

Он упирается и привычно краснеет, когда под строгими взглядами продавцов я затаскиваю его в примерочную с горой футболок и джинсов.

– Отвернись, – заикается он, покрываясь пятнами от смущения.

– Что я там не видела? – Смеюсь. – Трусы твои? Дай угадаю – белые и бесформенные?

– Выйди, Элли, – Шепчет Майкл.

И я, хихикая, выползаю за шторку.

– Что поделать, – пожимаю плечами перед одной из консультантов, – братишка у меня очень стеснительный.

– Мы скоро закрываемся. – Напоминает она, не поведя и бровью.

– Да? А народу у вас тьма. – Указываю ей на блуждающих среди стендов с одеждой посетителей.

Пусть идет за ними присматривает. И она, словно послушавшись меня, топает прочь.

– Ну, как? – Заглядываю в примерочную.

Майкл, как ошпаренный, бросается застегивать ширинку.

– Не знаю.

Хмыкаю с видом знатока:

– Превосходно. Давай следующие.

Пока он натягивает штаны, прохожусь меж полок, подхватываю носки и мужские трусы приличного кроя. Забираюсь к нему в примерочную, бесцеремонно задираю футболку и сую украденное в лифчик – благо, места там навалом: то, что положено каждой девушке иметь в лифчике в этом возрасте у меня и не собирается расти.

Надсмехаясь над бледнеющим Майклом, оборачиваю вокруг талии джинсы, заправляю их концы в свои шорты. Беру самую красивую мужскую футболку, оборачиваю вокруг груди, а сверху закрываю своей футболкой.

– Иди и скажи, что тебе ничего не подошло.

И, оставив его ошарашенного, выбираюсь из-за шторки и со скучающим видом плетусь к выходу.

– Как? А-а! Зачем? – Спрашивает он меня уже на улице.

Кажется, его чуть удар не хватил. Представляю, с каким видом он возвращал одежду продавцам.

– А ты, что, реально собирался это купить? – Мы отходим подальше, и я выуживаю из-под одежды обновки для своего нового друга.