Архелая Романова - Улыбайся, если больно

Розовощекий, с пухлыми губами и голубыми глазами, Бигин производил приятное впечатление на каждого, кто не знал его поближе. Меня же от его вида бросало в дрожь.

– Ой, какая у нас тут прелесть, – заметив меня, заворковал он тошнотворно-сладким голосом, и плотно закрыл дверь. – Ну, иди к папочке. Папочка соскучился…

Медленно приблизившись ко мне, Бигин ухватил мой подбородок толстыми пальцами, вынуждая задрать голову выше и посмотреть на него.

– А ты просто прелесть, – прокомментировал он увиденное. – Как тебя зовут, моя сладенькая?

– Яна, – с трудом разлепив пересохшие губы, отозвалась я.

– Яночка, – протянул этот псих, расплываясь в улыбке.

И толкнул меня в грудь. Я упала на постель, чувствуя спиной прохладное скользкое белье, а в следующее мгновение услышала:

– Перевернись.

Я выполнила приказ. Ощутила, как ткань платья натянулась на бедрах, затем воздух коснулся обнаженных ягодиц. Бигин стаскивал с меня платье, попросту разрезав его от самого низа до горла, оставляя меня лежать в одних трусах. Бюстгальтера Лейла мне не выдала, как и колготок.

– Ты была плохой девочкой, Яна. Очень плохой, – уверенно заявил Бигин.

В следующую секунду я ощутила что-то жесткое и ледяное возле поясницы. А поняв, что это, не смогла сдержать всхлип.

– Правильно, плачь, – водя по моей спине острым ножом, приказал он. – Покажи мне, как сильно ты раскаиваешься.

«Он не будет меня насиловать», – вспомнила я слова Лейлы о том, что у Бигина серьезные проблемы с потенцией. Вместо этого он будет резать меня ножом.

Возле правой лопатки возникло странное жжение, потом что-то горячее полилось вбок, скользя по груди и впитываясь в разорванное платье, лежащее подо мной.

Страх окончательно сковал мое тело. Я тихо плакала, понимая, что ничего не могу сделать: ни убежать, ни дать отпор, в то время как этот психопат оставляет на моем теле длинные кровавые полосы.

Бигина, похоже, мой тихий плач приводил в экстаз: линий становилось больше, нажим на нож увеличился. Болела уже вся спина, кожу щипало, а подсыхающая кровь ощущалась неприятной коркой.

– Да-а, вот так, моя хорошая… Кричи, – злобно прошипел Бигин, с особым остервенением вонзая кончик куда-то в области поясницы.

Я невольно прогнулась, заорав, дернулась, пытаясь отползти. По-настоящему сильная и резкая боль отрезвила, включив наконец инстинкт самозащиты. В тот момент мне было плевать на все, к чему я стремилась – хотелось просто спрятаться от боли, уйти в безопасное место.

Бигин ухватил меня за бок, место, где уже находилось несколько порезов. Я взвизгнула, пытаясь подняться – связанные впереди руки были прижаты моим же собственным весом к кровати, а тучное тело Бигина, сидящего на моих ногах, не давало встать.

– Не смей дергаться, дрянь! – заорал он словно в припадке. – Грязная шлюха! Я очищу тебя, чего бы мне это не стоило!

«Боже, да он помешанный», – мелькнуло в голове. Порезы стали наноситься хаотичнее и сильнее, но, как только я покорно затихла, сила нажима ослабла.

Я нервно выдохнула, зажав зубами кончик простыни, что не орать от боли. Бигина моя покорность устраивала больше – теперь он водил ножом по коже почти любовно, не причиняя сильных увечий. Так, легкие царапины, но те, что бы нанесены ранее, ощутимо болели.

– Чувствуешь, как через муки твоя душа светлеет? – шептал он, громко дыша.

Если бы я могла обернуться, то почти наверняка увидела бы горящие от фанатизма глаза больного человека.

– Чувствуешь, как вся грязь выходит из тебя? Как боль помогает вспомнить, кто ты на самом деле? – вопрошал он.

Я кривила лицо в попытке не заплакать – потому что крики и слезы пробуждали в нем агрессию, и тихо ответила:

– Да.

– О, моя сладкая, – мой ответ привел Бигина в экстаз, – так ты чувствуешь это? Возможно, ты не так потеряна, как те шлюхи. Возможно, я могу тебя спасти…

Он задумчиво провел рукой по моей спине, размазывая кровь. Я вздрогнула от этого прикосновения, ощутив что-то теплое, а не холодную сталь.

– Я помогу тебе, – пообещал он. – Если ты действительно хочешь очиститься, то должна вытерпеть эти муки с достоинством. Принять их как поощрение, а не наказание. Ты сможешь?

– Да, – снова прошептала я.

Если все, что мне требуется – это молча терпеть, то я вынесу это. Если только это нужно, чтобы остаться в живых…

Я прикусила зубами обслюнявленный кусок простыни. Мои пальцы впились в алый шелк, беспощадно комкая его. Я больше не издала ни единого звука, а через час потеряла сознание.

Очнулась я уже в комнате, которую делила с остальными девушками. В горле пересохло, невообразимо хотелось пить. Вся спина ощущалась как один больной синяк, а на ребра что-то давило, мешая свободно вдохнуть.

Слабо пошевелившись, я застонала от боли. Спину будто пронзило огнем – я прикусила губу, чуть снова не заплакав.

– О, очнулась, – кто-то рядом со мной положил руку на мою голову и ласково погладил. – Не шевелись, лежи. Отдыхай. Ты в порядке, все хорошо.

– Что хорошо? – слабо спросила я.

– Ты жива, а это главное, – рассмеялась Лейла. – Сейчас обед. Ты проспала остаток ночи и утро. Вера Степановна дала тебе снотворное и обезболивающее, обработала все раны. Шрамов останется по минимуму, может, вообще не будет. Бигин тебя не сильно порезал.

– Я жива? – бестолково спросила я.

– Нет, блин, в раю уже, – фыркнула Лейла. – Немного потрепана, но жива, жива. Что ты такого сделала, что Бигин стал таким ласковым?

При воспоминании о том кошмаре меня затошнило, грудь сдавило. Я попыталась вдохнуть больше воздуха, и не смогла, закашлявшись. А потом испугалась.

– Лейла, хватит, – раздался рядом недовольный голос Марины. – Яна, дыши медленно и осторожно. На тебе повязка, но к вечеру ее снимут. Спина сильно болит?

Я вяло угукнула.

– Воды хочешь? Сейчас дам таблетку, Вера Степановна оставила.

Послышались легкие шаги, затем чьи-то пальцы ловко втолкнули мне в рот таблетку. Я покорно проглотила, затем с помощью Марины выпила стакан воды.

– Поспи еще немного, – приказала Лейла, продолжая гладить меня по голове. – До вечера мы с тобой побудем.

«А потом что?», – задалась я вопросом. Кто-то очень милым и тихим голосом шепнул:

– Поправляйся.

Догадавшись, что это одна из сестер, я слабо вздохнула, снова утыкаясь в подушку. До вечера я пребывала в состоянии полудремы – то проваливалась в сон, то снова просыпалась от боли. Спать в одной позе оказалось неудобным, голова начинала раскалываться – в затылке словно поселился кто-то невидимый, и медленно стучал изнутри молотком.

Когда лежать больше не представлялось возможным, я аккуратно сползла с кровати, стараясь не морщиться. И недоуменно замерла. В комнате никого, кроме меня не было.