Ульяна Соболева - Ничья его девочка

– Нет… не надо… прошу вас, не надо…. не надоооо!

Шагнул ко мне и ткнул мне в руки рубашку.

– Оденься и пошли со мной. Рассказывать будешь.

Я прижала к себе рубашку и посмотрела в его до сумасшествия светлые глаза. В них не было ни грамма похоти, только какая-то злость холодная и… что-то, чего я не могла понять совершенно. Спокойней не стало… стало еще страшнее.

– Правду, ясно? Солжешь, я тебя в ванной утоплю.

Я быстро закивала, чувствуя, как слабость расползается по телу. А он развернулся ко мне голой мускулистой спиной и пошел в сторону сервированного у огромного окна столика с двумя роскошными креслами.

– Голодная? Ужин заказать?

– Нннет… даааа. Голодная.

От нервов я бы сейчас и слона сожрала. А потом снова на его спину… на мускулы и широкий разворот плеч. Он шкаф открыл и новую рубашку надевает, а я дрожащими руками на этой пуговки застегиваю… и мне его телом пахнет, в нос забивается этот запах. Наверное, настоящие мужчины пахнут именно так, как он. Силой, властью и диким зверем. От ужаса и от восхищения до дрожи в коленках. Прошлась босыми ногами по ковру, затем по паркету, а он за стол сел и откинулся на спинку кресла. Потом на меня взгляд перевел.

– Сначала в ванну сходи. Тебя одели, а помыть забыли. Воняешь, как помойная яма.

– Может, я лучше пойду? Просто уйду, и все…

– Пойдешь, когда я скажу. А сейчас помойся и сядешь есть. Потом рассказывать будешь, как сюда попала, и кто тебя под меня собрался подложить.

– И вы меня отпустите?

– Может быть, и отпущу, если врать опять не будешь.

И сигару закурил… а я на пальцы его сильные снова посмотрела, и отчего-то заныло под ложечкой.

В эту ванну страшно ступить… да что там, блин, страшно даже на краешек сесть. Я такие только в кино видела, и на все эти пузырьки-коробочки глаза раскрылись. Зачесались руки… Ну а что? Если я пару тюбиков того, никто ж не обеднеет. Только спрятать некуда – на мне трусы и его рубашка… Разве что в трусы, но если выпадут, я точно огребу от этого… Барина, чтоб его. Я прислушалась к тому, что там происходило в комнате, кажется, он с кем-то говорил по сотовому. Подкралась к двери и приложила ухо.

– Ты совсем обалдел, Костя? Ты кого мне привез? Где ты вообще ее взял? Я что, вокзальную бл*дь просил? У нее вши наверняка в патлах нечёсаных и еще черт знает какие болячки. Да мне неинтересно, где ты их берешь, ясно? Но вот таких вот, чтоб больше мне не привозил, от таких бомжи носы воротят. Да и лет ей сколько, видел? Все! Нет! Сегодня не надо никого… Я тебя потом наберу, мне кое-что нужно, чтобы ты сделал.

Голос начал приближаться, и я отскочила от двери и открутила воду. Вот урод! Это я – вшивая, и даже бомж на меня не позарится? От обиды начало жечь в глазах, и я проглотила слезы. Влезла в ванну, и засаднил счесанный еще позавчера бок, посмотрела вниз и чертыхнулась – нехило я так на пузе проехалась. Намочила голову и вылила на себя почти всю баночку шампуня, потом постояла и вылила в ванну все содержимое баночек. Пусть этот чистоплюй моется, чем хочет… Но как бы я не злилась, наслаждение от горячей воды, огромной ванной и сумасшедших цветочных запахов перебивало все плохое, о чем я думала.

Вылезать из ванной не хотелось, но Барин пожаловали и постучали в дверь, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности, тут же шторкой замуровалась – вдруг войдет, с него станется. Ему ж все можно.

