Татьяна Ковалева - Мери Поппинс для квартета

– Да?

– Мам, да за эту кухню люди…

– Так, погоди. Кухня. Пошли, я тебя покормлю.

– Мы с Клео уже ели. Что мы – маленькие, что ли?

– Пошли все равно. Ребята не хотят, чтобы их репетиции черновые слышали.

– Пошли, – недовольно вздохнула дочь, но все-таки поднялась.

Минут через тридцать на кухню заглянул Артур. Клео тут же исчезла, словно накинула на себя специальную кошачью шапку-невидимку.

– Вот вы где.

– Здравствуйте, – широко улыбнулась ему Маша.

– Привет. Ты дочь Олеси Владимировны?

Машка смутилась.

– А у меня тоже дочь…

И в глазах плеснулась такая тоска, что нам с дочерью стало неловко, как будто мы подсмотрели что-то очень личное, совершенно не предназначенное для чужих.

– Мы готовы! – словно очнулся Артур. – Пойдемте слушать.

Машка вскочила, чуть не перевернув стул. Смутилась, жгуче покраснела.

– Ты хочешь учиться петь? – тихо спросил у нее Артур.

– Да!

– Если мама разрешит, я могу давать тебе уроки.

– И на фо́рте петь научите?

– Я постараюсь.

Хор мальчиков-зайчиков выстроился. Позади рояля с недовольным Львом – Сергей. Безмятежный, как на видео того года, когда он ушел. Ой, как нехорошо. На переднем плане, перед роялем, две стойки для теноров.

– Это Маша, – представил мою дочь Артур. – Она учится петь.

Вот я снова ошиблась. Честно говоря, я ждала от них снисходительных взглядов по типу «ой, девочка, куда ж ты лезешь». Но участники вокальной группы «Крещендо» посмотрели на нее спокойно и серьезно.

– Чем можем – поможем, – сказал Лев.

Визг Машки просто оглушил. Я посмотрела на нее с укоризной, парни рассмеялись.

– А какая у мамы песня любимая? – тут же спросил Артур.

– «Кружат ветра», – не задумываясь, выпалила Маша и тут же перевела взгляд на меня – не сболтнула ли она чего-то.

Я закатила глаза и недовольно посмотрела на Артура. У ребенка информацию обо мне выуживать… Нехорошо.

– Простите, – он изумительно покаянно потупил глаза.

Вот просто взять словарь Ожегова – тяжеленный, на хорошей бумаге, и как врезать!

– Нам очень интересно, кого принесло по нашу душу, – серьезно проговорил Лев. – Нам все-таки работать вместе.

– Давайте всю информацию вы будете узнавать у меня.

– Если вы будете выдавать ее, а не утаивать.

Какая у него, у этого самого Льва, улыбка. Особенно когда искренняя, как сейчас. С ума сойти.

– Я предлагаю вечером поужинать вместе. Заказать, кто что любит, и поиграть в интереснейшую игру.

– В «бутылочку»? – ляпнул Артур, посмотрел на Машку – и покраснел. – Что-то я дикий стал. Простите.

Машка фыркнула, типа, открыл Америку. Теперь на дочь посмотрела уже я. Потом – на квартет. Много чего пообещала взглядом. Как я поняла, язык взглядов и жестов они читали просто на ура.

– Так в чем суть игры? – уточнил Сергей.

– Мы задаем друг другу вопросы. Сначала – вы мне по одному. Потом все разом, например, Сергею. Потом Льву, Артуру и Ивану. Порядок установим. Если кто-то не хочет или не может отвечать на вопрос, то спрашивающий может задать другой.

Все четверо переглянулись. Кивнули. Меня вот просто завораживало, как они делали все это вместе. Как будто репетировали.

– А теперь песня, – улыбнулся Лев.

Четверка разошлась по своим микрофонам.

Машка подняла руку.

– Что? – спросил у нее Лев, уже успевший опустить руки на клавиатуру.

– Можно я записывать буду?

Ребенок вытащил телефон.

– Ну, во-первых, репетиции пишутся, мы потом материал отсматриваем и отслушиваем, что понаработали. А во-вторых… – Он взглядом посоветовался с остальными. – Можно, только без разрешения в сеть не выкладывать.

Ребенок закивал.

Раздались переливы нот. Я в наслаждении закрыла глаза.

– В юном месяце апреле в старом парке тает снег…

Вот как в нотах можно было передать полет, надежду, тревогу… И какую-то мольбу? Я не анализировала, кто какую партию из этих четверых вел, я не смотрела, кто как пел, кто дирижировал, как летали пальцы Льва над роялем, как держал основу Сергей, как звенели нежными колокольчиками Иван и Артур.

Я наслаждалась.

И когда стихли последние ноты, то тихо вытерла глаза и сказала:

– Спасибо.

Не знаю отчего, но смутились все четверо. По логике они должны были привыкнуть к подобному.

Дальше они работали, пели, расписывали партии, разучивали вокализы. И, кстати говоря, если бы я не знала, что Сергей не работал с ними год, ни за что не догадалась бы, что он уходил.

Отработали они, на мой взгляд, замечательно, мы с Машкой так и вовсе были в восторге. Потом послушали Машу – ей пришлось распеваться. По этим бесконечным ми-ми-ми то вверх, то вниз.

Ребенок старался, Артур руководил, Лев играл, Иван и Сергей снова шуршали нотными листами.

– Дышать ребенка научите, – посоветовал Иван. – Голос – рабочий, дыхание – никуда.

Время летело. Потом парни с аппетитом поели – каждого ждал упакованный паек. Суп, второе и салат. Все разложено по мисочкам и подписано.

– Вот приедет Инна Львовна – будет нам счастье, – поморщился Артур, с неприязнью глядя на еду.

– Вот с осени зарядим по гастролям – будешь это с наслаждением вспоминать, – отозвался Лев.

Сергей просто сосредоточенно ел, Иван, похоже, был не с нами.

И я как-то задумалась: хорошо это или плохо, что сейчас мы наблюдаем такую идиллию? Словно ничего не произошло. Не было бунта Сергея, не было работы с другим солистом, не было целого года порознь… Ни ультиматума хозяина балагана, ни меня как… кого? Помощницы? Контролера? Дрессировщика?

Они вот реально делали вид, что все как обычно и как надо? Или просто пели с той же цифры, на которой остановились, пока ни о чем не думая и ничего не анализируя?

И, самое главное, как мне себя вести, чтобы им помочь?

К концу обеда я так ничего и не надумала. Решила просто понаблюдать и посмотреть, что будет получаться. Так что, как и Иван, я толком не поняла, что ела.

Мы вернулись в репетиционный зал, я села, приготовилась слушать. Машка унеслась учиться дышать. Я расслабилась и приготовилась наслаждаться.

– Под запись прогоним старый альбом, посмотрим, что отберем на концерт, – скомандовал Лев.

Все кивнули. Микрофоны установили по одной линии, выстроились. Иван, потом Артур, Лев и на другом конце – Сергей.

Я вспомнила, что программа в тот год, когда Сергей ушел, была романсовая. И мысленно тяжко вздохнула. Вот романсы я любила. Но когда их громыхали великолепными голосами – совершенно нет. Посмотрим, что получится…

– Ехали на тройке с бубенцами… – начал Сергей.

И я снова вздохнула. Пожалуй, его голос мне нравился больше всех. Ничего личного, просто именно такой тембр, низкий, глубокий, богатый, я люблю. Но вот тут он стал показывать и красоту, и мощь, и силу, и переливы. И цыганщину.