Ирина Свисткова - Без Определённого Места в Жизни

После обеда все идут на стройку. Вдохновляющие беседы породили силы и стимулы для работы руками.

– Доусон, сколько берёт за поиск человека по базе твой знакомый из полиции? – интересуется Джонни в автобусе по дороге к объекту.

– Я спрошу. Последняя цена была полторы тысячи, но это было два года назад.

– У тебя что-то всё по полторы тысячи! – ворчит Фил излишне звучно. – Это не тот, который липовые документы делает.

Доусон одаривает его выразительным взглядом и вертится по сторонам, не слышит ли его реплики кто-то ещё. Нет, автобус практически пуст, а те единичные персонажи, что делят с ними транспорт, находятся далеко и не обращают на опрометчивую речь никакого внимания.

– Я тебя не знаю, если будешь орать о таких вещах, – шипит он на Мертвеца, а следом провозглашает театрально под хохот собравшихся: – Не представляю даже, о чём ты говоришь!

На объекте Джонни сразу забирают в команду Хелла и Тони. В прошлый раз они остались довольны новобранцем и вышли сегодня ради такого дела с обеда, а не с утра.

Он возвращается к друзьям только к вечеру. Им тоже разрешают принять душ в строительной ванной, и команда обсушивается в раздевалке, общаясь и радуясь деньгам в кармане.

– Значит, пяти тысяч на всё будет достаточно, – подводит итог обеденных рассуждений Фил.

– Нам с Билли можно пять на двоих, правда, Малыш? – уточняет Растаман у друга и хлопает его по плечу.

– Сколько тебе лет? – спрашивает его Джонни, желая понять возрастную разницу между ними.

– Ты опять играешь в эти игры? Ты ещё не ответил, как тебя зовут, – пресекает любопытство Растаман.

Джонни смущается, вспомнив инцидент. Сейчас он не понимает, как образовалась та ситуация: зачем он вообще полез в бутылку, но потом, просунув башку, почему не забрался весь? Так теперь и ходит с бутылкой на голове, словно космонавт в неудачно спроектированном шлеме.

Что такое имя для него? Никто ведь не знает, можно было выдумать любое, сродни Джонни Уокеру. Но это не было бы правдой. А правда была в том, что он не ощущает себя тем, кто есть. Джонни гораздо ближе. И сил возвращаться назад или двигаться вперёд, смирившись с прошлым, он пока в себе не наблюдает.

– Мне тридцать четыре. Какое это имеет значение? – подаёт голос Растаман.

– А мне тридцать девять, – отвечает Джонни. – Я не сказал своего имени, потому что я его не знаю, Бенджамин. Не сердись. Мне сейчас Джонни гораздо роднее, чем Ричард, и в этом есть огромная проблема.

– Почему мы сегодня – именно сегодня! – обсуждаем такие важные для нас вопросы? – тревожно вопрошает Билли. – Так обычно судьба складывается, когда в компании назревает потеря. Столько лет общались, а сегодня…

– Не дрейфь, парень, это ничего не значит. Правда, ведь? – ищет Фил поддержки у команды.

Но ответа нет. Каждый из них ощущает, что сегодняшние мечты, имена и планы сблизили их, дали какую-то единую нить дальнейшего движения. Ты теперь не мог просто пройти мимо, ты знал, что с этими людьми тебя объединяет некий свет. Сегодня они подсветили друг другу мечты, открыли сердца. Они поделились такой энергией, когда один плюс один равно одиннадцать, синергизм в чистом его проявлении. Дальнейшая жизнь не могла оставаться прежней, сегодня они все встали на стартовую подставку в смешной позе бегуна, ожидая свистка арбитра.

Пятеро взрослых мужчин без места жительства, с пятью разными планами на существование сидят в полотенцах в строительной раздевалке и чувствуют такую близость, будто, при наличии семей с женами и детьми, только что все вместе отымели одну шлюху на пятерых. Связавшее событие сделало их подельниками, но закрыло рты, запретив обсуждать это с кем-либо ещё.

