Лана Муар - Фиалковое сердце Питбуля

Всхлип. Короткий, будто испугавшийся сам себя, звук, и дальше новый. Застывший в горле, увидев мое движение к центральным подстаканникам. Я поворачиваюсь, протягивая открытую бутылку:

– Попей.

С опаской берет в руку, смотрит на этикетку и, прислонив к губам, давится, глотая воду, сквозь рвущуюся наружу истерику. С подбородка течет на куртку, с нее растекается по моей и сиденью, а по щекам ручьи беззвучных слез из перепуганных фиалковых глаз. Перхает, все таки подавившись, тянет и прижимает к груди сумку, переворачивая бутылку горлышком вниз, и дёргается, когда недопитая вода льется на неприкрытые коленки.

– Они. Успели? – спрашиваю вкрадчиво, медленно и шепотом, чтобы не пугать девчонку сильнее, чем она напугана сейчас.

– Не… не… не знаю, – оттягивает куртку ниже, закрывая ей ноги и остатки колготок, и, рвано выдохнув, мотает головой, ощупав ее, а потом плечи. – Н-н-нет.

– Уверена?

– Д-д-да.

– Куришь? Сигарету дать?

Снова отрицательное движение головой и сразу же за ним судорожный кивок. Подкуриваю – один черт в таком состоянии сама не сможет, и невольно улыбаюсь громкому кашлю и зеленеющему лицу после первой, действительно первой, затяжки – не курит.

– Отдай, – забираю сигарету, взамен протягивая жестянку мятных леденцов, без которых не выхожу из дома. – Попробуй. Любишь мятные конфеты?

Кивает. Тонкими пальцами берет две, слипшиеся, и сжимает в кулачок. На костяшках следы земли и царапины, но салфетки, лежащие в боковом кармашке двери, так и остаются лежать на своем месте – увидит, будет хуже. Сейчас лучше не давать мозгу возможности вернуться назад и покрутить в голове страшные картинки. Любой бред, забить им эфир по максимуму, выключить память, заполняя ее своими идиотским вопросами. И чем бредовее они будут, тем лучше. Только «Да» и «Нет». Никаких разговоров по душам или намеков на успокоить. «Морковку ешь? Хочешь пить? Любишь шоколад с изюмом…»

– Сама дойдешь? – спрашиваю, нажимая кнопку разблокировки замков, когда Глок останавливается у второго подъезда, и снова улыбаюсь уже двум вещам: не вздрогнула на резкий в тишине звук и уверенному кивку:

– Да.

– Поморгай светом с кухни, когда поднимешься и закроешь за собой дверь, чтобы я узнал, что ты дошла, и не переживал. Три раза. Договорились?

– Да.

Дергает ручку двери и пулей летит к подъезду, прижимая куртку, сумку и пустую бутылку. Ключи валятся из рук, потом сумка и куртка, прикрывавшая ноги…

– Сиди, в истерику сорвётся. Справится, – отметаю предложение Глока выйти и проводить девочку до квартиры.

Окна лестничных пролетов вспыхивают одно за другим до четвертого этажа, реагируя на движение на лестнице, и через две минуты, справа, трижды загорается и гаснет свет. Дошла.

– Домой, босс?

– Домой, – киваю, доставая из кармана мобильный. – Кайф? Метнись с Боском к «Генацвале». Там рядом грибок остановки, около него кусты. Надо немного подчистить.

Неторопливо покачивая ногой, закинутой на колено, наблюдаю за фееричным выступлением с сольной программой театра одного актера. Актрисы. Хреновенькой. Не вывозит Жанна роль оскорбленной жертвы от слова совсем. Сама это понимает. Пытается добавить слезы и ни разу не убедительное заламывание рук, дальше переходит на вой, сползая по стене… Я не Станиславский, но, как и он, не верю. Ни единому слову, ни потоку фальшивых слез. Хотя стоит отдать должное их количеству. Но всё ещё не верю, как и тому, что запись с камер наблюдения фейковая. Не в моем доме.

