Мария Высоцкая - Прыжок в бездну

Просыпаюсь, лишь когда кто-то трогает моё плечо. Аккуратно так. Подскакиваю на сидении, больно ударяясь головой о крышу машины.

Тру макушку, смотря на этого… Никиту.

– Приехали, – он сидит, облокачиваясь на руль.

– Спасибо.

– Не за что.

Никита внимательно осматривает двор, освещённый тусклым светом фонаря.

– Ты здесь живёшь?

– Что, нравится домик? – смеюсь, открывая дверь. -Адьёс амигос.

Шлю ему воздушный поцелуй и топаю домой.

В квартире воняет перегаром. Морщусь, кидая куртку на стул в прихожей. Грею чайник и, налив крепкий чёрный, запираюсь у себя в комнате. Чай пью пустой, ни сахара, ни печенюшки не завалялось нигде. А шоколад я захомячила ещё в обед. Переодеваюсь в спортивный костюм и, завернувшись в одеяло, наконец-то ложусь в кровать.

Ненавижу зиму и весеннюю оттепель. Она холодная, а в этой квартире с неясно каким отоплением её чувствуешь по-особенному. Сырость, холод, ветер изо всех щелей. Приходится утепляться и спать в одежде, иначе воспаление лёгких обеспечено.

Закрываю глаза, а мыслями опять и опять возвращаюсь к этому Никите. Ему повезло, у него, видимо, хорошие родители. По крайней мере мама, с которой он говорил, даже через телефон создала о себе очень приятное впечатление. Она явно любит своего сына, переживает…

Ник

Отправляю её в клуб и, конечно, иду ждать к центральному входу. Слинять же решит, сто процентов, так оно и выходит. Подрезаю у остановки, вежливо приглашая в машину.

Девчонка тушуется, боится, огрызается. Всё очень предсказуемо, более чем.

На хрена я это делаю? Не знаю, может, просто жалко стало. Я не идиот и прекрасно понимаю, что она не наркоманка и не на бухло деньги тырила. Плохо, конечно, воровать плохо, но иногда бывают ситуации – выживай как хочешь. Вот она и выживает. Дерзкая, по крайней мере, хочет казаться именно такой. Наученная жизнью.

Одежда старая, но чистенькая, колготки рваные на коленке, будто за что-то зацепилась, но не смотря на это барахло она выглядит миленькой. Что на лицо, то очень даже красивой. Лет девятнадцать ей. Только вот во взгляде и ни намёка на какую-то юношескую непосредственность, там вызов вперемешку со страхом. Дерзость и боль. Очень много боли и отчаяния. Не от хорошей жизни она всё это делает.

Явно родокам не нужна, или нет их вообще, а халупа, куда я её в итоге привожу, именуемая её домом, тому прямое доказательство.

Несколько стоящих рядом трёхэтажек с ветхими крышами, отломанным козырьком над одним из двух подъездов, клумбами из шин и лавками с облупленной краской. Рамы старые, деревянные, некрашеные, либо краска слезла от дождей и снега. И тут реально живут люди? Честно, подобное я вижу впервые. Много чего слышал, но своими глазами такого не видел ещё ни разу.

Тут находиться противно, не то что жить…

Ещё пару минут стою под окнами, а потом уезжаю.

Может быть, стоило её оттуда забрать, помочь? Только чем? Ну увезу я её? А дальше? Она мне никто, как и я ей. Содержать незнакомую девчонку? Оно мне нужно?.. Звучит, конечно, кощунственно, но по факту так и есть.

На квартиру уже не еду. Сразу к родителям в Раздоры, такая неплохая деревушка на Рублёвском шоссе в пяти километрах от МКАДа, место, где я вырос. Мама только рада будет. Пока еду, всё никак не могу отделаться от этих жутких мыслей… о том доме… После таких картинок начинаешь задумываться о большем, чем о своём успехе и желании кому-то что-то доказать.

