Людмила Мороз - Хозяйка игрушечной фабрики

– А, это ты, шалава, пожаловала? Где ты только все утро шлялась? Вот, как завеялась с самого утра, так тебя до самого обеда не было! А корова надоена, осталась, свиньи некормленые! Где ты только шлялась? Что, все еще не нагулялась? Щеки женщины вспыхнули огненным румянцем. И она сдавленно проговорила охрипшим от волнения голосом:

– Мама, ну вы же прекрасно знаете, что я ходила к Саше.

– Да? – Насупила брови свекровка.

– Зачем вас обманывать? – Растерянно пролепетала невестка, совершенно сбитая с толку криком свекрови.

– Да сочиняй ты, сочиняй! Если ты нацепила штаны, да и пошла по деревне павой, так уж и хвост распустила! Мужа только схоронила, так и обратно у тебя только гульки на уме? – Она смерила ее подозрительным взглядом.

– Мама, но как можно с маленьким ребенком гулять? – Еще больше растерялась молодая невестка. Старуха истерично взвизгнула:

– Да какая я тебе мама? Саши нет. И теперь ты мне уже совсем никто! Чего ты только сюда приперлась? Да вон из моего дома! Или плохо слышишь? И чтоб ноги твоей здесь не было в моем дворе! – Закричала она злобно, давясь, захлебываясь от собственной злобы.

– Но, тетя Люся, куда вы меня сейчас гоните? Да еще на ночь глядя? И с маленьким ребенком на руках? Да это же ваша родная внучка! – Попыталась как-то тихо, робко возразить невестка. Старческие глаза, бывшие когда-то серыми, а теперь выцветшие от прожитых лет, да и не слишком покладистого характера, сверкнули желтым огнем ненависти.

– Какая это еще моя внучка? Внучка? И язык у тебя поворачивается такое говорить? Нагуляла этого ребенка неизвестно от кого, а потом навесила моему дурачку Сашке! А Сашка, он-то, настоящий придурок, и рад по уши! Ты забирай своего выблядка, да и вот отсюда, шалава!

– Ну что ж, пускай, будет так, как вы говорите! – Усмехнулась, натянуто, с примесью горечи, а потом устало махнула рукой невестка. Нежданно-негаданно свалившееся на нее вдовство придавило, не дало сил спорить и сопротивляться. И она сама принялась собирать детские вещи, и совать их в спортивную сумку.

– Да чего ты там копаешься, как та клушка? Да быстрее собирай свои шмотки, и вон отсюда! – В дверях комнаты все петушилась свекровь, при этом, строго наблюдая, чтобы невестка, не приведи Господи, ничего не украла, ничего не засунула в свою спортивную сумку. Чтобы не «позаимствовала» ни одной ее любимой вазочки, или зверюшки из фарфора, которые стояли по всему дому. А вещей у Милы было не так уж и много. Так, пара домашних платьиц. Футболка, да застиранные джинсы. Да у малышки ее был тоже не слишком большой гардероб. Мила с тоской взяла за ухо плюшевого медвежонка, которого как-то на досуге пошила из старой шапки мужа. Бросила его в сумку. Вслед полетела и крохотная шкатулка с ее документами. Потом закрыла одним движением молнию. «Вещи почти, что все забрала. Как теперь мне жить, ума не приложу!». – Она сердито покосилась на свекровь. «Все деньги, что Санька принес, все почти, что отобрала злобная бабка! Мол, ты телефоном пользуешься, звонишь, телевизор смотришь, стираешь, вот и плати половину всех расходов за коммунальные услуги! А еще трескаешь мой хлеб, так плати дополнительно за свое питание! А то, что я ломала спину от рассвета до заката, да пахала, что та ломовая лошадь, около ее коров да свиней, так это так, мелочи. И не в счет! Ну да ладно, пусть Бог ей будет судьей! И люди! Но не я!». – Мила забросила сумку на плечо. И печально обвела взглядом стены комнаты, покрытые белыми, в синий цветочек, обоями, как бы прощаясь с этим жилищем. У самого окна, зашторенного сиреневыми шторами, стоял полированный стол, покрытый белой скатертью. Прекрасные, белоснежные хризантемы и сейчас дарили горьковатый аромат разлуки. «Эти цветы подарил мне Саша! Мой Саша! Он всегда любил мне дарить цветы. Даже не смотря на зимнюю пору. Ох, и ругалась, лютовала тогда свекровь, когда мой муж принес этот красивый букет! Кричала, что деньги зазря только растрачивает! А муж только отшучивался, да шутливо говорил, что деньги для него – это всего лишь никчемный мусор. И жить нужно не ради этого мусора. И не трястись над каждой копейкой. Все равно с собой на тот свет всего не загребешь! Вот и случилось, что нет моего Саньки. А много ли он взял с собой туда, куда так быстро ушел? Да только то, что положили, то и взял. И некому теперь мне дарить такие чудные цветы. И шоколадки!» – Мила решительно шагнула к столику. И вытащила этот роскошный букет, который даже не успел завянуть, из воды.

– Сейчас же поставь назад в вазу, и не лапай цветы! Не про твою морду куплены, и тут стоят!– Сердито покосилась на невестку свекровь.

– Но вы прекрасно знаете, что это мои цветы! Мне их ведь Саша подарил! – Робко попыталась возразить Мила.

– Запомни, что нету тут твоего ничего! Нет! – Ожесточено, с какой-то звериной ненавистью сверкнула глазами, похожими на крохотные бусинки, старуха. И тут невестка не выдержала, и выкрикнула в ответ:

– Да сколько вы будете мною уже помыкать? Да, пускай будет по-вашему, что нет моего тут ничего! А при чем тут цветы? Раз они не мои, так пускай же ни мне, ни вам, никому не достанутся! Ни вам, ни мне! – С этими словами женщина резко переломила тонкие стебельки. И со всего размаху швырнула их на пол. А потом принялась топтать, тоненько всхлипывая, как сильно обиженный ребенок.

– Дура, дура, да что ты делаешь! – Попыталась остановить ее свекровь. Но, увидев злой, решительный взгляд, остановилась, как словно споткнулась. А потемневший от гнева взгляд женщины задержался на широком кожаном диване, покрытым простым одеялом, сшитом из крохотных лоскутков. Это одеяло она, сидя долгими зимними вечерами, сшила, как прекрасный луговой ковер. Мила подошла, и решительным жестом сдернула его с кожаного дивана. «Вот и все! Очевидно, мое счастье были слишком большим, что кому-то помешало!». А свекровь злобно закричала:

– Покрывало чего хватаешь? А ну, быстро положь его на место, где взяла! Невестка резко оглянулась. И, сузив глаза, злобно процедила сквозь зубы:

– Даже и не подумаю положить! Это мой тяжелый труд. И я его смастерила за зиму. И вам не оставлю ничего, чего касалась моя рука! – С этими словами она завернула в покрывало малышку. Та давно проснулась. Во всем ее облике было что-то необычайно милое, доверительное. Тонкие белокурые волосы цвета переспевшей ржи вились крохотными колечками. Большие, синие глаза с любопытством посматривали по сторонам из-под пушистых, длинных ресниц. Кроха доверчиво прижалась к матери. А свекровь кричала, брызгая слюной:

– Чего стала, шалава? Сейчас же уходи! В дверном проеме показался седоватый, крепко сбитый, ладный мужичок. И с удивлением взглянул на пушистый ковер, весь усыпанный белыми лепестками хризантем. А потом перевел ошеломленный взгляд на свою сестру, и невестку.