Анна Приходько - Зоя. Том второй

– Ты не подумай, Дуня, что я сошёл с ума. Просто мне тяжело так жить. И уйти я не могу. Не хочу бросать тебя, пока ты ещё слаба. Просто знай об этом. И когда мне придётся уйти, не злись на меня. Твои дети стали мне родными. Это моя любовь к тебе спасла их. Я с вами, потому что вы нужны мне. Моё сердце остановится тотчас, как я покину вас. И я уже готов к тому, что стану бессердечным.

Евдокия не знала, что ответить Джану. Он продолжал держать её руку. А потом приложил её ладонь к своему сердцу и сказал:

– Чувствуешь, как оно бьётся? Оно всё принадлежит тебе и бьётся только для тебя.

Евдокия резко убрала руку.

– Джан, мне жаль…

– Не жалей меня, Дуня. Я ничего от тебя не требую. Ты просто относись ко мне как к врачу.

Но после откровения Джана Евдокия Степановна уже не могла относиться к нему, как к доктору.

Когда он нечаянно касался Евдокии, то по её телу пробегала дрожь. Хотела рассказать обо всём Григорию, но не смогла. Ей стало страшно потерять Джана именно сейчас. Хотя это был даже не страх, а жалость к китайцу.

И она молчала. Продолжала любить Григория, но что-то изменилось в ней самой. Она ловила на себе влюблённый взгляд Джана. Стыдилась его прикосновений. Начала остро чувствовать холодность мужа. Он редко был нежен с ней. У него иногда случались какие-то периоды нежности, а потом всё возвращалось на свои места. Как-то Евдокия спросила у него:

– Скажи, Гриша, что мне сделать, чтобы я чувствовала себя любимой? Мне опять нужно разучиться ходить?

Григорий только пожал плечами и на следующие несколько дней стал внимательным, ласковым. А потом всё вернулось на свои места. И Евдокии стало казаться, что любовь Григория какая-то временная, словно по требованию только просыпается. С каждым днём ей становилось не по себе от этой мысли. Она стала смотреть на мужа какими-то другими глазами. И уже явственно ощущала полное безразличие к себе.

Когда Джан ушёл, ей показалось, что это сама любовь устала жить без взаимности и вместе с захлопнутой Джаном дверью покинула её сердце.

Евдокия открыла глаза. Посмотрела на сопящих рядом детей. Тепло разлилось по её телу. Потрогала лобики малышей, провела нежно по щёчкам. Глубоко вздохнула.

Григорий вошёл в комнату, присел рядом.

– Прости, Дунечка, я люблю тебя очень. Ну не наверстать мне упущенное. Не вернуть те годы, когда ты хотела моей любви. Ну дождалась же, Дуня. Всё у нас будет хорошо, – произнёс он.

– Какой ценой, Гриша, мне всё это далось…

Григорий прильнул к жене, она прижалась к нему, но не почувствовала былого трепета.

На следующий день у Григория прихватило сердце. Он не смог встать с кровати. Евдокия места себе не находила. Только к обеду ему полегчало, дыхание стало ровнее. Поднялся с кровати, прошёлся по квартире и опять лёг. Евдокия разрывалась между детьми и мужем.

– Не вздумай Джана возвращать, – пригрозил Григорий. – Или ты забыла, как он напророчил, что если мы любовь потеряем, то оба опять сляжем. Мысли у тебя, Дунечка скверные. Вижу я всё, не дураком же родился.

Евдокия вспомнила слова Джана. Сердце её забилось тревожно. Вечером, когда уложила детей, и уснул Григорий, пошла в комнату, где жил Джан. Ещё ничего не убирала там после его ухода. Присела на кровать, погладила подушку, на которой он спал, а потом прижала её к себе и зарыдала. Плакала долго, слёзы лились из глаз не переставая.

А утром не смогла накормить детей, пропало молоко.

