Вячеслав Репин - Халкидонский догмат

Я решил снять трубку и услышал незнакомый женский голос. Затем до меня дошло – это моя вчерашняя знакомая из парка Монсо. От неожиданности я растерялся, не знал, что сказать.

Она стала сумбурно объяснять, что звонит, чтобы поблагодарить за адрес в Ла-Боле, которым я ей удружил. Они с мужем уже дозвонились в порекомендованный мною отель и забронировали номер, а заодно и пансион, и велосипеды.

– Мы бы хотели вас отблагодарить… за помощь, ― добавила она. ― Вы не против с нами поужинать?

Я чего-то не мог увязать в голове. Затем спросил:

– Как вы узнали мой номер?

– Да, извините… На книге, которую вы читали в парке, на титульном листе были написаны имя и фамилия.., ― сбивчиво начала она объяснять. – Я полистала городской справочник, и оказалось, что такая фамилия одна на весь Париж. На «ин», с «е» на конце?.. Если мое предложение вас не смущает, то мы могли бы вместе поужинать. Скажем, завтра?

– Нет, не смущает. Но завтра… завтра я вряд ли смогу, ― опомнился я; вечером я был действительно занят.

– Как жаль… На сегодня я вам не предлагаю. Мой муж… у него сегодня дела. А может быть… Знаете что, давайте пойдем без него… Я не уверена, что на следующей неделе у нас получится. Вы свободны вечером?

Я раздумывал.

– После этой истории… вчера на улице… мне как-то не по себе, ― простодушно объясняла она, при этом, скорее всего, сознавая, что приглашение выглядит не таким уж безобидным. ― А перед ужином можно прогуляться… Там же в парке, если хотите… Я конечно понимаю, что это не очень хорошо. Вот так навязываться, но…

Она замолчала.

Я тоже не знал, что сказать. А затем выдал нечто вроде оправдания:

– Вы, наверное, понимаете, что я живу скромно, по ресторанам особенно не разгуливаю.

– Нет, что вы! ― спохватилась она. ― Мы хотели вас пригласить. То есть я… Если вы, конечно, не против. В Париже столько недорогих ресторанов… А если хотите, вы заплатите только за себя… Но можно вообще никуда не ходить… Я почему-то решила, что вы не откажетесь. Господи, как глупо получилось…

Она окончательно смутилась. Повисло молчание.

– Хорошо, можно встретиться там же, ― предложил я. ― В половине восьмого?

– В половине восьмого! Спасибо!

Она сразу отключилась.

На моей новой знакомой был плотно, по самое горло застегнутый длиннополый костюм молочно-кофейного цвета. Наряд ей шел. Светлые локоны на этот раз оказались распущенными, и я не сразу ее узнал. Свежее лицо без следа косметики, редкого для Франции типа с покатым лбом и правильными славянскими чертами, вопросительная полуулыбка на губах… ― она выглядела бодрой, отдохнувшей, но взгляд блуждал по сторонам с какой-то рассеянностью. В следующий миг в ее глазах появилась что-то неуловимое, тающее. И мне опять почудилась в них ирония…

Я предложил пройтись по круговой аллее, правой стороной парка, чтобы, обогнув ротонду и начинавшуюся за ней центральную аллею, вернуться к бассейну с колоннами, но уже со стороны музея, в который я никогда не заходил и даже не знал, к своему стыду, что в нем экспонируется.

Мы молча зашагали к ротонде. Слева, на газоне, словно заляпанном фиолетовой краской из-за падавшей на него тени деревьев, взору открывалась бахча. Самая настоящая бахча. До сих пор я ее не замечал. Из-под разлапистых листьев выглядывали увесистые тыквы. Казалось странным, что кто-то развел бахчу прямо в парке. Начальство не досмотрело за креолами? Впереди же высилась сплошная стена столетних платанов. Парк как всегда дышал прохладой. Откуда-то со стороны тянуло горьковато-свежим запахом полыни. Раньше я его тоже здесь не чувствовал.

– Надо же, так ухаживать за газонами… Какой замечательный, красивый парк! ― моя новая знакомая так и сыпала банальностями. ― Особенно там, где водоем с колоннадой и розы.

– Этот парк принадлежал герцогам Орлеанским. Пока государство его не оприходовало, ― объяснил я. ― Небольшой, но знаменитый. Говорят, Пруст просиживал здесь дни напролет.

– Пруст? В этом парке?

– Он жил неподалеку. На рю де Курсель, это в двух шагах… Сам или его родители, я точно не помню. Отсюда даже дом виден, в котором он жил. Вон с того выхода впереди, видите?

Мы прошагали еще метров сто и, когда поравнялись с железной калиткой, на которую я показывал, я ткнул пальцем в уходящую вдаль перспективу городских зданий:

– Вон там. Угловой шестиэтажный дом с куполом, в конце улицы, видите?.. Мемориальной доски, правда, нет. Не повесили. Однажды я даже пошел проверить.

– Почему?

– Почему не повесили?.. Денег наверное пожалели. Если в этом районе Парижа развешивать мемориальные доски, стены свободной не останется.

Мы взяли левее, туда, где сквозь листву на аллею просачивалось солнце, и продолжали говорить о всякой всячине: о Париже времен «Трех мушкетеров», о местных рыбных базарах, на которых можно купить не только морского черта, но и настоящего, как я уверял – с рогами. А когда мы проделали полный круг и вновь очутились перед колоннадой, я решил, что пора ехать ужинать. Не кружить же по парку до бесконечности.

Китайский ресторан, в котором я заказ столик, находился в Латинском квартале. Путь до него был неблизкий. Но в моем районе приличных китайских ресторанов не было. В прочих же цены часто оказывались мне не по карману. Я предложил пройтись еще немного и взять такси уже с середины дороги…

Несмотря на соседство с бульваром Сен-Мишель, в ресторане было безлюдно. Нас усадили за большой круглый стол, отгороженный от входа аквариумом, в котором шевелились лангусты, крабы и еще какие-то полуживые водяные твари. Положив руки на стол, я ждал от моей гостьи непонятно чего. От воцарившегося молчания нам сразу стало неловко.

– Вы часто здесь бываете? ― спросила она таким тоном, словно хотела мне чем-нибудь угодить.

– Нет, в третий или четвертый раз. А привел меня как-то знакомый, фотограф из Магнума… Завсегдатай и жуткий гурман, ― уточнил я непонятно зачем, поймав на себе ее оживившийся взгляд. ― Слоняясь по миру, он изучил все кухни мира. Говорит, здесь неплохо…

– Тоже русский? Ваш друг?

– Наполовину… Он провел на Западе двадцать лет. За такой срок человек превращается в гибрида, вы же видите… Перед вам неплохой экземпляр, ― пошутил я.

– Будете смеяться, но я когда-то мечтала стать фотографом… После балетного училища, ― Валентина уставила на меня испытующий взгляд и словно в подтверждение себе кивнула.

– Вы учились в балетном училище?

– При Большом театре. Потом не прошла по росту. Трех сантиметров не добрала.

– Всего-то? Безобразие!

– К балеринам такие требования теперь предъявляют. Нужно быть дылдой. Как фотомодели. Стандарты диктует Нью-йоркский балет. Вот наши и не устояли. Гастролировать приходится за границей, невозможно игнорировать их требования. А в кордебалетах обычных театров делать карьеру как-то глупо.