Константин Фрес - Цена ошибки – любовь

– Миша, – холодно говорила она, – всем чихать на твои трусы, повисшие на люстре, они тут и не такое видали. А то, что девушка и юноша спят в одной постели – это как раз очень нормально. Поверь, если б ты спал один, вот тут бы пошли нехорошие разговоры.

– Какие?! – строго произнес Миша, поправляя очки, и Лилька язвительно передразнила:

– Такие! Что твой бой-френд тебя бросил, сечешь? В наше время лучше иметь под боком девушку, Миша!

И Миша сник и сдался.

Если честно, то Саше было очень неприятно, что ее молодой человек такой бесхитростный, и что им так запросто управлять. Лилька, конечно, говорила, что делает это ей на пользу, обнажает рычаги управления, но кому нужно, чтобы этими рычагами пользовались все подряд? Слушая, как Лилька воспитывает распетушившегося Мишу, Саша испытала некое чувство досады и даже – о ужас! – злости, совершенно неблагодарно подумав, что себе-то Лилька выбрала в ухажеры отнюдь не краснеющего ботана. Впрочем, и этому Саша тотчас нашла объяснение. У Лильки обычные серые ясные глаза, безо всяких изъянов, а у Саши – гетерохромия. Один глаз с яркой карей радужкой, второй – голубой. Люди, впервые ее увидевшие, раскрывали в удивлении рот и таращились как на чудо морское. Лилька уверяла, что они просто удивляются. Но Саша, мучительно багровея под любопытными взглядами, была уверена, что люди таращатся на ее уродство. Еще в школе мальчишки постарались, привили ей чувство ущербности, дразня то светофором, то светомузыкой. Линзы немного помогли исправить ситуацию, но долго Саша носить их не могла – глаза начинали слезиться, жутко чесались, краснели, и Саша, помучившись, отказалась от них. И ничто не помогало исправить самооценкку, вколоченную в голову многочисленными доброжелателями – ни фитнес с доведением своих форм до идеальных, ни уверения парикмахеров в том, что ее волосы просто мечта каждой женщины, густые и здоровые, ни комплиенты коллег… Глядя на себя в зеркало каждое утро, Саша видела одно и то же – приятную молодую девушку с тонкими чертами лица, но с отчаянно разными глазами. Ей казалось, что карий глаз слишком яркий, а голубой – чересчур светлый, и от этого она выглядит скоре как одноглазая. В отчаянии она надевала линзы, но ее хватало лишь на полдня, и она, измучившись от зуда, снова их снимала и прятала взгляд ото всех, низко склонясь над работой – от клиентов, от коллег, подшучивающих над ней, от самой себя, стараясь лишний раз в зеркало не смотреть.

Да, ярмарочному уродцу и ботан-Миша был вполне хорош, и потому Саша остывала, замолкала, вспомнив свое отражение в зеркале…

– Завянь и замолкни, – грубо произнесла Саша, когда Миша разразился очередной гневной тирадой по поводу их совместного проживания в номере. – Не хочешь ехать – не надо. Я хочу нормальный праздник, нормальный Новый год с подарками, сюрпризами, с танцами и маскарадными костюмами. Раз в кои-то веки куда-то можно выбраться и, наконец-то… потрахаться по-человечески!

Миша смутился, покраснел, и Саша – тоже, потому что намеренно грубо и безжалостно зацепила самую болезненную точку мишиной души. Ей стало неловко за собственные бестактность и жестокость. Она сделала это отчасти потому что вялотекущие отношения порядком надоели ей, а бросить Мишу она не отваживалась. Но вечно бдящая матушка Миши, прислушивающаяся к каждому шороху за стеной, сводила все его попытки довести ухаживания до логического завершения на нет.

Саша ей не нравилась; по ее материнскому мнению "таких девушек у тебя будет миллион, почему именно она?". Миша оставался непреклонен, но и и мама – тоже. На узком мишином диванчике оба замирали, как парализованные, слыша сердитое покашливание маман, и Миша шумно сопел, буквально трясясь от смеси желания секса и злости на собственную родительницу, пока его руки жадно тискали бедра Саши.

Естественно, неловко задранные юбки, торопливые беззвучные поцелуи и грубые поспешные ласки романтики не добавляли и придавали свиданиям какой-то дурноватый привкус. О том, чтобы встречаться у Саши, и речи не шло – однушка, которую Саша делила с матерью и маленькой сестрой, мало походила на романтическое гнездышко.

Поездка решала эти проблемы. Не будет подглядывающих и подсматривающих родственников, не будет запахов пригоревшей каши с кухни и шкрябанья кота под дверью. И будет бал – на деле, конечно, обычный корпоратив с танцами, но в глубине души Саша, скрывая от самой себя, называла это мероприятие не иначе как балом. На новогоднюю премию и кое-какие сбережения она купила платье – не какой-нибудь заурядный китайский трикотаж с пайетками, а настоящее маленькое черное платье, в котором она выглядела элегантно и изысканно. Если прибрать волосы в аккуратный валик, то выглядеть она будет как настоящая леди, а не зашуганная серая мышь из бухгалтерии.

– Словом, я еду, – тоном, не терпящим возражений, произнесла Саша. – Ты – как знаешь.

– Да он просто боится брать на себя обязательства. Ведь вдвоем в номере это уже как бы официальное заявление на всю контору, что вы пара. Да, Миша? Пусть дольше ломается, – подзудела Лилька, выпуская серу струю дыма из накрашенных губ и глядя на взъерошенного, рассерженного Мишу смеющимися глазами. – Саня, не парься. Сядешь за мой столик, я всем тебя представлю как мою свободную, молодую, красивую подругу. Начальника безопасности знаешь? Вот такой мужик! – Лилька продемонстрировала оттопыренный большой палец. – Не старый, холостой, при деньгах. Не дурак и не скотина, между прочим. С ним у тебя точно все склеится. Я дам тебе свою шубку и красные сапожки, ну те, помнишь, которые тебе нравились? Он тебя увидит в них и с ума сойдет.

И услышав это, Миша сник и уступил.

Вокруг шумел сосновый бор, синее небо было ясным, высоким и прозрачным – таким, какое бывает только в морозную зиму.

Лилькина шубка села на Сашу как влитая, выгодно подчеркнув фигуру. Надо же, кто б мог подумать, что разница между серой мышью и офисной богиней в одной лишь шубке… Саша носила просторные свитера и скромные юбки до середины колена и особо никогда себя не сравнивала с Лилькой. Не смела сравнивать. А оказалось, что у нее фигура ничем не хуже.

Яркие сапожки тоже пришлись впору, и в автобусе при посадке Саша действительно получила комплиментов на порядок выше, чем обычно. Краснея от удовольствия, она посмеивалась, когда обычно бесстрастный начальник охраны вдруг галантно предложил ей руку, словно она не в "Икарус" собиралась зайти, а в карету со впряженной в нее цугом шестеркой.

Саша, волоча свою старенькую походную сумку, надышалась свежего воздуха до опьянения, до эйфории. По расчищенной аллее, между скамеек, чуть припорошенных снегом, меж сосен и черного кружева кустов, на которых яркими бусинами краснели снегири, она добежала до корпуса пансионата.