Татьяна Тронина - Страсти по рыжей фурии

– Просто на мне слишком много веснушек... И еще: ты очень редко включаешь телевизор! Впрочем, что я говорю – всех актрис нельзя знать в лицо...

Он радовался перемене, которая со мной произошла, но все же пытался несколько раз вернуться к тому «делу», что произошло прошлым летом. Интуиция его не обманывала – главный виновник смерти Мити еще ходил на свободе и радовался летнему солнышку.

Шурочка... Она думала, что сумела погубить меня, сровняла с землей – как раз на уровне того холмика, поросшего молодой зеленой травкой, и вернула себе уверенность. А теперь она, наверное, завоевывала мир, вновь неотразимая и прекрасная. Я убедила Алексея, что расследование продолжать не стоит, что ничего нового обнаружить невозможно, и он послушался меня, тем более что главную свою задачу выполнил – я снова могла смеяться и любить.

У Шурочки был сын, но сама мысль о том, что он может стать орудием моей мести, была для меня невыносима, и я ее сразу отвергла. У Шурочки была мать, но тревожить пожилую, ни в чем не повинную женщину мне тоже совсем не хотелось. Были еще другие пути, связанные с Шурочкиной карьерой и ее положением в обществе, которые она очень ценила, ибо была дамой весьма честолюбивой... Я тщательно все обдумывала и взвешивала, пока в один прекрасный день не поняла наконец, что мне надо делать.

Жаркий летний полдень.

Алексей еще спал (он очень любил понежиться в постели в выходные, когда ему не надо было никуда идти). Накануне мы очень долго обсуждали, где и как проведем отпуск. Осторожно, боясь разбудить его, я пробралась на кухню и включила телевизор, слегка приглушив звук. Шла музыкальная заставка перед новостями о кино. Решение пришло сразу, спонтанно – в одно мгновение я вдруг поняла, что мне надо делать.

Пальцы пробежали по телефонным кнопкам, словно играя продолжение той музыки, которая звучала в телевизоре.

– Алло! – жизнерадостно-бодро ответила Шурочка. Наверное, она ждала чьего-то звонка, ее голос звучал энергично и дружелюбно, в предвкушении хороших новостей.

– Доброе утро, милочка, – приветливо поздоровалась я. Она как будто онемела, я слышала лишь ее дыхание, ставшее тяжелым и прерывистым: все-таки она боялась меня... – Привет!

– Что тебе надо? – довольно грубо откликнулась она.

– В общем, ничего особенного... Просто хотела узнать, как у тебя дела. Ты телевизор иногда смотришь?

– А что? – насторожилась она.

– Включи-ка, пожалуйста, Микс-ТВ. Надеюсь, твой телевизор ловит этот канал...

– Включила, – через несколько секунд раздраженно, испуганно ответила она.

Заставка с бравурной музыкой закончилась, пробежала надпись с названием программы – «Синематека», и на экране показалось крупным планом мое конопатое мрачное личико. Кажется, Шурочка ахнула. А может быть, мне это показалось – телевизор у нее дома звучал на полную громкость. Я вдруг представила ее – совсем недавно она была дружелюбна и весела, а теперь эти чувства точно мокрой губкой стерли с ее лица, и она опять, по своему обыкновению, то бледнела, то краснела. Ее сердце переполнялось завистью и тоской, словно чем лучше было мне, тем ей – хуже, словно мы с нею связаны между собой, как два сообщающихся сосуда.

Камера отъехала назад, теперь была видна вся студия – помещение нереально-синего цвета, с нагромождением каких-то геометрических фигур. Я в изумрудных легчайших лохмотьях возлежала на одном из прямоугольников, отдаленно напоминающем диван, обмахиваясь чем-то вроде веера, а рядом, на высокой пирамидке, восседал Алик – умильно-мечтательный, с кукольным личиком принца из сказки.

– Итак, друзья, начинам очередной выпуск нашей передачи о кино. Горячая десятка самых кассовых голливудских фильмов, новости с отечественных киностудий, интервью с нашим известным режиссером о том, как он снимает новую картину, и еще многое, многое другое... – ленивым стервозным голосом начала экранная Танита Танеева, всем своим видом показывая, что угодить ей чрезвычайно трудно и телезрителей она назвала друзьями чисто случайно.

– Таня, а какой фильм из недавно вышедших на экраны произвел на тебя особое впечатление? – подпрыгивая на своей пирамидке, залепетал Алик.

Я понимала, что эта передача, построенная лишь на одном внешнем виде ведущих, довольно проста, даже убога, но на Шурочку мое появление на голубом экране произвело убийственное впечатление – она молчала и пыхтела в трубку, забыв обо всем на свете.

– Да, недавно мне удалось посмотреть один неплохой фильм... – лениво начала я и тем же томным, капризным голосом принялась расписывать прелести некоего зарубежного шедевра о чудовищах-мутантах и прочих ужасах (триллеры «лежали» на мне, Алик занимался мелодрамами и фильмами для семейного просмотра).

Студия на экране меняла цвет, геометрические фигуры – форму, но эти эффекты были лишь плодом компьютерной программы, на самом деле помещение представляло собой обыкновенную просторную комнату, заполненную проводами, мы с Аликом восседали на обычных металлических конструкциях, кстати, довольно неудобных.

– А теперь – наша горячая десятка...

– Шурочка, как тебе эта передача? – скромно спросила я. – Не фонтан, конечно, но главные роли еще впереди.

– Горя на тебя мало! – невнятно ответила моя собеседница, словно борясь с горловым спазмом.

– Ты забросаешь Останкино просьбами убрать передачу и никогда больше не выпускать в эфир эту отвратительную Танееву? Или ты подложишь мне под дверь килограмм тротила? Ах, нет, ты хитростью проберешься в торговлю и под видом продавщицы нашего гастронома продашь мне колбасу, начиненную стрихнином...

– Ты...

– Кстати, Шурочка, извини, что перебиваю тебя, – совсем недавно я влюбилась. И я опять счастлива. Мой избранник – очень милый молодой человек, – произнесла я серьезно, ибо то, о чем я говорила сейчас, было правдой и ерничать по этому поводу мне совсем не хотелось. – Вчера мы обсуждали, где проведем отпуск, и решили поехать на Красное море. Ты знаешь, где оно? Было бы хорошо, если б не знала, тогда тебе будет труднее подложить бомбу в нужный самолет и забросать грязью Красное море... – Я опять иронизировала, вся дрожа от какого-то странного внутреннего напряжения. Я знала, что не стоит так открыто говорить о своем счастье, что есть опасность сглазить все, тем более – говорить о нем Шурочке, моей вечной недоброжелательнице. Но я совершенно не боялась ее. Я не боялась теперь ничего и была сильной, как никогда. Я смотрела прямо в глаза той зловещей тени, которая столько лет преследовала меня.

– Что ж, поздравляю, – проскрипела Шурочка. – А кто он, твой избранник, – этот карамельный мальчик? – Она имела в виду Алика, который сейчас на экране, морща лобик и складывая губки бантиком, вспоминал знаменитые мелодрамы последних лет.