Лана Муар - Фиалковое сердце Питбуля

Эвридика: Ай-ай-ай, Назар Георгиевич!

Назар: Извини. Не удержался. Очень рад, что немного поднял тебе настроение с утра, но, к сожалению, вынужден откланяться. И… если не сложно… разверни медведя))))

Эвридика: Ни за что!

Назар: Вздыхаю. Хорошего дня, Эвридика Васильевна.

Эвридика: И тебе, обманщик.

Не удержавшись, ставлю подмигивающий смайлик и вдогонку три с высунутым языком, откладываю телефон на тумбочку, но переодеваюсь так и не развернув медведя.

Трель звонка в дверь, и я лечу к ней, предвкушая небольшое сладкое послание, открываю замок, но вместо привычного и ругающегося курьера в толстовке улыбаюсь другому, более серьезному:

– Здравствуйте.

– Доброе утро. Эвридика Симонова?

– Да, это я.

– Замечательно, – улыбнувшись мне в ответ, незнакомец делает шаг в сторону и рывком ставит передо мной того самого курьера, который вечно ругается. – Вперёд!

– Ой… здравствуйте, – удивлённо смотрю на парня с несколькими рядами плоских коробок в руках, а он, не поднимая взгляда, скрежещет зубами, выплевывая:

– Доброе утро. Я приношу искренние извинения за свое неподобающее поведение.

Явно заученный и вдолбленный в него текст, в котором из извинений лишь слова. По интонации все звучит ровно так же, как до этого звучали ругательства. Только я киваю, шикаю на Маньку, лезущую посмотреть, что тут происходит и перевожу взгляд на незнакомца за спиной курьера.

– От лица компании и от себя лично обещаю, что впредь такого больше не повторится, и надеюсь мы сможем загладить свою вину за этот неприятный инцидент. Рустам!

– Приятного аппетита. Спасибо, что выбрали нашу кофейню.

Протянув мне всю стопку, парня буквально перекосило от моего тихого:

– Спасибо.

– До свидания, Эвридика. Ещё раз приношу свои извинения. Рустам, – пихнув курьера в спину в сторону открытых дверей лифта, незнакомец улыбнулся нам с Манькой на прощание и скрылся в кабине лифте.

– Э-э-эв? А это чего сейчас было? – протянула Манька, больше пожирая коробки с логотипом кофейни голодными глазами, чем интересуясь произошедшим.

– Да я вчера пожаловалась. Вот сегодня видимо и пришли извиняться, – ответила я. – Закроешь дверь?

– Да-да-да! А это ведь нам двоим, да? – засуетилась подруга, щёлкая замком. – На нас двоих ведь ругались, да?

– Мань, ну а ты как думаешь? – рассмеялась я. – Сяду и в одиночку все съем?

– Да нет, конечно! Я же чайник ставлю, да? И на работу с собой возьму парочку? А лучше две, да?

– Хоть три, – захохотала я, опуская коробки на стол и отходя в сторону, чтобы дать Маньке провизжаться от количества эклеров в верхней коробке. – У тебя ничего не слипнется?

– Не дождешься! У меня так-то тоже стресс был! А стресс от хамла надо заедать сладким. Вот! И вофе мхма ы та мофа!

– Прожуй сперва, хомяк!

– Фама фы фомяк! Фкуфно фе!

Манька буквально затолкала в себя остаток эклера и блаженно замычала, закатывая глаза. Схватила ещё один и, переставив верхнюю коробку, открыла следующую.

– Мама… Я в раю… – выдохнула она, увидев в ней торт с клубникой.

С тремя коробками в руках я кое-как втиснулась в двери раздевалки и поздоровались с девчонками:

– Всем привет! Девочки, угощайтесь.

– Привет, Эв. А что за праздник?

– Долго объяснять, – улыбнулась я, пристраивая отвоеванное у Маньки на скамейку.

Хомяк-сладкоежка чуть не со слезами на глазах провожал пирожные, которые я решила отнести балетным, чтобы они не пропали и не испортились. Нам двоим при всем желании столько было бы не съесть, хотя Манька грозилась сметелить и больше, только дай ей это самое больше.

– Девчо-о-онки! Вы только посмотрите на Симонову! – Лорка, стоило мне поздороваться с ней и опустить сумку рядом со шкафчиком, расплылась в широкой улыбке. – Вчера усвистала на мотоцикле, а сегодня уже сладеньким нас побаловать решила. Интересненькое совпадение.

– Лор, так-то нет.

– Ой, давай не заливай! Глаза блестят, улыбка до ушей… Сдается мне кто-то нашу лебёдушку не на одном мотоцикле покатал. Это ведь тот красавчик, с которым ты столкнулась, да?

– Лора!

– А что Лора? Я за тебя, может, радуюсь. Уж он всяко получше Владленчика будет. Ещё и при деньгах. Я бы на твоём месте руками и ногами в такого вцепилась. С ним и Гоа, и Мальдивы посмотришь.

Покраснев до корней волос, открываю шкафчик и переодеваюсь, стараясь не обращать внимания на хихикающую рядом Ларису, в одно мгновение записавшую меня в ряды таких же как она охотниц на спонсоров. От одного только сравнения внутри появился противный и тошнотворный комок, и от него хотелось поскорее избавиться. В зал, куда угодно, лишь бы не видеть этой «понимающей» улыбки и не слушать бред про Гоа…

– Добрый день, будьте добры ваш пропуск.

– Глок.

Выверенный удар, и улыбающийся охранник, преградивший нам путь в «Le Vice» медленно сползает по стене, уехав в отключку.

– Оклемается?

– Обижаете, босс.

Довольно хмыкнув и пристроив тело так, чтобы оно не мешалось и не отсвечивало, Глок быстро охлапывает охранника и разряжает найденный ствол, выщелкивая на пол патроны из магазина. Его, опустевший, кладет к себе в карман, а сноровисто разобранную пушку возвращает в наплечную кобуру. Маленькая мера предосторожности на случай, если сознание вернется раньше, чем мы закончим свои дела.

– Действенно.

Пропускаю одобрительный комментарий Хана мимо ушей, ладонью приглашая его показать мне где в этом блядюжнике находится кабинет Гони. В принципе, это не обязательно, я и сам смогу его найти, но хоть что-то Хан должен сделать самостоятельно и без подсказок. С какого-то перепуга он постеснялся закошмарить Гоню, рассчитывая на его понятливость. Ограничился всего лишь пожарными и санэпидемкой, от которых Гоняев с лёгкостью откупился, и даже не удосужился дожать, чтобы закрыть клуб по интересам, как ему было сказано. А Гоня, поверив в свою неприкосновенность, проигнорировал и намек Хана, и мое решение. Последнее и сократило отведенный ему срок, капнув по мозгам расплавленным оловом. Все должно работать, как единый отлаженный механизм в швейцарских часах, и выебистая шестеренка в них мне не нужна.

Небольшой молчаливой процессией – только звук шагов и два удара на фоне, успокаивающие выскочившее борзое секьюрити, – доходим до массивных дверей в глубине клуба. Она, как две капли воды, похожа на те, что уже увидел в коридоре, но выделяется плохо замаскированными усиленными косяками, от вида которых мне хочется рассмеяться. Иллюзия защищенности, выпирающая из стены. При желании можно выдрать и дверь, и коробку, не заморачиваясь лишними телодвижениями.

– Сергей Витальевич, – стучу в полотно, улыбаясь в глазок камеры, висящей под потолком.