Даниэла Стил - Ранчо

– Ты переплатила за ранчо, – заявил он деловито. Дав ей сесть. Он читал мерзкую статейку.

– Ну как, нравится фигурировать в заголовках новостей? – осведомилась она, ловя его взгляд.

Он не торопился ее обнимать и признаваться в любви – требовалось время переварить случившееся.

– Если уж фигурировать, то за дело. Скажем, за убийство репортера. Я бы сделал это особо зверским способом.

– Привыкай! – посоветовала она.

С ней так поступают далеко не в первый раз, хотя она отдавала писакам должное: на сей раз они превзошли себя, выпачкав их обоих грязью с головы до ног. Его они изобразили жалким ничтожеством, ее – дурой и дешевой шлюхой. Что ж, это для них типично. Человеческая жизнь как объект для издевательств и поношений.

– Они только этим и занимаются, Гордон. Так у них заведено: втоптать в грязь все, что бы ты ни совершил, и тебя заодно. Человек превращается в дешевого болвана, все его поступки представляются в ложном свете, все высказывания перевираются. Я же говорю: ничего святого! Ты мог бы это выносить?

– Нет, – ответил он, не задумываясь и не избегая ее взгляда. У нее перестало биться сердце. – И не хочу, чтобы это выносила ты. Если они так тебя донимают, тебе лучше остаться здесь.

– Они и здесь не оставят нас в покое. Кто, по-твоему, продал нас щелкоперам? Да все вместе: торговец недвижимостью, медсестры, санитары, полицейские, церемониймейстер с родео. Всем хочется погреться в лучах славы, вот они и торгуют мной оптом и в розницу.

– Тогда пускай выплачивают мне твердый процент. Ты принадлежишь мне.

Она заметила в его глазах озорной блеск, но ее настроение от этого не улучшилось.

– Пусть так, но ты обязан воспринимать положение во всей его красе: что бы я ни сделала, к чему бы ни прикоснулась, конец всегда один – вот такой. Если я рожу ребенка, они завопят, что я прибегла к услугам подставной роженицы, потому что сама для этого слишком стара, или кого-нибудь соблазнила. Если мы наймем служанку, они разорутся, что ты с ней спишь, пока я пропадаю в Лос-Анджелесе; если я куплю тебе подарок, они напишут, сколько он стоит, еще до того как я его тебе преподнесу, а тебя представят альфонсом – нечего было принимать подарок! Они будут лупить нас ниже пояса чем попало.

Если у нас будут дети, они станут терзать и их. Не важно, где я живу – здесь, там, хоть в Венесуэле, – моя жизнь не изменится. Лучше тебе понять это прямо сейчас, иначе потом ты меня возненавидишь. Даже если сейчас тебе кажется, что ты способен это вынести, заруби себе на носу: стоит тебе воспользоваться услугами стоматолога, химчистки или проститутки – ну, этим-то ты не сможешь злоупотреблять, я тебя мигом придушу...

Он усмехнулся.

– Так вот, любой, с кем тебе придется иметь дело, за очень редким исключением, с радостью тебя продаст и превратит в ничто. Примерно на девяносто третий раз ты меня возненавидишь. Я уже через все это проходила. Знаю, как это бывает. Это разъедает жизнь, как злокачественная опухоль. Из-за этого я потеряла двух мужей, а еще один был такой продажной сволочью, что сам бегал за репортерами и кричал: «А вот Таня Томас, не желаете ли?» – Она имела в виду своего второго мужа, концертного менеджера.

– Скучать не приходится, – процедил он. Она никогда не описывала ему подробностей, но он и сам подозревал, что ее жизнь – не сахар. – Ну, и чего ты теперь ждешь, Танни? Что я от тебя откажусь? Не говори это, не то я в тебе разочаруюсь. Меня не так-то легко запугать. Знаю приблизительно, что собой представляет твоя жизнь! Мне попадаются газетенки, и я понимаю, чем они кормятся и чем кормят публику. Ты правильно заметила: когда напишут про тебя самого, впечатление сильное. Утром, открыв газету, я поймал себя на желании кого-нибудь убить. Но ведь ты не виновата! Ты сама жертва.

– Люди этого не помнят, – грустно возразила она. – А с этих лгунов взятки гладки. Их не побороть. Судиться с ними – и то бесполезно: как бы они ни врали, иск – всего лишь способ повысить их тираж. Вот увидишь, рано или поздно они так тебя замучают, что ты меня возненавидишь.

– Я люблю тебя, – отчетливо произнес он, вставая и устремляя на нее решительный взгляд. – Люблю! Поэтому не хочу, чтобы это с тобой происходило. Конечно, во мне будет кипеть ненависть, когда они будут про меня врать. А врать они будут: я ведь всего-навсего тупой техасский ковбой, и все решат, что я охочусь за твоими денежками, что ты меня подцепила, и так далее. Ну и что? Мы с тобой – живые люди. Вывод один: мне не удастся сидеть безвылазно в Вайоминге, как я собирался. Придется проводить больше времени в Лос-Анджелесе, защищая тебя. Не могу же я позволить, чтобы ты страдала из-за меня, а я сидел у себя на горе и в ус не дул! Какое-то время будем оба мотаться туда-сюда, пока ты не решишь, что устала, и что настало время ухаживать со мной на пару за лошадками.

– Я не откажусь от своей карьеры, – предупредила она его, хмурясь. – Несмотря на все это, я люблю делать то, что делаю. Люблю петь.

– Я тоже люблю то, что ты делаешь. Не собираюсь настаивать, чтобы ты все это бросила. Возможно, у нас не получится жить часть времени здесь. Но давай хотя бы попытаемся! Посмотрим, что из этого выйдет. Я хочу быть с тобой – здесь, там, где угодно. Я люблю тебя, Танни. А на то, что про нас будут болтать, мне наплевать.

– Ты серьезно? Даже после этого? – Она помахала газетой.

– Серьезнее некуда. – Он широко улыбнулся, подошел к ней и поцеловал. – Они тут пишут, что ты затащила меня в постель, посулив ранчо. Когда я пропустил эту часть истории?

– Ты ее проспал. – Она улыбнулась. – Я нашептала ее тебе на ухо.

– Ты – потрясающая женщина. Ума не приложу, как ты терпишь всю эту клевету.

– Сама удивляюсь. – Она положила голову ему на плечо, он обнял ее. – Как я их ненавижу!

– Не трать зря силы. Вот что я тебе скажу: тебе надо быть осторожнее. Хватит распевать гимны на родео, таскаться с ранеными ковбоями по больницам, воображая, что там тебя не узнает ни одна собака, покупать просто так ранчо. Впредь будем умнее, идет? Если хочешь, прячься за моей спиной. Мне все равно, что они наговорят. Что про меня можно насочинять? Что ни напишут – все правда. Я приму огонь на себя.

– Я люблю тебя, Гордон! Я так испугалась, что ты теперь не захочешь на меня смотреть! – С той минуты, как ей попалась на глаза газета, она не находила себе места.

– Вот еще! Я сидел тут и размышлял, как бы мне уговорить Шарлотту отпустить меня на весь следующий уик-энд, чтобы я мог преподнести тебе сюрприз – нагрянуть в Лос-Анджелес. Может быть, такой, с подбитым крылом, я ей не пригожусь?

– Ты правда хотел бы приехать? Чудесно!

– Попытаюсь. На следующей неделе нам с ней предстоит серьезный разговор. Когда закончится летний сезон, я бы хотел перейти здесь на неполный рабочий день.