Яна Дрозд - Я буду ждать тебя летом…

Сердце начало бешено колотиться. Я схватила Егора за рукав и потащила в сторону клуба, чтобы избежать потасовки.

«Каким же хамом он стал!» – злилась я на парня, которого когда-то считала своим другом.

– Ты его знаешь? – спросил Егор, когда мы подошли к бару сквозь танцпол.

– Уже не знаю.

– Ха, это как?– усмехнулся он, попутно заказывая два шота.

– Мы дружили в детстве. Но тогда он не был таким…

– Тогда забей. За знакомство! – он поднял стопку, ударил о ту, что оказалась у меня в руках, и опустошил свою. – Ты пей! Или тебе что-то другое заказать?

Я оглянулась по сторонам. Ужасное место. Никогда раньше я в таких не была. И сейчас не для этого сюда пришла. Сморщив нос я принюхалась к содержимому рюмки. Оглядываясь по сторонам, я искала знакомое лицо. И нашла. Вадим стоял в другом конце зала, у стены. Челюсть его была выдвинута вперед. Злой взгляд обращен на меня. Казалось, от него я могу загореться на месте. Чувство обиды заполнило сознание. Мы с ним не виделись с десяти лет, а он ведет себя, как последний грубиян. Думала, мы снова будем друзьями. Хотя меня до сих пор терзал вопрос: почему он перестал со мной общаться в детстве? Что я могла сделать плохого? Стало так печально на душе…

– Ты чего не пьешь? – раздался возле уха гнусавый голос Егора.

Я всего однажды пробовала алкоголь, в свое восемнадцатилетие. Юля устроила для меня целую вечеринку в местном кафе. Бабушка всегда говорила, что алкоголь – это яд и зло, отравляющее жизни людей. Только вот сейчас место, где я оказалась, забито людьми, чувствующими себя прекрасно под действием яда.

Гневный взгляд Вадима все еще направлен в мою сторону. Мной целиком и полностью завладела обида. Под этим взглядом я взяла со стола шот и залила содержимое в рот. В глазах, во рту и в носу все загорелось, выступили слезы, лицо исказилось, и казалось, меня сейчас стошнит.

– Воды, воды… – еле выдавила я, махая руками у рта и выдыхая огненный воздух. Парень, стоящий у бара, протянул мне стакан воды, и я тут же его осушила. Обернувшись, чтобы посмотреть, видел ли этот позор Вадим, я поняла, что его уже нет на месте.

«Что я вообще вытворяю?! Зачем я сейчас это сделала?! Нужно немедленно идти домой… Прости, Вероника. Все пошло не по плану. Дурацкая была затея», – только я успела об этом подумать и посмотреть в сторону выхода, как Егор выдернул меня на танцпол. Музыка грохотала в ушах. И вот рука нового знакомого тащит меня обратно к бару. На столе появился второй шот, после которого музыка резко остановилась.

Память о человеке, которого мы любили, не меркнет с годами.

И память об истинном друге – тоже.

Чарльз Перси Сноу

Элина

Как вообще возможно проснуться от гула в собственной голове? Громкого, непрерывного. Я еле оторвала чугунную голову от подушки. Провела руками по лицу, оно показалось чужим. Волосы, свисавшие сосульками, отвратительно пахли и лезли в глаза.

– Пить-то как хочется… – простонала я, опрокинув голову обратно на подушку. Я обращалась к самой себе, но внезапно услышала бесцветный голос юноши стоящего в дверях:

– На подоконнике стакан.

Потихоньку я начала осознавать, что происходит. Широко открыла глаза и резко села на кровати, продолжая прикрываться одеялом.

– Вадим?! Что ты тут делаешь?!

– Я тут живу.

Глаза болели. Жмурясь от слишком резкого для них света, я пыталась оглядеться по сторонам. Это не дом бабушки. Волна страха и стыда окатила меня. Я накрылась одеялом с головой, чтобы парень не видел моего лица. Никогда в жизни я еще не чувствовала себя так ужасно.

– Что вчера произошло? – виновато выдавила я, продолжая сидеть под одеялом.

– Ты вырубилась прямо у бара и упала на пол. Я почти поймал тебя, но головой ты все же успела удариться.

«Так вот почему она так трещит» – подумала я, нащупывая огромную шишку на затылке.

– А что было потом? – неуверенно задала я следующий вопрос, хотя очень боялась услышать на него ответ.

– А потом, Элина, я забрал тебя и отвел к себе домой. Не мог же я будить твою бабушку в два часа ночи.

Я медленно высунула голову из-под одеяла.

– Я что, правда потеряла сознание? Я никогда раньше …

– Да, я думал скорую вызвать даже. Но ты очнулась и начала что-то несвязно мычать. Что-то типа «я же обещала приехать, вот и приехала», – я услышала улыбку в его голосе.

– Это все?

– Все.

– А как ты узнал что я – Элина. Сестра сказала?

– Нет. Я это понял еще тогда, когда вытаскивал тебя из реки. Этот шрам на запястье, если что, от раны, которую я бинтовал.

– Спасибо… – я выглянула из-под одеяла и опустила глаза.

– Держи. Это одежда Вероники. Отдашь ей потом.

– Спасибо, конечно, но не стоит.

– Еще как стоит, твоя – испачкана. Да и бабушку твою удар хватит, если она тебя увидит в таком наряде. Это вообще платье или майка?

От стыда я готова была провалиться в самое дальнее отделение ада. Когда Вадим вышел, я быстро оделась в джинсы и футболку, и, прибрав за собой постель, вышла из дома. Проникнув, словно вор, сквозь дыру в заборе, я на цыпочках добежала до дома бабули и попыталась тихонько приоткрыть дверь. Дверь отворилась с пронзительным скрипом, но бабушка продолжала спать. Незаметно добравшись до своей комнаты, я переоделась и выскользнула во двор к умывальнику. Было почти шесть утра, когда от Вероники пришло сообщение.

Входящее сообщение от Вероника [05.06. 2008 г. 05:43] «С добрым утром, ранняя пташка. Спасибо тебе. Все получилось лучше, чем я могла предположить».

–Элина, кызым, это ты? – услышала я голос бабушки в сенях.

– Да, неней, – я побежала открывать ей дверь, чтобы помочь спуститься по ступеням.

– Я даже не слышала, как ты пришла вчера, балакай. Поможешь мне сегодня разобрать чердак?

– Конечно, – я отправилась готовить завтрак. Есть я не могла. Голова продолжала гудеть. А к горлу подкатывала тошнота.

Взяв у бабушки заржавевший ключ и надев кроссовки, я подставила к крыше деревянную лестницу, которая не вызывала особого доверия, и забралась по ней. Хватаясь за выступы деревянных балок, я добралась до двери чердака, открыла замок и вошла внутрь. Первое, что попалось на глаза – это птичье гнездо. Представления не имею, что за птица могла его свить в столь запущенном месте. Повсюду висели клочья паутины. Я надела капюшон толстовки так, чтобы чудище, свившее эти сети, не спустилось ко мне на голову и не запуталось в волосах.

Спустив вниз несколько шкатулок, я вооружилась веником и направилась на борьбу с пылью и паутиной, свисающей с потолка, словно рваная марлевая ткань. Закончив уборку, я спустилась вниз и застала бабушку в слезах. В ее руках были письма от дедушки. Других писем она не хранила. Я подошла к ней поближе, села рядом и обняла за плечи. То письмо, что неней держала в руках, было совсем коротким и написано на татарском языке. На русский его можно было перевести так: