Лина Манило - Невинная для грешника

Блин, не о том же речь! Надо радоваться, что Орлов утратил ко мне интерес и бежать отсюда, пока не поймали.

Так будет правильно.

Когда работы больше не остаётся, я бодро шагаю к стеклянной двери, за которой спасительная прохлада дома, а за ним свобода, но не успеваю – тень накрывает меня, а запах воды и солнца обволакивает.

Марк.

– Постой, Марта, – ставит руку передо мной, снова пытается отсечь мне пути к отступлению.

Только в этот раз у меня больше пространства для манёвра. Подаюсь влево, выныриваю под рукой, ускоряюсь, прижимаю к себе метёлку с радужным “опереньем”, даю стрекача, но Марк снова быстрее: захлопывает перед носом раздвижную дверь, а мне приходится развернуться к ней спиной, чтобы нос не сломать.

– Что же ты такая пугливая, а? – Марк нависает сверху.

– Я не… Марк Романович, отойдите, пожалуйста.

– Куда-то торопишься? – наклоняет голову набок, снова весь мокрый, только уже после бассейна.

– Меня ждут, – смотрю в его глаза неотрывно, чтобы не думал, что я на самом деле трусиха.

– Кто? Жених?

– Мама, – говорю с достоинством, и только по мелькнувшему в глазах смеху понимаю, какой глупый довод привела.

Чёрт, Марта, надо было сказать, что ревнивый муж! А ты, как маленькая, мамой угрожаешь. И Марк угадывает мои внутренние метания, словно они написаны в воздухе вензелями.

– Какая прелесть, мамулина дочурка, – тихо смеётся, и это немножечко обидно. – Очаровательно.

– Я просто не хочу её волновать. Это нормально!

– Вероятно, – кивает, вмиг став серьёзным. – Ну, раз мама, тогда иди.

Но вместо того, чтобы отойти, он вдруг наклоняется и касается губами уголка моего рта.

Мимолётное касание, оно вызывает в моём теле столбняк. Коченею от неожиданности, а он, усмехнувшись, возвращается к бассейну, а я, словно дурочка, пялюсь на его спину.

Стряхиваю с себя оцепенение, головой трясу, чтобы мысли в порядок привести и, развернувшись на пятках, стремглав несусь к выходу. Всего несколько шагов, и я буду свободна. Но не успеваю найти маму, останавливаюсь в холле, ощущаю странный дискомфорт. Затылок покалывает, обжигающее тепло стекает к плечам, превращается в ледяные иголки.

На меня кто-то смотрит.

Я медленно оборачиваюсь и встречаюсь с презрительным взглядом незнакомой девушки с потрясающими платиновыми волосами.

– Здравствуйте, – улыбаюсь, потому что не вижу причин "бычиться" в ответ.

Ну, хочется этой фифе в ярком брендовом сарафане сверкать на меня очами, запретить этого точно не смогу. Хотя, конечно, приятного в её взгляде мало.

Только я ничего ей не сделала. Я её даже не знаю!

– Ты вообще, блин, кто? – несмотря на писклявый голос, тон властный и требовательный. Такое чувство, что ей вообще все должны, а я так в первую очередь.

Девица высокая, статная, пышногрудая – такая инстачика наподобие тех, на чьи фотки залипают и мужчины, и женщины.

Первые хотят обладать, вторые мечтают выглядеть, как этот глянцевый образец благополучия.

У нас в институте тоже с десяток таких наберётся.

– Я вообще-то Марта. А ещё я спешу.

– Какое имя дурацкое, – фыркает и лучезарно улыбается, словно сказала самую смешную вещь на свете.

– Простите, не могу оценить ваш юмор.

Мне незачем терпеть её хамство, потому разворачиваюсь и покидаю хол, оставляя блондинку наедине со своим ядом.

Ухватившись за щётку, словно это меч врагов разящий, я несусь к лестнице в прачечную, и только оказавшись внутри, позволяю себе небольшую передышку. Приваливаюсь спиной к покрытой голубой плиткой стене, закрываю глаза и уговариваю себя дышать. Спокойно и размеренно.

Тот поцелуй – это вообще что такое? И можно ли то, что случилось, вообще считать поцелуем? И зачем Марк это сделал? Для чего? Поиздеваться? В принципе, логично. Он, наверное, таких простушек и не встречал никогда – в его-то мире лощёных вредных прынцесс вряд ли водятся такие, как я.

Или ему просто делать нечего. Очень даже возможный вариант.

С этими мыслями я отлипаю от стены, осматриваю в последний раз прачечную и выхожу наружу. Заглядываю в холл, но там нет уже красивой стервы, зато я слышу её смех и плеск воды, доносящийся со стороны бассейна. Отсюда мне не видно происходящее за стеклянной раздвижной дверью, да и не очень интересно.

Не интересно, я сказала.

– Всё хорошо? – спрашивает мама, когда нахожу её в кухне. Комната сияет, мама тоже выглядит, хоть и бледной, но весьма довольной собой. – Присядь, дочка, выпей с нами кофе.

Я улыбаюсь Анастасии Юрьевне – штатному повару семьи Орловых, а она подмигивает мне и ставит на барную стойку тарелку с пышными булочками. От аромата корицы щиплет в носу, а желудок урчит, напоминая мне, что хотя бы раз в день я обязана есть. Да и кофе хочется.

– Пока хозяйки нет, можно расслабиться, – Анастасия Юрьевна снова мне подмигивает и заливается серебристым смехом.

Вопреки всем стереотипам, она стройная и подтянутая. На вид примерно сорок и говорят, что ей посчастливилось поработать немного в Европе, под началом самого Гордона Рамзи. Сама Анастасия хвастаться не любит, своими талантами и опытом не кичится, потому правда ли это знает только она и нанявшие её на работу Орловы.

Мы с ней познакомились в прошлый мой визит перед Новогодними праздниками, и с первого раза Анастасия Юрьевна очаровала меня. Маленькая и аккуратная, светловолосая и улыбчивая, она казалась невесомой феей, порхающей по просторной кухне, напичканной самыми невероятными агрегатами, словно это не кухня вовсе, а космический корабль.

– С молоком или без? – вырывает из раздумий её мелодичный голос.

Мне неловко напрягать её ещё и собой, но она смотрит на меня своими огромными голубыми глазищами и ждёт ответа, указывая рукой на белоснежную кофеварку.

– Анастасия Юрьевна, не суетитесь… обычный кофе без сахара.

Она грозит мне пальцем, просит называть её Настей и через минуту передо мной на мраморной столешнице стоит чашка с ароматным кофе.

– Булочки фантастические! – восклицаю, прожевав кусочек, а мама смотрит на меня одобрительно.

Ей нравится, когда я проявляю уважение к другим людям, показываю свою воспитанность – у мамы много разных… “загонов”, но я всё равно её люблю. А как же иначе?

За большими французскими окнами шумит сад, я болтаю ногами, сидя на высоком барном стуле, вокруг и щекочут ноздри ошеломительные ароматы выпечки, трав и специй, а Настя с мамой вполголоса болтают то о том, то о сём. Не вслушиваюсь, но когда звучит имя Марка, внутренне напрягаюсь.

А что, если кто-то был свидетелем нашего разговора у бассейна? Если мама узнает, что я “навязывалась” Марку, она мне в голове морально дырку проделает! И будет клевать её, клевать, пока я не взвою. Уж такая она у меня – настойчивая женщина.