Евдокия совсем растерялась. Сыновья плакали от голода. Григорий поил их водой. Но этого хватило ненадолго. Совсем отчаявшись, она обратилась к недавно родившей соседке. Та отказалась, и как слёзно ни просила Евдокия, не смогла уговорить её.

Уже когда вернулась к себе, услышала стук в дверь. Пришла всё-таки соседка, чтобы покормить детей. Те сначала не брали чужую грудь, кричали, а потом присосались. Евдокия даже не знала, как благодарить. И побоялась спросить, сможет ли она накормить их, когда ещё проголодаются.

А соседка сама сказала, что если нужна будет, то пусть зовут. И они позвали. Ещё в обед и вечером приходила она. А ночью Евдокия почувствовала прилив молока и уже утром кормила детей сама. Сыновья, видимо, ощущали что-то неладное и стали очень беспокойными. Успокаивались только на руках у матери. И стоило Евдокии положить заснувших детей в кроватку, как те мгновенно просыпались и требовательно просились на руки.

Григорий пытался помочь жене. Качал детей, носил их на руках, пел им песни. Но у отца они кричали ещё громче. Измученная Евдокия положила их рядом с собой и только так смогла уснуть ненадолго.

А Григорию места на кровати не нашлось. Он нехотя пошёл в комнату, где жил Джан. Яростно скинул на пол простынь, одеяло. Как-то резко благодарность к китайцу сменилась на ненависть. Григорий стал ругать тот день, когда впервые подошёл к нему и попросил помочь Дунечке. Теперь вся жизнь из-за этого китайца пошла наперекосяк.

– И без него бы справились, – причитал Григорий. – Сколько баб рожают, а тут без его помощи никак не обошлись бы. Точно он колдун какой-то. Как пришёл в дом, так сразу и Дунечка забеременела.

Что-то острое пронзило сердце.

– А может, а может, – шептал он, – не мои это дети? Может, он поэтому так обхаживает жену мою? Вот же ж чёрт китайский, я тебе покажу, как жён чужих брюхатить. Они же даже не любят меня, эти дети. А ему улыбаются. Эх, Дунечка, Дунечка, спелись вы хорошо, пока я работал.

Он выскочил из комнаты, разбудил Евдокию. Потянул её за руку. Жена испуганно посмотрела на мужа. Проснулись дети.

Но Григорий не отпускал руку жены, силой стащил её с кровати.

– Ну что скажешь мне, Дунечка? Любовь китайская слаще моей? А я дурак, поверил чёрту этому. Когда же вы всё успевали-то? Хотя это дело нехитрое.

– Отпусти, – взмолилась Евдокия.

Но Григорий был вне себя от ярости.

– Чего орут они? – спросил он, показывая на детей. – К отцу, небось, хотят. Так отнеси их ему, они только у него спокойно себя ведут.

– Отпусти, Гриша, мне больно, – со слезами на глазах просила Евдокия.

– А мне, думаешь, не больно? – крикнул Григорий. – Я думал, что наконец-то Бог мне детей послал, а они-то не мои.

– Гриша-а-а, как же ты мог такое подумать обо мне? Ты же один у меня и на всю жизнь.

Евдокия пыталась вырвать руку. Но Григорий вцепился крепко. Дети продолжали кричать.

И вдруг Григорий ослабил хватку, Евдокия освободилась и сразу же бросилась к детям. Успокаивала их плачущих, и сама рыдала. Григорий выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Весь день Евдокия ждала Григория, а вечером к ней пришли Зоя и Янек.

Евдокия Степановна всё рассказала. Янек, оставив Зою с мачехой, решил пройтись по харчевням. Но там никто не видел Григория. Решили ждать его дома. Остались ночевать с Евдокией. Зоя помогла ей по хозяйству. Никакие слова не успокаивали мачеху, она всё время плакала. Утром, когда Зоя и Янек ушли на работу, Евдокия уложила детей спать, а сама встала на колени перед иконами и начала молиться.