Со стройки друзья едут на трёх разных автобусах.

Джонни остаётся один. Он лениво смотрит в окно, наблюдает за прохожими, за отражением автобуса в зеркальных витринах зданий. На остановках люди. Они общаются, смеются и курят сигареты. До его дома оставалось три остановки, когда на тротуаре среди прочих прохожих он видит знакомый силуэт: шифоновая цветочная юбка ниже колена, голубая джинсовая куртка, казавшаяся совсем не слишком лёгкой для осени в Нью-Йорке, и тёмно-зелёные сапожки с цепочкой на пятке. Её слегка волнистые волосы рассыпаются по плечам так же, как тогда в прачечной. Селина улыбается миру, шагая вдоль дороги.

Джонни вскакивает с сидения и ломится к дверям водителя. Расталкивая людей, он кричит, чтобы остановили автобус немедленно, это срочно, вопрос жизни и смерти! Суетливый мужчина буквально выпадает из переполненного транспорта, и автобус рывком уезжает дальше по маршруту, потому что высаживать пассажиров вне остановки запрещено правилами, но с косматым мужиком с дикими глазищами связываться никто не хочет.

Заметавшись, он бросается в одну сторону, в другую, но Селины нигде нет. Джонни бежит до ближайшего поворота – тоже пусто. Неужели, показалось? Он трёт лицо руками, прогоняя наваждение. Не могло показаться! Он же не больной, он видел её, даже в лицо посмотрел. Возможно, он снова задремал, и ему всё приснилось.

Чертыхаясь, Джонни идёт к дому пешком.

Странно, что его не преследуют образы прошлого, но ему не даёт покоя девушка, которая была в его жизни всего двое суток, будто у него с ней какая-то связь… Связь! Корнелия говорила что-то про это, нужно срочно к ней, пока Джонни не тронулся крышей окончательно.

Он идёт бодрым шагом к её логову, почти наверняка зная, что мудрая Корнелия сейчас всё разложит по полочкам, расскажет тайные знаки этих видений, и, возможно, в её сумочке даже окажется флакон с примочками от данного недуга.

Каково же его удивление, когда Джонни обнаруживает, что Корнелии нет в переулке уже довольно долго. Её жилище перекошено, а красное покрывало, которым женщина в своё время очень дорожила, торчит из лежбища наполовину, словно язык из пасти, и собирает на себя случайные следы от ботинок. Коробка, которую Джонни приволок ей пару дней назад, валяется на боку за местом обитания жильца.

Корнелия пропала. Один бог знает, куда её унесло, но это пространство больше не её дом. Джонни заглядывает внутрь, ему всегда было интересно, как живёт эта невыносимая особа. Её дом в рост сгорбленной суховатой женщины, но Джонни приходится нагибаться, чтобы войти, отодвинув шторку.

Теперь незваный гость стоит аккурат на её спальном месте. На уровне глаз ютятся многочисленные картонные полочки, на которых просматриваются чистые от грязи и пыли кругляшки, предположительно, от бутылочек. Стены исписаны очень мелко какими-то названиями на латыни, на некоторых едва виднеются светлые квадраты или прямоугольники, оставшиеся от снятых картинок, державшихся на булавках или кнопках по четырём углам. Корнелия трепетно упаковала все свои навески, собираясь прочь, но не взяла покрывала. Джонни нагибается и сворачивает полотно, решая забрать его с собой. Зачем, он пока не знает, но помнит, как подсознательно уволок у Сенсея сапожок Селины, поэтому не сопротивляется инстинктам, а просто забирает красную тряпку. Под тряпкой обрывки упаковок и картонок от аптечных трав – ромашки, пустырника, душицы и девясила, ещё какие-то картонки настолько грязные, что их исходное наполнение и расцветка не читаются.