Я вот всю жизнь чего-то хочу добиться, но у меня есть для этого хорошая, устойчивая почва под ногами. Условия… а у неё нет ничего.

Загоняю тачку в гараж, поднимаясь в дом. Все ещё спят. Прохожу на кухню и делаю себе кофе. Восемь утра, ну у меня есть пару часов, чтобы отоспаться.

Я сплю до обеда, ровно до тех пор, пока в комнату не заходит сестра. Приподымаю голову, всё ещё сонными глазами смотря на Тейку.

– Чего тебе, нечисть?

– И я тебя ужасно рада видеть, – залезает на кровать, начиная меня тормошить.

– Тея, дай поспать.

– Ник, там все уже тебя заждались, в предвкушении новостей с утра бегают. Просыпайся.

– А сколько времени?

– Четыре.

– Сколько?

– Ага, – заваливается рядом, рассматривая свой маникюр.

– Чёт меня накрыло. А ты чего здесь тусуешь? Я думала, ты улетела к своему суженому.

– Нет.

Сказано это таким тоном, что, походу, нашему канадскому другу очень и очень не повезёт.

– Ладно.

– Даже не спросишь почему?

– А надо?

– Было бы не плохо.

– Ну, ты же на пять часов рассказ растянешь.

– Вот такой у меня брат, любящий, всегда сестру поддержит.

– Не нуди. На час раньше бы разбудила, вообще бы обматерил.

– Это да, это ты можешь. Мелочь пузатая.

– Ха-ха.

– Так что? Подписали?

Переворачиваюсь на спину, закидывая руки за голову.

– Ну? Никита, блин.

– Подписали.

– То есть ты теперь в команде «Мерседес»?

– Ага.

– Ну я тебя поздравляю. Дай обниму.

– Ой, давай без этого.

– Представляешь мамину реакцию? Может, зря ей не сказали?

– Ты разве не знаешь маму? Если ей такие вещи заранее сообщать, она до момента подписания тебе весь мозг съест. Хотя сейчас тоже не легче. Она будет рыдать, что со мной теперь что-нибудь случится.

– Причём громко так рыдать, показательно. Чтобы папа получше слышал, что это он виноват в твоей помешанности на спорте.

– Ага. А потом пойдёт бабушке звонить, с повторными жалобами.

– Короче, папе я сегодня желаю терпения. Потому что если у нас кто и виноват, то виноват всегда кто? Папа!

– Бесспорно, – ухмыляюсь, поднимаясь с кровати, – футболку мне найди в шкафу, умоюсь пока пойду.

– Я тебе не горничная.

– А могла бы и прибраться.

– Фу, ты хам!

– Я знаю. Футболку тащи.

Пока я чищу зубы, Тейка стоит в дверном проёме ванной, чавкая жвачкой. Бесит эта её привычка, она это знает и специально на нервы действует.

– Ник, вот скажи, почему вы все такие пришибленные?

– Я, блин, чуть не поперхнулся, аккуратней в выражениях. Кто мы-то?

– Спортсмены, – вздыхает.

– Чего у вас опять?

– Чемпионат!

– И?

– Что «и»? Он только и делает, что об играх думает своих. Сколько так ещё будет продолжаться?!

– Ты сама знала, кто он и кто ты. И какая ты.

– То есть я виновата?

Пожимаю плечами.

– Спасибо, ты настоящий брат. Как тебя Лерка терпит?

– Обожествляя, – ржу, вытирая рожу полотенцем.

– Так и знала, что она втайне тебе поклоняется.

– А то. У нас есть маленький алтарь.

– Пошли вниз уже. Божество.

– Пошли, – натягиваю футболку по дороге в гостиную.

Мама сидит ко мне спиной, ярко жестикулирует и что-то очень тихо говорит отцу. Он, стоящий к нам лицом, широко улыбается, заметив нас с сетрой.

– Доброе утро!