Ирина Свисткова - КРАСКИ. Пелена спокойствия. Часть 1

– Но ведь это не по совести! – Возмутился работник, но тут же осекся.

– За мной две сотни сотрудников и четыре завода, – терпеливо объяснял начальник. – В данной ситуации меня больше интересовали те, за кого я отвечаю, чем те, кто обо мне плохо подумает.

– Простите, я не хотел… – Пробурчал молодой человек под нос.

– Прекрасно, что ты высказываешь свое мнение, Дениэл, – заверил его шеф серьезно.

Температура его тона оказалась противоположной содержанию слов, в очередной раз вызывая в молодом человеке желание пожизненно молчать. Нужно будет потренироваться загадочной улыбке Джоконды перед зеркалом, чтобы использовать ее вместо ответов. «Мерседес» плавно покинул парковку, направляясь к бейсбольному стадиону Сан-Франциско.

– В офис? – Обреченно уточнил водитель очевидное.

– Нет, домой, – улыбнулся шеф, в очередной раз удивив сотрудника.

Часы показывали четверть четвертого, что тяжело вязалось с окончанием рабочего дня. Хотя странности начальства уже выработали в нем привычку, пусть и не очень приятную, ничему не удивляться. И вскоре Дениэл завел транспорт под козырек балкона и остановил возле зеркальной стены.

– Спасибо тебе за увлекательную дорогу, до завтра, – проговорил по привычке мистер Траст и оставил водителя одного.

За хозяином поместья уже закрылась темная стеклянная дверь, а Дениэл все не мог сдвинуться с места. Рядом с этим человеком он ощущал себя несмышленым ребенком, иногда сердящимся на начальника, но чаще – на себя. За что благодарил его начальник каждый вечер, прежде, чем покинуть автомобиль, он не представлял. После пяти глубоких вдохов шофер нашел в себе силы поехать в гараж, хотя более логичным выходом казался побег из особняка в мир, где он будет ощущать себя более комфортно.

Аккуратно припарковав автомобиль, он вышел на воздух, пропитанный мерзким дождем, и, подставив ему небритое лицо, уставился в серое пасмурное небо. Удушливое отчаяние взяло его за горло. Всего третий рабочий день позади, а ощущение, что он подвел, и не единожды, целую страну со всем ее населением. Выругавшись, Дениэл поплелся под тонкими водяными нитями туда, где теперь располагалась его комната.

Дверь по другую сторону коридора от его жилища оказалась открыта настежь. За ней раздавался шорох мягких шагов и тихий напев Фрэнка Синатры, звук которого был едва различим в пустом коридоре. Дениэл отважился заглянуть в помещение, которое до этого никогда не приглашало внутрь, в отличие от сегодняшнего вечера.

Комната, подобная его, но меньше вдвое и в теплых зеленых тонах, заполнялась музыкой из единственного динамика старенького радио, стоявшего на полке возле выхода. Молодой человек, заинтересованный новым пространством, набрался наглости и зашел чуть дальше, чем позволяли рамки приличия, но внезапно столкнулся с владельцем комнатушки. Пушистая седая голова мужчины в глубоком возрасте уставилась на него выцветшими серыми глазами, пустыми и унылыми, но не издавала ни звука ртом с тонкими морщинистыми губами. Старик печально смотрел на пришельца отсутствующим взглядом и не двигался с места.

– Простите, – проговорил растерянно молодой человек, – я подумал что… Меня зовут Дениэл Кентмор, я водитель, живу напротив.

Он протянул руку хозяину комнаты, и тот равнодушно пожал ее своими сухими ветхими ладонями, не проронив ни слова. После чего, оставив гостя на пороге, направился в ванную комнату, расположенную так же, как и в комнате напротив, за стеной от спального места. Удивленный Дениэл соображал, куда ему двигаться дальше. Логичнее всего виделось оставить странного жителя одного и уйти восвояси, но молодой человек продолжал стоять, ожидая то ли финала знакомства, то ли фейерверка в свою честь.

Прошуршав подошвами домашних шлепанцев, старик вернулся назад с чистой тряпкой для стирания пыли и удивился гостю.

– Если что-то понадобится, моя комната там, – растерянно пробурчал Дениэл, указывая пальцем на выход, и поплелся в свою нору.

Но не успел он снять рабочий костюм, как в дверь постучали слабо и неуверенно. У входа скромно топтался тот самый старичок и протягивал ему коробку. Вручив ее с рассеянной улыбкой молодому человеку, пушистая седая шапка скрылась в своей комнате, забрав за ее дверь голос Синатры.

Дениэл так и остался на пороге своей берлоги, разглядывая со всех сторон подарок странного соседа. В картонке оказался строгий полосатый галстук графитового цвета, который очень кстати пришелся ему в тон костюма. Разливаясь благодарностью к деду, молодой человек не мог взять в толк, что же можно подарить ему взамен, но в итоге принял решение навестить миссис Льюис для допроса.

Женщина суетилась на кухне, попеременно помешивая ложками четыре дымящихся плошки на плите. Ее светлое серое платье в маленьких васильках мельтешило от одного ящика со специями к другому, потом к холодильнику, и снова к плите.

– Могу я Вам чем-то помочь? – Поинтересовался он у кухарки.

– Ах, Дениэл! – Тепло улыбнулась ему темноволосая стряпуха. – Присаживайся. Как прошел день?

От Дороти веяло какой-то родительской заботой и любовью. Она светилась золотистым ореолом понимания и спокойствия, так недостающих шоферу, отчего он невольно тянулся к ней, нуждаясь в хоть чьем-то одобрении и принятии.

– Хорошо, – меланхолично протянул он. – А у Вас?

Женщина отвлеклась от дела и строго окинула взглядом обесточенного молодого мужчину, после чего отвернулась на пару минут к плите. Вскоре перед его понурым носом приземлилась чашка с горячим чаем. Дениэл поблагодарил кухарку, но ее это не удовлетворило.

– Выкладывай, что стряслось! – Потребовала она. – На тебе лица нет.

После не очень лестных высказываний в свой адрес и краткого описания работы, водитель понял, что зря пришел на кухню. Теперь ему было стыдно еще и перед Дороти. Однако та не смутилась и даже не сменилась в лице от его рассказа, но, подумав, решила разложить по полочкам некоторые вещи, касаемо дома, их приютившего.

– Ты зря так к себе относишься, Дениэл, – заверила его хозяйка кухни. – Мистер Траст не стал бы терпеть тебя здесь и часа, будь он не уверен в тебе.

– Я понимаю, – пробасил шофер, зависнув взглядом в чае.

– Нет, не понимаешь, – нажала миссис Льюис. – Он ни за что не стал бы рисковать собой и семьей, принимая на работу то, что ты только что описал. Если ты не уважаешь себя, то будь добр, уважай хотя бы его решение, дорогой!

Преданность нанявшей ее семье, с которой женщина произнесла речь, припечатала его к месту своей силой и безапелляционностью. Никогда он не рассматривал неуверенность в себе как неуважение к людям, для кого был важен, но миссис Льюис своей доброй мягкой рукой прижала его к земле, не оставляя никакого другого выбора, кроме как принять себя и окружающих целиком. Одновременно с этим собралось вылететь из клетки невесомое чувство вины, что он так скоро и постыдно сбежал из родного дома, но Дениэл вовремя поймал сбежавшую птаху и втиснул ее назад к еще двум сотням подобных в тесную клетку подсознания.