Колин Гувер - Все твои совершенства

Теперь он больше не спрашивает, что пропустил, пока я спала. Не знаю, то ли ему неинтересно, то ли мне просто перестали сниться сны, которыми стоило бы поделиться.

Я осознаю, что все еще верчу на пальце обручальное кольцо, только когда Грэм наклоняется и останавливает его пальцем. Он нежно переплетает свои пальцы с моими и осторожно отводит мою руку от деревянной шкатулки. Интересно, он намерен продемонстрировать мне, что я держу в руках что-то вроде взрывчатки, или это действительно то, что он сейчас чувствует?

Он приподнимает мое лицо, наклоняется вперед и целует меня в лоб.

Я закрываю глаза и слегка отстраняюсь, делая вид, что еще раньше начала делать это движение. Его губы касаются моего лба, когда я уже встаю с кровати, и ему приходится отпустить меня и смиренно шагнуть назад.

Я называю это танцем разводящейся четы. Первый партнер делает попытку поцелуя, второй ее отвергает, первый делает вид, что не заметил. Мы уже давно танцуем этот самый танец.

Я откашливаюсь, сжимаю в руках шкатулку и иду к книжному шкафу.

– Нашла на чердаке, – говорю я, наклоняюсь и задвигаю шкатулку между двумя книгами на нижней полке. Грэм сделал мне этот шкаф в подарок на первую годовщину свадьбы. Я была потрясена: он смастерил его из ничего и своими руками. Помню, когда он заносил его в спальню, то занозил ладонь, а я в знак благодарности высосала занозу. А потом толкнула его к шкафу, опустилась на колени и еще раз выразила благодарность.

Это было тогда, когда прикосновения друг к другу еще что-то сулили.

Теперь его прикосновение – просто очередное напоминание обо всем, чем я для него никогда не буду. Я слышу, как он идет ко мне через комнату, поэтому встаю и хватаюсь за книжную полку.

– Зачем ты принесла это с чердака? – спрашивает он.

Я не смотрю ему в глаза, потому что не знаю, что ответить.

Он сейчас стоит совсем близко; его дыхание скользит по моим волосам, каждый выдох шевелит волосы на затылке. Его ладонь накрывает и сжимает мою руку, которой я цепляюсь за книжный шкаф. Он прижимается губами к моему плечу в тихом поцелуе.

Я отчаянно хочу его, и это действует мне на нервы. Я хочу повернуться и наполнить его рот своим языком. Я скучаю по его вкусу, его запаху, его звукам. Я скучаю по тому времени, когда он был на мне, настолько поглощенный мной, что казалось, будто он готов разорвать мою грудь, просто чтобы увидеть мое сердце, когда мы занимаемся любовью. Странно, как можно скучать по человеку, который рядом. Странно, что можно скучать о сексе с человеком, с которым все еще занимаешься сексом.

Как бы я ни оплакивала наш брак, я сама отчасти, если не полностью, отвечаю за ту его разновидность, в которую он превратился. Закрываю глаза: я в себе разочарована. Это ведь я довела до совершенства свое искусство уклоняться. Я уклоняюсь от Грэма настолько искусно, что иногда даже не уверена, замечает ли он это. Ночью я притворяюсь, что засыпаю раньше, чем он ложится в постель. Когда в темноте мое имя слетает с его губ, я притворяюсь, что не слышу. Я притворяюсь занятой, когда он подходит ко мне, притворяюсь больной, когда чувствую себя хорошо, притворяюсь, что случайно запираю дверь ванной, когда принимаю душ.

Я притворяюсь счастливой, когда дышу.

Но мне становится все труднее притворяться, будто мне нравятся его прикосновения.

Они мне не нравятся – просто они мне необходимы. Есть разница. Поэтому я задумываюсь, не притворяется ли он так же усиленно, как я. Действительно ли он хочет меня так сильно, как утверждает? Вправду ли не хочет, чтобы я отстранялась? Или втайне благодарен мне за это?

Он обнимает меня одной рукой, и его пальцы касаются моего живота. Живота, который все еще легко влезает в мое свадебное платье. Живота, не испорченного беременностью.

По меньшей мере это у меня осталось. Живот, которому позавидовало бы большинство мамаш.

– Тебе когда-нибудь… – Его голос звучит тихо и нежно, и он, похоже, до смерти боится спросить о том, о чем собирается меня спросить. – Тебе когда-нибудь приходило в голову открыть ее?

Грэм никогда не задает вопросов, на которые ему не нужны ответы. Мне всегда это в нем нравилось. Он не заполняет пустоту ненужными разговорами. Ему либо есть что сказать, либо нет. Либо он хочет знать ответ на вопрос, либо нет. И он бы ни за что не стал спрашивать, не приходило ли мне в голову открыть шкатулку, если бы ему не нужен был ответ.

Сейчас эта его черта не нравится мне больше всего. Мне ни к чему этот вопрос, потому что я не знаю, как ответить.

Я не хочу, чтобы ветер снова затолкал мои слова обратно в горло, и просто пожимаю плечами. После многих лет, в течение которых мы совершенствовали искусство уклоняться, он, наконец, прекращает танец разводящейся четы на время, достаточное, чтобы задать серьезный вопрос. Единственный вопрос, которого я уже давно от него жду. И что же я делаю?

Пожимаю плечами.

Наверное, следующие мгновения могут объяснить, почему ему потребовалось столько времени, чтобы задать этот вопрос. В этот момент я чувствую, как его сердце замирает; он прижимается губами к моим волосам и вздыхает – ответного вздоха он не получит; это момент, когда он понимает, что, хотя обнимает меня обеими руками, удержать меня не может. Он уже давно не может меня удержать. Трудно удержать того, кто давно ускользнул.

Я не реагирую. Он отпускает меня. Я выдыхаю. Он выходит из спальни.

Мы возобновляем танец.

Небо перевернулось.

Совсем как моя жизнь.

Час назад я была помолвлена с мужчиной, в которого влюблена уже четыре года. Теперь это не так. Я включаю дворники на лобовом стекле и смотрю в окно, как люди прячутся от дождя. Некоторые, в том числе Саша, бегут в дом Итана.

Непонятно, откуда взялся дождь. Никаких капель, предвещающих катаклизм, не было. Небо просто опрокинулось, как ведро с водой, и теперь огромные брызги тяжело падают на окно моей машины.

Интересно, Грэм далеко живет? Может, он еще на улице?

Я включаю поворотник и в последний раз в жизни выезжаю со своего обычного места на парковке у дома Итана. Я направляюсь в сторону, куда несколько минут назад пошел Грэм. Едва свернув налево, я вижу, как он ныряет в ресторан, чтобы спрятаться от грозы.

«Конкистадоры». Это мексиканский ресторан. Мне там не очень нравится. Но он нравится Итану, и это недалеко от его дома, так что мы едим здесь по меньшей мере раз в месяц.

С парковочного места перед рестораном как раз выезжает машина. Я терпеливо жду, пока она уедет, после чего паркуюсь на ее месте и выхожу. Что я скажу Грэму, когда войду в ресторан, я не знаю.

– Тебя подвезти?

– Составить компанию?

– Что скажешь о ночи секса в отместку?