Людмила Мороз - Хозяйка игрушечной фабрики

– Не знаю! – Пожала женщина плечами.

– А ведь в какое-то мгновение наша жизнь становится нам неподвластна. И ею начинает управлять судьба.

– Мне это, кажется, понять трудно. У меня была мечта танцевать. И шить игрушки. А вот приходится пасти чужих коров и телят.

– Вот и хорошо, – кивнула старуха. – Ты ведь любишь странствовать? «Эта старая ведьма как будто читает мои мысли!». – Испуганно подумала женщина. Старуха, тем временем не спеша, листала толстую книгу, как будто вообще не собираясь ее возвращать. Мила постаралась перевести разговор на другую тему:

– Откуда вы откуда будете? – Спросила она цыганку.

– Я? Можно сказать, что отовсюду.

– Но так не бывает, – возразила женщина. Никто – может быть отовсюду. Я вот, например, родилась в этой деревеньке.

– Ну, в таком случае я родилась в том городе – Она махнула в сторону Москвы.

– Ну, и как там, в Москве? Что новенького? – Насторожилась Мила.

– Как всегда. – Равнодушно проговорила цыганка. Разговор увял на этом, потому что ухватиться было не за что.

– А чем вы там занимаетесь? – Попыталась продолжить разговор после продолжительной паузы.

– Чем занимаюсь? – Старуха задумалась, а потом раскатисто рассмеялась. – Хожу по этой земле. Ищу пропитание, предсказываю людям их будущее. Только не все верят. «Какую чушь иногда несут люди! Право, лучше уж общаться с бессловесными коровами и телятами, которым бы только есть да пить. Или книги читать. Они рассказывают невероятные истории. Однако такие, какие хочется услышать. А вот с людьми намного хуже. Вечно они брякнут что-нибудь. А ты потом сидишь, точно как оплеванный. При этом, не зная, что же сказать в ответ. – С раздражением подумала Мила. А цыганка говорила после некоторого молчания

– Зовут меня Мариула. И тебе скоро, очень скоро понадобится моя помощь. Так послушай мой совет. Мила рассердилась всерьез, ведь ни о какой помощи, ни о каком совете она не просила. Поэтому сердито буркнула:

– Книжку отдайте! А цыганка как будто и не слышала.

– Меня найдешь на Казанском вокзале. Я буду ждать тебя на третье полнолуние. И если дашь мне десятую часть того, что найдешь в колодце, то я научу, как тебе добраться до сокровища! Женщине вдруг все стало ясно. Цыганка сейчас наплетет ей с три короба, и выманить денег побольше. Но, прежде чем она успел произнести хоть слово, старуха подобрала сухую веточку. И принялась что – то ею чертить на земле. И она увидела начертанное старухой у себя под ногами. На земле прочла имена своих родителей. И всю историю своей жизни, вплоть до этой минуты. Она прочел имя своего мужа и дочери. Прочла то, чего никогда никому не рассказывала. Например, как целовалась за школой со своим одноклассником. И как однажды взяла без спросу отцовское ружье, чтобы пострелять на заднем дворе по воронам, и за это получила от матери большой нагоняй. А когда подняла голову, и оглянулась, то увидела, что назойливой цыганки рядом не было. Она исчезла, как будто ее и не было рядом. «Хм, как провалилась сквозь землю!». – И женщина продолжила читать свою книгу.

После этого разговора прошла неделя. В природе практически ничего не изменилось. Голубое небо все тем же бездонным шатром нависло над землей. Оно было такое же ласковое и нежное, как и неделю назад. В его вышине все теми же черными точками проносились ласточки и стрижи. А по пыльной, разбитой сотнями колес, деревенской проселочной дороге, шла уставшая молодая женщина. На ее руках спала маленькая девочка, одетая в голубой комбинезончик. На белой коже лба женщины выступили крохотные капельки пота. И она утомленно поправляла немного съехавшую набок черную косынку. А потом и вовсе остановилась. Ее темно-карие, слегка припухшие от слез глаза, с тоской наблюдали за полетом птиц. Она, придерживая ребенка, кое-как смахнула пот со лба. И с какой-то нечеловеческой тоской в голосе прошептала?

