Виржини Гримальди - И только сладкие моменты длятся вечно

Твой папа спустился на первый этаж за сэндвичами, но они оказались не просто невкусными, а омерзительными, я завязла в своем зубами. Трудно, наверное, удовлетворять запросы и вкусы разных людей. Я медленно двигала челюстями, и тут в очередной раз раздался сигнал тревоги. Привыкнуть к этому звуку невозможно, он неизменно приводит нас в ужас. Мы подняли головы, потом засуетились патронажные сестры, и все привстали. Мысли я читать не умею, но точно знаю, о чем взмолился каждый родитель: пусть это будет не мой ребенок!

На этот раз пронесло. Коридор огласился диким, почти звериным воплем убитой горем матери. Я инстинктивно кинулась к тебе, подняла так высоко, как позволили трубки и шнуры, и уткнулась носом в тоненькую шею, впервые мысленно назвав себя везучей. Через несколько секунд твой папа обхватил нас руками, как будто хотел защитить от враждебного внешнего мира.

Не помню, сколько мы так простояли.

Позже к нам в бокс пришел познакомиться завотделением доктор Бонвен, круглощекий мужчина лет пятидесяти, с руками в татуировках и седыми волосами, забранными в конский хвост. Человек, который так выглядит, не может быть гонцом дурных новостей.

Он сразу перешел к делу:

– Мне сообщили, что вы очень обеспокоены будущим вашей дочери.

Тон был серьезный, но слова он выбирал крайне осторожно. Я положила тебя, приготовившись слушать. Он продолжил:

– Она поступила к нам с дыхательной недостаточностью, вызванной РДСН [18] Респираторный дистресс-синдром новорожденных— тяжелое расстройство дыхания у недоношенных детей в первые дни жизни, обусловленное первичным дефицитом сурфаканта и незрелостью легких. и ретинопатией недоношенных [19] Ретинопатия недоношенных – тяжелое заболевание глаз, развивающееся преимущественно у недоношенных детей, сопровождающееся изменениями в сетчатке и стекловидном теле. . Эти патологии мы лечить умеем. Ваша дочь хорошо отзывается на процедуры и нуждается в минимальном количестве дополнительного кислорода. Я рассчитываю в скором времени перевести девочку на простую дыхательную поддержку. Потом она будет учиться самостоятельно пи- таться.

На то, чтобы осознать услышанное, я потратила секунд двадцать.

– Значит, она справится? – спросила я сорвавшимся голосом, и он улыбнулся, предваряя ответ:

– Скажем так: ваша дочь не относится к числу пациентов, о которых я тревожусь. Вы проведете с нами еще некоторое время, но все должно быть хорошо.

Я мысленно скомандовала слезам: «Прочь!» – они не подчинились.

– Простите, я ужасно испугалась…

Врач покачал головой:

– Не извиняйтесь. Нам проще, исправлять патологии – наша работа. Случаются неожиданности, счастливые или трагические, но врачи понимают, что происходит с каждым ребенком, а родители блуждают в тумане.

Бонвена позвала сестра, он погладил тебя по голове и вышел из бокса, а я бросилась в объятия твоего отца и позволила рыданиям унести прочь страх, тоску и чувство вины. Потом мы сообщили радостную весть тебе. Выкарабкаемся!

Встреча происходит в помещении ассоциации. В маленькой комнате столы образуют подкову, на доске что-то пишет женщина. Ее зовут Элен, именно с ней я вчера говорила по телефону.

Номер, полученный от Мариам, я набрала «вдруг». Всякий раз представляя, как буду нежить лежащего в больнице младенца, я испытывала противоречивые чувства и справиться с ними не могла.

Разговор получился короткий. Элен задала несколько вопросов и предложила прийти в понедельник вечером на установочное собрание.

Нас одиннадцать. Элен начинает с описания структуры и задач ассоциации. Двадцать волонтеров сменяют друг друга у изголовья маленьких пациентов во всех педиатрических отделениях. Задача проста: помочь детям забыть о болезни и жизни взаперти, играя с ними, читая, беседуя.

– Нам не хватает волонтеров-добровольцев в неонатологии, туда в основном кладут недоношенных детей, но есть и дети с патологиями, родившиеся в срок и нуждающиеся в лечении. Больница недавно открыла новое крыло, что позволяет принимать больше детей из Бордо и окрестностей. Нам нужны ласкатели – так мы называем волонтеров, в других клиниках они няни или баюкатели , но занимаются все одним и тем же: держат детей на руках, разговаривают с ними, холят, окружают любовью.

Женщина лет шестидесяти поднимает руку, и Элен дает ей слово.

– Мы сможем выбирать… грудничков, которыми будем заниматься?

– Нет, – сухо отвечает Элен. – Мы не в куклы играем, а делаем важную и трудную работу. Исследования показали, что у новорожденных, которых ласкают, быстрее выравниваются сердечный ритм и температура, но не только. Это смягчает болезненные ощущения, ослабляет стресс, одновременно усиливая хорошее самочувствие. К сожалению, не все родители неотлучно находятся при своих малышах, поэтому мы…

– Почему? – перебивает ее высокий лысый мужчина, сидящий справа от меня.

– Почему что? – переспрашивает кураторша.

– Почему родители оставляют детей в одиночестве?

Элен что-то записывает в блокнот, потом отвечает:

– Один из главных принципов, которым должен руководствоваться хороший волонтер, – никогда никого не судить. У всех родителей свои причины, разные, но неизменно веские. Кто-то живет в двух часах езды от больницы, у других есть еще дети, которым требуется пригляд, а помочь некому. Многим матерям физически трудно передвигаться после родов, а кого-то накрывает послеродовая депрессия, так называемый беби-блюз. Случается, что люди слишком напуганы и не могут противостоять реальности. Мы не становимся папами и мамами, просто на время подменяем их. И, кстати, взять на себя заботу о любом ребенке можно только с согласия родителей.

Мужчина молча кивает. Молодая женщина, тоже кандидат в волонтеры, качает головой, ей услышанное явно не понравилось. Элен спокойно продолжает перечислять обязанности волонтеров. Мы должны быть свободны в определенное время, как минимум раз в неделю, взять на себя волонтерские обязанности на год, предоставить руководству ассоциации досье криминалистического учета, встретиться с психологом, провести один пробный день в больнице – и тогда… Тогда нас зачислят в ассоциацию на месяц испытательного срока.

– У вас есть вопросы?

Вопросы нашлись. Элен отвечает вежливо, после чего беседует с каждым индивидуально, в соседнем кабинете. На интервью отводится десять минут, и за это время куратор пытается прозондировать мотивацию людей.

Я такого не ожидала и не подготовилась. Ищу слова, убедительные доводы, хочу понравиться, но бормочу одни банальности. Элен делает заметки, благодарит меня и просит пригласить следующего кандидата. Я понимаю, что провалилась, и мне хочется плакать, как бы глупо это ни выглядело. Уже в дверях признаюсь по наитию: