Екатерина Вайсфельд - Май

– Отличная идея.

– Иногда мне кажется, что я даже могу сочинить мелодию, бывали моменты, когда что-то звучит в голове. Один раз я проснулся с этим. И в той мелодии такие колокольчики играли… прямо дзинь-дзинь. Чисто-чисто звенели, я даже испугался, как такое вообще можно слышать внутри себя. Но, может, я просто не проснулся ещё тогда? Или распирает в такие моменты, когда вокруг всё раздвигается внутри, кажется, я сейчас лопну…

Май осмелился рассказать о своих переживаниях, которыми никогда ни с кем не делился. Они начали его волновать, потому что с каждым годом становились более ощутимыми. Это не были фантазии, с которыми он жил прежде. Это были реальные чувства, нападающие на него приступами, раскручивающие и расшатывающие его мир. И он начинал осознавать, что его чувства уникальны и что скорее всего это связано с каким-то необыкновенным или необъяснимым явлением, которое в нём творится. И наступило время, когда ему захотелось поделиться, чтобы другие оценили и прочувствовали так же, как он. Новый, беспокойный мир юного музыканта сделал ещё один виток. Май накопил в себе уже достаточно, чтобы глубины его души заполнились под завязку. Для новых идей нужно больше места. Он уже не вмещал в себя. Пришло время для освобождения. А двери к освобождению были лишь в одном – в творчестве.

Олег старался внимательно слушать своего ученика. Но иногда терялся в обрывках его фраз, в сумбурности мыслей. Главной посылом было то, что Май хотел творить. И для этого ему нужно было услышать только одно: «Дерзай, парень!» Это нормально – пытаться что-то создать самому. Нет, даже не так. Как это прекрасно, что у него есть такое стремление. И как это похвально!

– Вот смотрю я на тебя и узнаю себя в твоём возрасте, – единственное, что нашёлся сказать Олег.

Ему хотелось верить, что в четырнадцать лет он был наполнен теми же чистыми, возвышенными мечтами. И что им двигала та же любовь к музыке, с теми же сомнениями и робкими шагами, а не желание быть просто модным рокером, который обязательно должен играть в музыкальной группе.

Когда Май заканчивал восьмой класс, он пришёл посмотреть на последний звонок выпускников. Ребята подготовили программу выступлений, куда входили театральные сценки, пение, танцы и игра на гитаре. Он заглянул послушать музыку. Любая минута, посвящённая его увлечению, была для него бесценной. Мальчик пришёл, когда зал был ещё пуст, и занял место во втором ряду. Помещение было украшено красно-белыми шарами, плакатами, мишурой. Май ничего этого не видел. Он смотрел на сцену широко открытыми глазами, сгорая от нетерпения.

Когда актовый зал стал наполняться народом, он начал беспокойно дёргаться и елозить на стуле. Ему казалось, что торчащие перед ним учительские головы, шумные соседи, галдящие школьники будут мешать внимать тому, ради чего он здесь. И Май крутился, оглядывался по сторонам, недовольно и непроизвольно гримасничал, ища глазами более подходящее место, на случай если станет совсем тесно и многолюдно.

Наконец представление началось. Первым был спектакль, затем – чтение стихов, выступление танцевальной пары, и вот на центр сцены вынесли стул, следом вышел молодой человек с гитарой. От волнения у Мая вспотели ладони, пересохло во рту, от возбуждения его забила мелкая дрожь. Он всегда испытывал нервное напряжение, когда дело касалось его страсти. Выпускник, долговязый юноша с длинными, изящными пальцами, склонил голову над гитарой и легким движением заскользил по грифу. Музыка, словно вспышки света, стала выскакивать из-под его руки. Май сжал кулаки. Он чувствовал ревность к тому, что слышит, что видит. Ревность к музыке, к музыкальному инструменту. Ему стало невыносимо сидеть в этом зале, слышать игру, замечать десятки глаз, устремлённых на исполнителя. Он задёргался на месте, порываясь уйти, но каждую секунду откладывал это решение. При этом нервничал, закусывал и слюнявил прядку своих отросших волос. Было ощущение, что перед ним разыгрывается сцена невидимого для других действия, настоящая драма для его ревностного сердца.

И наконец он поднялся, протиснулся сквозь толпу и духоту и выскочил из зала. Май даже не бежал, а летел по ступенькам вниз. В ушах стоял звон аплодисментов, ему надо было успокоить своё волнение. Казалось, голова сейчас лопнет, глаза не видели под ногами опоры. Не упасть бы! Как же страстно он хотел быть там, на сцене! Он играет лучше, он знает это точно. Никто не может чувствовать музыку так, как он. Каждое её движение, каждое её дыхание. Ведь музыка была для него живой субстанцией, она могла с ним разговаривать без слов. Эта интимность, которую Май ощущал с ней, была сильнее, чем открывшаяся интимность его тела.

Сексуальное влечение: бестолковое, неосознанное, не испробованное, не облачённое в какую-либо телесную форму – шаг за шагом заполняло его мысли, и в новом учебном году Май пришёл в школу, подогретый и наполненный этим влечением. Сейчас он чувствовал отчуждение от сверстников ещё сильнее, чем когда-либо. Он с жадностью наблюдал, как школьницы кокетничают с ребятами. Как мальчишки-подростки хорохорятся под девичьими взглядами.

Как на переменках молодёжь бегает через дорогу от школы курить. Как даже девочки пробуют свои первые сигареты, которые они держат в тоненьких пальчиках, подкладывая одну руку под локоток другой, чтобы выглядеть взрослее и смелее, словно курить для них – дело привычное. И как после уроков, сбиваясь в шумные стайки, они все вместе ходят гулять. Май желал быть с ними. В прежние годы его это не волновало. Но не сейчас, когда пришло время для самоутверждения – начала длинного, отбирающего силы пути в жизни любого подростка. Молодой человек нравился девочкам, но ни одна не осмеливалась с ним дружить. Кто он? Чем живёт? Почему не общается с мальчишками? Почему над ним посмеиваются? Почему он не бегает курить и не хулиганит с остальными? Почему так нелюдим? Нужен ли ему кто-то вообще? Вот какие вопросы возникали в их пытливых умах. Девочки полагали, что ему никто не интересен, и если бы не смазливая внешность, парня не замечали бы вовсе.

В этом году в школу, где учился молодой человек, пришёл новый учитель иностранного языка. Это не было новостью – в школе почти каждый год менялись преподаватели английского. Новым учителем была молодая женщина очень приятной наружности. Маленького роста, светловолосая, худенькая, с миловидным лицом, которое выдавало мягкий характер. Юлии было двадцать семь лет, она почти всегда носила серый брючный костюм, который, по идее, должен был прибавлять ей возраст. Но и серый костюм, и длинные юбки, скрывавшие стройные ножки, и водолазки, и застёгнутые на все пуговички блузки ещё больше подчёркивали её женственность и хорошенькую внешность. На уроках Юлия скрупулёзно, последовательно учила ребят иностранному языку, не обращая внимание на то, какими глазами на неё смотрят повзрослевшие школьники. Старшеклассники нагло и в полный голос обсуждали свою учительницу, собираясь тесной компанией в курилке.