Элен Блио - Мы не твои

– Уходи, Надя, ты мне не нужна!

– Но почему, Ильяс, ты же…

– Потому! Ты что, не понимаешь?

– Нет, – мой голос дрожит, срывается, потому что я действительно ничего не понимаю.

– Ты маленькая, некрасивая, бедная девочка, без образования и перспектив. А я… Я скоро встану на ноги, сделаю операцию, снова смогу видеть, и все у меня по-прежнему будет зашибись!

Дрожу, понимаю, что надо что-то сказать, но не могу открыть рот. Со мной иногда так бывает. Просто замыкаюсь, стою как столб, словно… словно до меня дотронулись ледяным посохом, и я замерзла насмерть.

Если бы насмерть!

– Надя, ты здесь?

Молчу. Нет меня, Ильяс! Просто нет. Ты меня уничтожил. Я держу в руках пластиковую коробочку с тестом, на котором две полоски. Но ты об этом уже не узнаешь и… Бог тебе судья.

– Надя! Отвечай! Чёрт… Ты где?

Он поворачивает коляску, вижу, как сильно сжаты челюсти. Щетина, которую он не брил уже три дня. Раньше его приходилось брить мне. Сам он не мог, не мог выбрить подбородок так чисто, как ему хотелось. Он нервничал, ругал меня, бесился, если вдруг я неловко задевала его шрамы.

– Надя! – он орет во весь голос, а мне даже смешно!

Наивный, глупый воробушек! Понадеялась на счастье? Захотела быть любимой? Думала, если он инвалид, слепой, значит ты сможешь его окрутить?

Некрасивая, жалкая, глупышка.

– Надя… – а теперь он говорит совсем тихо, – Воробушек, если ты еще тут, ответь мне, пожалуйста!

И снова дикий крик:

– Ответь! Надя!!!

А я молчу, уже не потому, что не могу ничего сказать, мне просто сказать нечего, слезы струятся по щекам, и я позволяю им течь…

– Надя, я слышу, как ты плачешь! Я чувствую! Воробушек, ответь…

– Я все поняла Ильяс. Не надо кричать. Я ухожу. Просто… мне нужен расчет. Твой брат обещал заплатить неустойку, если…

– Тамерлан все заплатит, не переживай.

– Я… не переживаю… – разве мертвые могут переживать?

Я ведь умерла. Он убил меня.

– Да, если ты вдруг, ну… будут последствия нашей ночи… наших… ночей, ты… скажи Тамерлану он… он даст тебе денег.

– Денег? – я не могу понять, что он имеет в виду, но сердце заранее останавливается, потому что я догадываюсь, это что-то нехорошее, очень, очень нехорошее…

– Да, денег, чтобы ты… чтобы ты избавилась…

Он замолкает, не договаривая, но я уже знаю, что он хотел сказать.

Эти маленькие алые полоски в белом контейнере. Он говорит о них. Он хочет избавиться от них…

Но это не ему решать! А мне!

Я гордо вскидываю подбородок, забывая на мгновение о том, что он меня не видит.

– Все нормально, Ильяс. Все в порядке, можешь не беспокоится.

Теперь его очередь молчать. Ну и пусть.

Я понимаю, что он уже все мне сказал.

– Прощай, Илик. Будь счастлив.

– Прощай…

Он выворачивает колеса так, чтобы оказаться ко мне спиной. А я…

Я не могу по-другому! Очень хочу, но… просто не могу!

Подбегаю к нему сзади, обнимаю за шею, прижимаю к себе, разворачиваю, целую, как сумасшедшая целую его изуродованное лицо, которое кажется мне самым красивым.

– Я люблю тебя. Илик, слышишь! Люблю! Мне ничего не надо было, просто любить тебя и все! Люблю!

Целую в последний раз, чувствую, что его руки уже гуляют по моему телу. Может быть сейчас он скажет мне – останься? Заберет все слова обратно? Снова будет моим? Хоть на час! Хоть на день!

Но что потом? Он ведь правду сказал. Я некрасивая, маленькая, глупая девочка, а он…

Поэтому я отталкиваю его руки и бегу, бегу прочь из его комнаты, прочь из этого негостеприимного дома.

Уже на улице останавливаюсь, дышу тяжело, в боку колет. И только там понимаю, что где-то в комнате выронила тот крошечный пластиковый контейнер с тестом…

Мои две полоски…

Пять минут подышать свежим воздухом, и надо снова вернуться в дом. Собрать вещи.

Выбегаю из комнаты, наспех побросав одежду в сумку. Да у меня тут почти и нет ничего. Так, рабочая форма, пара платьев, джинсы. Хотя я прожила в доме Умаровых почти год.

Самый ужасный год в моей жизни. Или нет, не самый. Самый ужасный был, когда мама погибла. А это – так.

Работа. Рутина. Тяжелый пациент. Тяжелый не в смысле его состояния, хотя в начале оно действительно было совсем не легким.

Последствия взрыва. Слепота, перелом позвоночника, ожоги. Долгий путь восстановления.

И тяжелый характер.

Мой пациент Ильяс – злой, нетерпимый, грубый, резкий.

Сначала я думала о том, что справлюсь, пересилю себя. Заставлю его измениться, стать другим.

Ильяс не изменился. Изменилась я.

Влюбилась в него. В этого колючего, неприятного, жестокого парня.

Пожалела? Нет. Дело не в жалости.

Просто…он красивый. Несмотря на то, что в инвалидном кресле, несмотря на слепоту и шрамы на лице.

Очень красивый.

И умный. И талантливый. Я видела его фотографии, рисунки, макеты зданий, которые он придумывал…

Он лучший…

А я – глупая, романтичная девчонка, которая возомнила себя Бог весть кем.

Взяла на себя роль вершителя судеб. Думала, что нежностью, лаской, заботой, любовью можно все исправить.

Все – да не все. Не исправишь самого главного.

Он так и останется красивым богатым парнем. А я… я некрасивая, бедная девочка.

Глупый воробушек.

– Надежда, вы что уезжаете?

– Тамерлан Александрович… – от неожиданности чуть сердце не выпрыгивает. – Я как раз собиралась зайти к вам.

– Что случилось? Ильяс опять вас обидел?

– Нет! – отвечаю слишком быстро и резко, – нет, что вы… он меня вообще никогда не обижал…

Опускаю голову, потому что не могу врать. Обижал, еще как. И его брат Тамерлан прекрасно об этом знает.

– Так что случилось, Надя?

– Мне нужно уехать. Срочно. Дома… ждут.

И снова вранье. Никто меня не ждет. Да и дома-то у меня никакого нет.

– Но вы вернетесь, Надя? Вы нам очень нужны.

А вот он искренен. Не раз мне говорил, что я для них – подарок судьбы, что только мне удается справиться с характером Илика.

Но не в этот раз.

– Извините, Тамерлан Александрович, но я…

Как я ему скажу, что ухожу навсегда? Что Ильяс вычеркнул меня из своей жизни, да еще и предложил деньги, если вдруг окажется, что я беременна?

А я именно беременна. И деньги на то, чтобы как он сказал решить эту проблему я, конечно не возьму.

И решать не буду. Потому что для меня это не проблема! Это радость и счастье.

– Я вернусь. Да. Вернусь через две недели. Я просто… в отпуск. Хорошо?

По тому как Тамерлан сжимает челюсти я понимаю, что он догадывается – возвращаться я не собираюсь.

– Надя, вы меня извините, у меня сейчас нет времени, чтобы поговорить с вами спокойно, все обсудить. Но у вас же есть мой телефон, да? И у меня есть ваш. Мы созвонимся, встретимся и поговорим.