– Ну почему, почему я только вот не такая птица? Почему я вот так же, как эти Божьи создания, не могу летать, так же быстро, легко и беззаботно? И совсем не думать больше ни о чем? – И на ее черных, длинных ресницах, выступили, заблестели мелкие слезы. Она приблизилась к небольшой зеленой рощице. И там устало присела на срубленную кем-то не так давно молодую березку. Светло-зеленая, совсем еще клейкая листва, казалось, ей шептала: «Не плачь, не плачь. Все пройдет. Пройдет и это!». А женщина слушала этот шелест листвы. А потом, подняв голову, наблюдала за полетом птиц. А ее память совсем не к месту прокручивала кадры, которые просто хотелось забыть, вычеркнуть навсегда из памяти. Ей опять вспомнилось слегка приоткрытое окно, в которое врывались ароматы запоздалой весны. И потом осторожный скрип дверей. Глуховатый, прокуренный мужской басок бригадира стройбригады: «Ты, Милка это, крепись. Нет больше твоего Саньки! С лесов сорвался». И с грустью мысленно добавила: «Нет больше моего Саньки, нет! И не будет! Это что, моя судьба вот такая? А что же тогда такое Судьба? Это какое-то наше предназначение? Путь, уготованный нам Господом здесь, на Земле? Не знаю. Говорят, если господь кого-то любит, то испытывает его. Не слишком крепко ли тогда любит меня Господь? Почему-то слишком много испытаний выпадает на мою судьбу? Почему?». Отдохнув немного, она поправила косынку. Обратно взяла ребенка на руки. И неторопливо пошла в сторону деревеньки, которая чернела вдалеке. А в висках жарко билась, пульсировала кровь: «Нет моего Саньки! Нет! Нет! Нет! И больше не будет!».

Тяжело, натужно, как старуха, скрипнула зеленая калитка, пропуская ее во двор, чисто выметенный. И залитый серым, безжизненным бетоном. Ни травинки тебе, ни цветочка! И женщине показалось, что весь этот бетон сейчас придавил ее, сделал похожей на маленькую, испуганную серую мышку. И этот мышонок только и мечтает побыстрее проскользнуть в свою крохотную норку. При этом, не попадаясь на глаза злобной кошке. И спрятаться там, затаиться. В хлеву завозилась, замычала корова. Потом вторая. Недалеко перехрюкивались сонными голосами жирные, обкормленные свиньи. Казалось, в этом сонном течении жизни совсем ничего не изменилось. Все так же рылись белые куры в огромной навозной куче. И все так же весело, голосисто, кукарекал петух, взлетевший на ее макушку. Но нет, Мила-то знала, что все уже не то. И жизнь будет идти совсем по другому сценарию.

Женщина неслышной тенью проскользнула внутрь дома. А там, уложив дочку на кожаный диванчик, заправленный пестреньким покрывалом, сшитым из множества лоскутков, вернулась на кухню. Там, ополоснув под прохладной водой рукомойника руки, сполоснула разгоряченное от ходьбы и весеннего ветра молодое лицо. «Сегодня ровно девять дней. И сегодня, наверное, свекровка сейчас меня уж точно прогонит из этого дома! Конечно, родственники разъехались. И уже не перед кем ей теперь комедию выламывать! А куда мне потом идти? Куда? Кому я нужна? Не знаю! А, может, не прогонит сегодня?». – Вертелась в голове назойливая мысль. Женщина вернулась в ту комнатушку, в которой прожила с мужем почти, что четыре года. За ее спиной скрипнула входная дверь. Это из своей спаленки показалась свекровка. Тощая, очень похожая на сушеный гриб – опенок. И тут же смерила свою невестку злобным взглядом голодной крысы.