Элина Лунева - ШИП

– Ты видел который час? – тихо, но строго спросил Ник. Это он каким-то чудом оказался в нашей комнате.

– Эмм, – замялся Алекс, – Первый час ночи? – растерянно произнес парень.

– Именно, – утвердительно и всё также тихо проговорил Ник, – Всем спать пора, завтра будут первые пробы записи песни.

С этими словами, он выдернул шнур игровой консоли из сети, и аккуратно отсоединив его от приставки, свернул небольшими кольцами и положил в карман своих спортивных брюк.

– Завтра отдам, – все также тихо проговорил он, а затем добавил, уже покидая комнату, – Может быть.

Утро второго дня началось, как и вчерашнее, с пробежки. Ровно в 07.10 все были в сборе и бодро бежали по дорожке загородного клуба.

Сегодняшний завтрак для всех нас взялся приготовить Максим, заверив, что с овсяной кашей он с лёгкостью справится.

Я сидел и через полуопущенные веки наблюдал за этим странным пареньком, Артёмом.

Каша, очевидно, казалась ему очень вкусной, особенно после того, как он смог добавить в неё щедрую горсть нарубленных сухофруктов. Сластена. Я это ещё вчера подметил, когда увидел, с каким удовольствием он вылизывал ложку после клубничного джема. Смешной.

А его желание спать в гостиной? Непостижимо. И всё потому, что он просто не знал, как сказать соседу по комнате, что тот ему мешает спать. Не хотел обидеть Алекса? Возможно.

Наблюдая за этим пацаном уже вторые сутки, я все больше убеждался, что он совсем ещё ребенок. Ни к чему не приспособленный подросток, вывалившийся из теплого семейного гнезда.

Я внутренне поморщился, вспоминая себя в свои пятнадцать лет и спешно покинутый интернат.

Воспоминания бурной лавиной накрыли меня. Я вспомнил первый свой снимок, который высокий красивый незнакомец сделал на такой дорогущий и желанный, на тот момент для меня, canon.

Летний день был в самом разгаре, я сидел на ступенях набережной Нивы и смотрел, как возле раскалённого асфальта плавился воздух. Мои рваные заниженные джинсы прилипли к коже от летнего зноя, белая борцовка намокла от пота, отросшие светлые выгоревшие на солнце волосы крупными завитками падали на лоб и глаза, закрывая мои полуприкрытые веки от палящих лучей. Мои бронзовые от загара плечи обжигало, но я не чувствовал дискомфорт. Казалось, я радовался каждому мгновению этого летнего зноя, ведь большую часть года меня пробирал холод серых унылых стен интерната, бесконечные сквозняки от плохо проклеенных старых окон комнаты, и постоянное отсутствие горячей воды.

Странный человек долго и с интересом разглядывал меня, то с одной стороны, то с другой. Я лениво облокотился локтем одной руки на бордюр, а другой прикрыл лицо от яркого света. Глаза мои широко распахнулись, когда мужчина достал камеру и начал меня фотографировать.

– Замри! – властно произнес он, наводя камеру ближе к моему лицу, – О, какие глаза! В них пламя голубого льда.

Эта встреча решила мою дальнейшую судьбу. В каком-то смысле, она даже стала для меня роковой.

Мужчина, которого звали Андрей Поляков, оказался фотографом и лучшим другом владельца одного крупного модельного агентства у нас в России. Когда он привел меня за руку в офис компании, я был ослеплён и обескуражен. Мне обрисовывали радужное перспективное будущее фотомодели: свет софитов, показы, фото в модных дорогих журналах, толпа влюбленных девушек, достаток, брендовая одежда, машина, квартира и никакой нищеты. Терять мне было нечего, и я ухватился за этот удивительный шанс.

Да, всё, что мне обещали, я получил. Но далеко не сразу. А по началу всё это было не моим. Квартира принадлежала агентству, машина так же, одежда была подарена спонсорами в качестве рекламной акции. Да, были показы, была и популярность. Меня выделяли из множества молодых моделей-парней.

Обладая ярко-выраженной внешностью, белокурый мальчик с бронзовой кожей и пронзительными голубыми глазами быстро приобрел популярность. Один показ сменял другой, одна поездка перетекала в другую, вечеринки и коктейли, девушки-модели вешались на долговязого подростка гроздями.

Мне было уже восемнадцать, когда я в первый раз попробовал женщину. И мне было всего восемнадцать, когда мужчина попробовал меня.

Отвлекаясь от своих воспоминаний, я посмотрел на сидящего недалеко Артёма, в эти чистые наивные глаза. Оленёнок бемби? Что ж, действительно, очень похож. Когда-то и у меня был такой же невинный взгляд, но только не золотисто-карих, а ярко-голубых глаз. Глаза цвета пламени голубого льда. Эта фраза отзывалась тупой болью в моей голове.

Когда-то боль была острее, но всё со временем проходит, возможно, когда-нибудь я смогу забыть и это, а возможно и найду в себе силы простить. Я снова поморщился от воспоминаний, которые мне никак не удавалось выкинуть из своей головы. В тот вечер, после показа я прилично набрался. На краткий миг в моей голове проскочила мысль, что шампанское в моём бокале имело какой-то странный вкус. Голова слишком быстро вскружилась, внезапно тело обрело странную легкость и бодрость, а душа подозрительно требовала веселья и приключений.

Всё вокруг кружилось сумасшедшей каруселью: люди, лица, улицы, машины и дома. Тьма накрыла меня также внезапно, как и накатившее веселье. Очнулся я уже в номере отеля на широкой двуспальной кровати, голым. Рядом со мной лежал обнаженный мужчина и со скучающим видом прикуривал сигарету. Это был Андрей.

– Что я здесь делаю? – мой голос прозвучал хрипло, а интонация была испуганной.

– А на что это похоже? – улыбнулся Поляков.

– Вы переспали со мной против моей воли? – медленно поднимаясь с кровати, ели слышно проговорил я, чувствуя, как боль стала разливаться в моём теле ниже копчика.

– А ты догадливый, – усмехнулся Андрей, – Не бойся, никто не узнает, – спокойно проговорил мужчина, увидев испуг на моём лице.

– Пора платить по счетам, малыш, – проговорил он, сделав последнюю затяжку и потушив окурок в пепельнице, – Пора отрабатывать эту шикарную жизнь.

Понимание отразилось на моём лице, смешиваясь с ужасом, а затем и с отвращением.

– Я лучше сдохну, чем ещё раз лягу с вами, – выплюнул я с яростью ему в лицо, давясь подступающей рвотой.

Я принялся лихорадочно шарить глазами по номеру в поисках своей одежды.

– Сдохнешь, – кивнул Андрей, – Обязательно сдохнешь, там, в интернате, на улице. Хочешь? Я хоть завтра верну тебя обратно, на ту грязную набережную. Хочешь? К клопам, крысам, сквознякам, холоду, голоду и нищете. Хочешь?

Его слова звучали больно и хлёстко, словно удары плетью по обнаженным плечам.

Увидев замешательство на моём лице, мужчина решил, очевидно, добить меня:

– А может, хочешь вернуться к своим родителям-алкашам? Хотя куда тебе возвращаться, твоя же мамаша устроила у себя в квартире притон для наркоманов и пьяньчуг.