– Эй ты, ЛисА, чего затаилась там? Давай быстрее, ужин остынет.

Какой заботливый выискался, ни на грамм не верю ему. Сейчас выйду, и придется либо врать, либо рассказывать про анонима… а про анонима никак нельзя, иначе мне доказательства не пришлют, да и этот придушить может, если все узнает. Но из ванной я все же вылезла и перед зеркалом остановилась, посмотрела на себя и так, и эдак. Страшная. Патлы как мочалка… как у этой в мультфильме Храброе сердце, только она красивая. А я… а я на драную кошку похожа. Кожа и кости, ребра торчат, правда, грудь вылезла где-то с полгода назад. Без нее удобней было. Волосы под шапку, свитер по колено, и ни одна мразь не глазеет и не норовит лапнуть. Теперь сложнее. Теперь лезть начали. Глаза у меня небольшие, вздернуты к вискам, как у китайцев, только покрупнее раза в два, и вся физиономия в этих мерзких штуках… как я их ненавижу. Веснушками язык назвать не поворачивается – это плямбы мелкие светло– коричневые, как обляпало чем-то. Ненавижу их. А губы… два вареника, вечно трескаются, сохнут. Говорят, мажорки сейчас себе рот силиконом накачивают, кто б мне его уменьшил. Нравился мне у себя только нос. Он один не подкачал. Хотя мог быть и покрупнее, а так из-за него губы еще толще казались. А еще я ушастая. Но из-за патл не видно не то что ушей, иногда и физиономии не видно, они у меня вьются мелкими спиральками и торчат, куда хотят и как хотят. Но пока мокрые, еще ничего так… вроде выглядят прилично. Я повертела головой, и кровь прилила к щекам, когда трусы увидела, те, что белобрысая на меня напялила. Я их в мусорку определила… потом передумала, но с мусорки доставать уже как-то было неприятно. И что мне теперь делать? Осмотрелась и увидела махровый халат.

– Ты чего притихла, м? Мне дверь взломать?

– Я сейчас!

Завернулась в халат… в него можно было обернуться раза три, завязалась поясом и, спотыкаясь, вывалилась из ванной.

Барский стоял за дверью и даже приподнял одну бровь, когда посмотрел на меня… захотелось выцарапать ему глаза за этот мерзкий взгляд, которым смотрят обычно на грызунов или жуков. Мне отчего-то ужасно хотелось, чтоб он смотрел на меня по-другому… но это из области фантастики.

– Ну хоть не воняешь, уже хорошо.

И пошел к столу, а я поплелась за ним, наступая на полы халата, и в итоге таки растянулась на паркете. Барский приподнял голову. Но даже не дернулся помочь встать, встала я сама с огромным трудом, потому что проклятый халат завернулся на мне, как кокон.

– Садись. – кивнул на кресло, и я взобралась на него, со стыдом слыша, как заурчало в животе, когда увидела на ужин спагетти с кусочками курицы и грибами. Я сама не поняла, как уже через секунду сидела с набитым ртом и пялилась в телевизор, где извивалась какая-то блондинка и что-то пела. Барский не мешал есть, он потягивал виски или что там у него было в бокале, медленно выпускал дым и пристально на меня смотрел… Но мне было плевать, пусть хоть в микроскоп меня разглядывает, я жрать хочу. И так вкусно я никогда в жизни не ела. Когда почти доела и спагетти не наматывались на вилку, я помогла себе руками и тут же посмотрела на Барина. Сидит, смотрит, подперев голову рукой… теперь я напоминала себе обезьянку, которую покормили и наблюдали с любопытством на ее гримасы и поведение. Я облизала пальцы, и он опять противно поднял бровь, я тут же перестала это делать и нашла взглядом салфетку. Ужасно хотелось вылизать тарелку. Так хотелось, что скулы сводило. Но этого сделать я уже не посмела. Пусть не думает, что я совсем некультурная.