Екатерина Вайсфельд - Май

Май никого не ждал: сестра работала, мама восстанавливалась после инсульта. Даже если бы у них было время и возможность, его бы всё равно никто не навестил. Мальчик не тосковал по родным, но ему было просто скучно. Лишённый занятий, музыки, любимых комиксов и книг, он часами сидел у окна, выходившего на больничный двор, и наблюдал за скудной жизнью улицы. Ранним утром дворник подметал территорию, собирал мусор. Затем по узким дорожкам шныряли врачи, редкие посетители. В остальное время картина не менялась. Лишь тени от деревьев, лавочек, мусорных баков и кустов незаметно для глаза меняли направление.

– Что же к тебе, солнце, никто из родных не приходит? – как-то спросила медсестра, зайдя к больному в палату.

– Я никого не жду, – сухо ответил паренёк, без интереса взглянув на женщину из-под копны давно уже не стриженных волос.

– Ты посмотри на него! – весело отозвалась медсестра. – Никак взрослый совсем?

В тот же день, двумя часами позже, она снова зашла к нему, неся в руках чёрный пакет и посмеиваясь на ходу короткими смешками:

– Держи! Напророчила тебе! Папка твой заходил, игрушку передал, ещё конфеты с фруктами, но тебе пока нельзя, при выписке получишь.

Мальчуган достал из пакета серый тетрис и с чувством восторга – с одной стороны, и недоумения – с другой, посмотрел на выходившую из палаты медсестру.

– Какой папка?! – прокричал он так громко, что даже испугался собственного голоса.

– Ну как же… Твой папка, – с улыбкой ответила та. – Смуглый такой, нерусский.

Май замер в оцепенении. В его взлохмаченной, слегка кудрявой головке закрутилась карусель из мыслей, образов. Он увидел мрачное, страшное, но при этом по необъяснимой причине притягательное лицо Аслана. Почувствовал неведомую силу и твёрдость, которая исходила от него. Невозможно было сдвинуть эту гору, согнуть эту сталь, сломать этот клинок. Мальчик никогда не ощущал ничего подобного. От подарка, лежащего в его дрожащих руках, исходила отцовская любовь, о которой он мог лишь догадываться. И ему на миг захотелось вернуться домой. В некий воображаемый дом, рисовавшийся ему таким родным, близким, желанным. Но видение быстро ушло, и тоска поблёкла. Мальчуган повалился на кровать и весь оставшийся день провёл за игрой.

Весна была в самом разгаре. Через толстые стёкла больницы не доносились запахи природного буйства. Май наблюдал лишь яркие краски распустившихся тюльпанов, жиденько высаженных на клумбе внутреннего двора. Их гибкие, хрусткие стебли жадно тянулись к солнцу, распуская красные и жёлтые язычки цветов. Наблюдал, как первые грозы треплют молодую, но уже окрасившуюся в тёмно-зелёный цвет листву. И в его душе звучала музыка, такая же трогательная, как хрупкие весенние цветы. В сердце расцветали чувства, которые на короткое мгновение перетянули всё его внимание. Май переживал в себе ещё одно движение души, наполненное новыми открытиями. «Ах как же хорошо!» – думалось ему, и сердечко вторило: «Хорошо! Хорошо!»

Находясь на лечении в больнице, он часто вспоминал Лену. Это были сладкие думы, в которые он любил погружаться перед сном, лёжа в мягком сумрачном свете своего бокса и мечтая с открытыми глазами. В его снах наяву Лена улыбалась ему: белокурая, тоненькая, хрупкая, как мотылёк. Теперь он грезил о настоящей дружбе. О том, как будет здорово вместе гулять, о том, как она будет смеяться над его шутками. А он, гордый собой, будет выдумывать всё новые и новые проделки. Эта девочка была похожа на молодые, только что вылупившиеся липовые листочки. Нежные, наполненные своей первой весной. Они оба были в трогательном волнении первых чувств. «Почему бы не познакомиться с ней?» – рассуждал Май. Но как – пока не знал. Его влекло к ней сердцем и в мечтах. Лена так органично и так романтично вписывалась в его фантазии, привнося в них много света, геройства и маленькую толику тщеславия. Ничто плотское пока не беспокоило его, но через два-три года всё изменится.

После его выздоровления их первая встреча в школе была неожиданной. Всё случилось на переменке, когда Май стоял у кабинета биологии и наблюдал за одноклассниками, устроившими сражение на портфелях.

– Санёк, мочи его! – кричал очкастый кудрявый парнишка, не участвующий в битве, но подзуживающий приятеля, толкая его на противника.

Сорванцы громко хохотали, поддавая друг другу пинки рюкзаками. Другой мальчик подбежал сзади к толстому Саше и со всей силы пнул. Саша быстро отреагировал на неожиданный выпад, кинул на пол свой рюкзак, который тут же попал под обувной обстрел главного противника, и бросился за новым обидчиком. Оба пронеслись мимо Мая к лестнице, чуть не сбив с ног. Мальчик проводил их взглядом, широко улыбаясь, и в этот момент в дверном проёме второго этажа заметил Лену. Девочка на несколько секунд замерла, увидев устремлённые на неё большие внимательные глаза своего воздыхателя, затем смутилась, отвернулась и быстро засеменила вниз по лестнице.

Май бросился за ней, забыв обо всём: о дурачествах одноклассников, о предстоящих занятиях. Он даже не услышал, как прозвенел школьный звонок. Спустившись на первый этаж, стал искать её в толпе шумящих первоклашек, которых учитель собирал на урок, как рассыпавшийся горох. Лена стояла у раздевалки и надевала ветровку. Май притаился за квадратной колонной с большим зеркалом и оттуда украдкой подглядывал за ней. Затем так же незаметно проскользнул следом на улицу. Ему не пришлось напрягать глаза, боясь потерять её в стайке таких же идущих домой школьников, – её синий прямоугольный рюкзак горел как факел, указывая путь.

Лена шествовала гордо и смело, держа осанку и размахивая тоненькими ручками, тихонько дирижируя себе. А он шагал за ней мягкой поступью, задерживая дыхание, жадно рассматривая её издалека. Тут она резко обернулась; Май нырнул за дерево. Сердце выпрыгивало от волнения, колотилось и дребезжало внутри. Раскрыт? Нет, какое облегчение!.. Лена пошла тем же шагом, и весеннее солнце блестело золотом на её светлых волосах. С этого момента у него возникла потребность видеть её каждый день… несколько раз в день; выслеживать в классах, в коридорах, находить, затем терять. Это была игра, продиктованная желанием познать новое чувство. Всё это было ему всласть – воображать себя хищником, идущим по следу, по зову сердца, а самому при этом оставаться в тени. Это волновало кровь, захватывало дыхание. Основной целью было не выдать своё присутствие. А хищник ли он? Иногда Май чувствовал себя рабом, неспособным справиться со своими желаниями, хотя ему казалось, что причина не в нём. Причина – в светлом облике его платонической подруги, которого он не видел целиком. В его глазах она горела лишь отдельными фрагментами. Но и этого было достаточно для первого, пробного, чувства любви.