– Машину можешь оставить себе, – печатаю сухой итог, не обращая внимания на то, что Жанна продолжает истерить. – Твои вещи и цацки лежат в багажнике. Карточка заблокирована. Замки на дверях заменены, но если хочешь, можешь оставить ключи на память.

– Назар, я тебя люблю! – с надрывом в голосе, в котором больше обиды от исчезнувшего доступа к щедрой кормушке, чем любви.

– Не путай любовь к человеку и любовь к его деньгам! – нервы все же срывает, и меня несёт в распрыжку. – Скажи спасибо, что Рыбу нашел я, а не Хан. Он бы не стал мелочиться и нажал на курок дважды. Крыса, какого бы пола она ни была, в первую очередь крыса. А за свои деньги – да, Жанночка, ты не ослышалась, в сейфе лежали деньги Хана, а не мои, и Рыба это прекрасно знал, – Хан никого, и даже тебя, жалеть не станет. Считай, что это мой прощальный подарок, – выудив из кармана патрон, бросаю ей. – Это – привет от Хана. Он верит моему слову, но, увидев тебя, может и передумать. Будет лучше, если ты исчезнешь из города. Не через неделю или завтра, а сейчас. Билеты в твой отчий дом в Мухосранске найдешь в бардачке. Там же лежат деньги на бензин, если надумаешь рвануть на машине.

– Назар! Ты же любишь меня! Если бы не любил, не стал защищать от Хана!

– Люблю!? – поднимаюсь из-за стола и хрипя цежу сквозь зубы. – Любят человека, а не подстилку, прыгающую из койки в койку ради веселья! Но тебе и этого показалось мало. Решила, что можешь кинуть меня, моего партнёра и свинтить на Мальдивы!? Думала, я тебя там не достану или буду ждать, пока ты натрахаешься вдоволь, а потом прощу, когда прибежишь обратно? Нет. Рыба стал очень разговорчивым, когда посмотрел запись ваших с ним игрищ в моем доме! – выкладываю на столешницу Глок, направляя его в сторону Жанны, и расплываюсь в хищном оскале. – Тебе же так хотелось, чтобы он составил тебе компанию. Знаешь, а это легко устроить. Я бы сказал, что сделаю это с удовольствием. Только отдыхать с ним будешь немного в другом месте. Любимая.

– Ты… – белеет. Смотрит с ужасом на дуло пистолета и сглатывает, переводя взгляд на меня.

– А ты, наивная, думала, что я с ним просто поболтал и посмеялся? – усмехаюсь я, щелкая предохранителем и поднимая ствол. – Пристегните ремни, самолёт на Мальдивы выруливает на взлётную полосу. Считаю до трёх! Раз!

Сдуло. Раньше чем закончили звенеть стекла шкафов. А уже через тридцать секунд «Тэтэшка» Жанны вылетела через открытые ворота, пугливо выплевывая камушки гравия из под колес, и понеслась дальше, моргнув стоп-сигналом на прощание.

– Адьес, любимая.

Поморщившись, опускаюсь в кресло, вставляю в Глок обойму и отработанным движением, дослав патрон в ствол, убираю в кобуру. Грохнул бы? Да! Пальцы чесались нажать на курок все время, как узнал, что творилось в доме, когда в нем отсутствовал хозяин. Но жизнь оказалась намного прозаичнее, жёстче и, что неудивительно, предусмотрительнее. Выдала более сладкий вариант мести, устроивший и меня, и Хана – он пообещал не трогать Жанну из уважения ко мне, но ничего не сказал про несколько слов, после которых ее «сладкая жизнь на халяву» превратится в тоскливые воспоминания из прошлого. Волчий билет с пометкой «Крыса» уже летел по каналам во все стороны света, закрывая Жанне варианты пристроиться к чьему-нибудь кошельку. Теперь ей придется поработать своими ручками и узнать на собственной шкуре, что такое настоящая работа и как ее делать, чтобы было что положить на полку в холодильник.