Анна Приходько - Зоя. Том второй

Ещё несколько дней Янек был дома. Потом вышел на работу. А вечером спешил к Зое.

В середине осени и Зоя вернулась на работу.

Столкнулась как-то с Лораном в коридоре. Заметила, как тот изменился. У него появился странный блеск в глазах. Все обсуждали, что у Лорана родился ребёнок, и он теперь не ночует на работе и к вечеру спешит домой.

Зоя мысленно радовалась за него и Таисию. Никакие сплетни уже не трогали Зою.

Она жила в своём мире, где место было ещё для Янека и маленького любимого человечка, который жил внутри неё.

Зоя поняла, что беременна в конце октября.

– Я же тебе говорил, что он к нам вернётся, – обрадовался Янек, когда жена поведала ему.

По совету тестя Янек пригласил Джана, но тот сказал, что срок слишком маленький и нужно просто ждать.

Когда Джан ушёл, Зоя обратилась к мужу:

– Я как-то не доверяю ему теперь. Он любит мачеху, отец сходит с ума.

– Знаешь, Зоя, – ответил Янек, – я на месте твоего отца ползал бы у Джана в ногах и благодарил за спасение семьи. Всегда же можно представить, что было бы, если бы не Джан. Он и Евдокию Степановну на ноги поставил, и Григория Филипповича, и детей спас, выходил. И при этом ни разу не дал повода сомневаться в себе. Его любовь – это счастье твоего отца. Так что зря ты ему не доверяешь. И Григорий Филиппович понимает это и терпит. Джан – хороший человек.

– А если он влюбится и в меня? – сказала Зоя испуганно.

Янек рассмеялся.

– Если от его любви будет зависеть наше счастье, то пусть любит. Ты же всё равно моя навсегда. Мне кажется, что Джан – ангел-хранитель, который спустился на землю.

– Я не хочу, чтобы он любил меня, – произнесла Зоя. – Это ты сейчас так говоришь, а если случится, будешь, как мой отец сходить с ума.

– Не буду, – шепнул Янек, – потому что этого не случится.

Детям Григория Филипповича было уже чуть больше трёх месяцев, когда Евдокия начала вставать. Ей казалось, что она снова учится ходить. Джан всё время был рядом, продолжал помогать с детьми. Когда Евдокия была уже достаточно сильна, он сказал:

– А теперь мне пора. Меня ждут другие пациенты.

Евдокия была шокирована словами Джана.

Китаец пристально смотрел на Евдокию, потом опустил глаза и сказал:

– Я ухожу, но если я стану нужен, позови меня. Даже если я буду на краю света, я приду на помощь. А теперь мне пора.

Джан взял Евдокию за руку, поцеловал её холодные тонкие пальцы. Потом подошёл к кроватке, где лежали дети. Каждого поцеловал в лоб.

– Джан, – тихо произнесла Евдокия. – Я благодарна тебе за всё. Но может быть ты…

Джан перебил её:

– Не надо, Дуня, прощай.

Когда хлопнула входная дверь, Евдокия подошла к детям. Посмотрела на спящих сыновей. Ещё час назад Джан сначала переодел их, положил рядом с Евдокией, потом забрал от материнской груди, переложил в кроватку. И теперь ушёл. Евдокии показалось, что в сердце образовалась какая-то пустота.

Джан был её спасителем, помощником, собеседником. И ей стало страшно оттого, что она не справится теперь без него. Она погладила пальцы, которые несколько минут назад поцеловал Джан. Поднесла их к своим губам.

За все эти месяцы, что он был рядом, Евдокия успела полюбить его. Не такой любовью, какой она любила Григория. Какое-то другое чувство она испытывала к Джану. И это чувство было сильнее благодарности, сильнее привычки. Оно было таким, что Евдокия не могла даже понять, что с ней произошло.

Ей казалось, что дети любят Джана больше, чем родного отца. Они быстрее успокаивались у китайца на руках, улыбались только ему. Ни Евдокия, ни Григорий не вызывали особой радости у детей, а как только Джан говорил с ними, как только брал на руки, их ротики расплывались в улыбках.

Григорий сильно нервничал. Говорил Евдокии, что пора завязывать с этой заботой, и она сама уже может ухаживать за детьми. Но не решался сказать об этом Джану, а Евдокия и подавно не собиралась этого делать.

Когда муж вернулся домой, Евдокия была сама не своя.

Григорий всё понял. Обнял жену. Она поначалу прижалась к нему, а потом как-то небрежно оттолкнула от себя и произнесла:

– Что-то мне не по себе, Гриша.

Слёзы катились из её глаз. Григорий опять приблизился к Евдокии.

– Ну всё, всё, главное, что мы вместе. Мало ли кто в тебя ещё влюбится. Что мне теперь, со всеми тебя делить что ли? – произнёс он.

– Как-то поздно ты, Гриша, внимание на меня стал обращать. Я столько любви, как в глазах Джана, в своей жизни никогда не видела, – сказала Евдокия с грустью в голосе.

Григорий нахмурился.

– Любви она не видела! А я тебя не устраиваю уже? Любви мало в моих глазах? Так загляни глубже.

Григорий приблизился к жене, пальцами приподнял веки.

– Смотри, видишь любовь? – крикнул он громко.

– Не кричи, – спокойно ответила Евдокия, – детей разбудишь. Чего ты закипятился так? Я ведь всю жизнь думала, что я какая-то не такая, некрасивая, неприятная. От тебя слова хорошего не слышала, от детей тоже. Один Макар чего стоил, столько крови у меня выпил. Он и сейчас пьёт. Душа у меня болит за него.

Всем вам нашлось место в моей душе: и тебе, и Макару, и Зое. Только ни у одного из вас в душах нет меня. Я просто была удобной для тебя. Да, я знала, на что шла. И гордилась, что именно я стала твоей женой. Ведь все остальные бабы только тебя хотели, а дети им не нужны были.

А я детей полюбила всей душой, как и тебя, Гриша. Их отношение ко мне зависело от тебя. Как ты относился, так и они. И если бы не Джан, никогда я не почувствовала бы себя любимой. И ты изменился с его появлением. Ревность принял за любовь? Или разглядел во мне человека?

Григорий слушал молча.

Потом встал на колени перед женой, запричитал:

– Дунечка, прости меня, я же люблю тебя. Ты же у меня самая лучшая. Ты сделала меня самым счастливым. У нас же дети, Дунечка!

– Встань, Гриша, – сказала Евдокия. – Никуда я от тебя не ухожу. Иди ужинать. Мне пора кормить. Слышишь, зовут?

Сыновья проснулись, раскричались, Евдокия ушла в комнату. Она взяла их по очереди, расположилась поудобнее на кровати и начала кормить.

Потом положила их рядом с собой. Закрыла глаза.

Представила себе, как сейчас Джан подошёл бы и разговаривал с детьми, рассказывал о своей Родине.

– Как повезло Григорию, что ты есть у него, – произнёс как-то Джан. – Я ещё не встречал в жизни такой влюблённой женщины, как ты, Дуня. Если бы ты видела, как на него смотришь! И я отдал бы всё для того, чтобы женщина так смотрела на меня. Я бы носил её на руках.

Джан взял руку Евдокии в свою и продолжил:

– И ещё больше я был бы счастлив, если бы этой женщиной оказалась ты.

Евдокия замерла. Ей стало стыдно. Залилась краской. Стало не по себе оттого, что Джан видел её обнажённой, принимал у неё роды и при этом был влюблён. Вспомнила все его прикосновения, массаж груди, когда у неё образовался застой молока. От всех этих воспоминаний волосы зашевелились на голове.