Виктория Лукьянова - Только ты в моей голове

Он молчит, и это дает мне шанс на передышку и возможность не думать о нелепой «годовщине». Я возвращаюсь к работе, как тихий, но настойчивый стук в дверь вновь вынуждает меня подпрыгнуть на месте. Что-то действительно происходит со мной. И это явно не из-за рабочего стресса.

– Да, – говорю громко и отчетливо. Поднимаю глаза и вижу на пороге того, кого не хотела бы видеть даже за деньги.

Демьян Савицкий открывает дверь и делает уверенный шаг, сокращая между нами расстояние. В один миг воздух накаляется, электризуется и искрит. На губах мужчины появляется самодовольная улыбка, а за его спиной маячит Дарья – одна из сотрудниц моего отдела и верная соратница-помощница. Демьяна она тоже не переваривает. Я вижу, как на ее лице отражается величайшая скорбь и сожаление – значит, мужчина не послушал ее или проигнорировал, а Даша не смогла или не успела предупредить.

– Можно? – интересуется мужчина, хотя дверь за собой уже плавно закрывает.

– Входите, Демьян Витальевич, – с тяжелым выдохом произношу ненавистное имя, давая коротким кивком отмашку для Даши. Девушка кивает в ответ и вскоре ее лицо исчезает, а дверь за спиной Демьяна закрывается с характерным щелчком.

– Вы что-то забыли мне сказать? – На губах дежурная улыбка.

Я сдерживаю порыв, чтобы не швырнуть в ублюдка степлер, который как раз оказывается под рукой.

Демьян скалится и присаживается напротив, не спрашивая и не дожидаясь от меня предложения. Да и не дождется! Мне проще переломать все стулья в кабинете, а не позволять ему сидеть тут.

– Нет, я сказал все, что хотел, – произносит он, складывая руки на мой стол.

Я перевожу взгляд на длинные пальцы с ровными ногтевыми пластинами и невольно начинаю завидовать. Мои пальцы в ужасном состоянии – нервы дают о себе знать. На мизинце воспаленный заусенец, на среднем пальце чуть надтреснутый ноготь, да и отросший гель-лак не красит мои руки. Я прячу ладони под столом и медленно наклоняюсь назад. Прислоняюсь спиной к кожаной поверхности и слышу, как скрипит спинка. Словно кошка скребет по стеклу когтями. Невольно морщусь и замечаю, как улыбка на лице Демьяна расцветает. Ему нравится видеть меня такой – на грани.

Черт, мне пора брать себя в руки!

– Тогда в чем дело? – шиплю сквозь зубы, наблюдая за тем, как мужчина наклоняется вперед и, подняв руки, переплетает пальцы в замок и складывает на них подбородок. Расстояние между нами катастрофически сокращается. Но я терпеливо выжидаю, косо посматривая на степлер. Туда же падает хитрый взгляд Демьяна.

– Да, ладно, Лана-Банана, остынь, – усмехается мужчина, одаривая меня самой благодушной и миролюбивой улыбкой, на которую только способен.

– Остыну, когда твое тело остынет в сточной канаве, – произношу уверенно, игнорируя чертово прозвище, которое прицепил ко мне мужчина как ярлык, и теперь за глаза меня только так и называют.

– Ох, Лана, не скаль милые зубки, – усмехается, прищурив глаза. – Ты мне нравишься.

От признания, которое оказывается слишком неожиданным, я теряю способность здраво мыслить. Лицо искажает гримаса отвращения, а улыбка Демьяна расползается до невозможных размеров.

– Лана-Банана, неужели подумала, что я в том самом смысле? – смеется мужчина, на мгновение закрывая глаза.

Я же резко отворачиваюсь, выдыхая спёртый в груди воздух.

– Говори, зачем пришел или проваливай, – отвечаю, чувствуя, что вновь проиграла. С ним иначе не бывает. Уже полгода изводит и никак добить не может, а я барахтаюсь, сопротивляюсь, хотя вся компания гудит как улей – Савицкий скоро дожмет стерву.

– Не шипи, – говорит он, наклоняя голову чуть вбок. Темные глаза сканируют меня, скользят по коже, оставляя обжигающие следы там, где задерживаются надолго. И я могу начертить эту карту по памяти, потому что так происходит всегда. Он изучает меня, каждый раз, каждый чертов раз, от макушки и до пяток. Но сейчас его взгляд останавливается на моей шее. Уверена, видит, как бьется жилка и работает горло, продавливая тугой ком из тошнотворной липкой слюны и застрявших ругательств.

– Ну же. – Выдыхаю и смотрю в ответ. Добился своего. Получил мой взгляд, полный решимости. Осталось прикупить шпаги и можно фехтовать на радость офисному планктону.

– Давай поужинаем, – вдруг предлагает, выбивая из легких воздух в очередной раз.

Я открываю рот и пытаюсь дышать, но ощущение выброшенной рыбы на раскаленный берег не покидает даже тогда, когда Демьян наклоняется вперед, тянет ко мне свои руки и касается подбородка, вынуждая сомкнуть губы.

– Да-да, Ланочка, прикрой, – шепчет, насмехаясь. – Иначе кое-что попадет в твой милый ротик.

Я отталкиваю его руку и подскакиваю.

– Пошел вон! – рычу, указывая на дверь. – Если ждешь, что я напишу заявление на увольнение после сегодняшнего, то хрен тебе! – показываю ему фигу. – Я не уйду!

Он усмехается и медленно выпрямляется, пряча ладони в карманах брюк. Его рубашка на мгновение натягивается, и плотные мышцы на руках бугрятся. Но когда Демьян расслаблен, можно усомниться в крепости его худощавого тела. Однако я наверняка знаю – эта походка ленивого кота или непринужденная поза даже на собраниях – маскировка. Он как хищник – голодный и кровожадный – ждет свою жертву. И сейчас я отлично играю по его правилам. Но я сама загоняю себя в ловушку каждый раз, не выдерживая его натиска и позволяя сомневаться в себе. Он нашел брешь в броне, и давит на нее, ковыряет своими аккуратными пальцами, вытаскивает мои страхи и обнажает кошмары.

– Хорошо, Ланочка. Я уйду. Но предложение все еще в силе.

– Лучше я сдохну, чем сяду с тобой за один стол, – бросаю вслед его спине.

На миг Демьян замирает около двери. Его рука выскальзывает из кармана и поднимается вверх. Дотрагивается до ручки, но там и останавливается.

– Зря ты так, Лана-Банана. Я же дружбу предлагал.

Савицкий, не прощаясь, выходит. Дверь за его спиной закрывается, а через мгновение следом летит степлер и ударяется о стену, оставляя небольшую вмятину.

– Черт! – рычу и падаю на стул, пряча лицо в ладонях.

Я вновь не сдержалась. Но почему так происходит каждый раз, стоит Савицкому заявиться на порог моего кабинета? Он выводит меня, бесит, раздражает. Он обнажает меня, заставляет испытывать самые отвратительные чувства к своей непробиваемой персоне.

Я качаю головой, пытаясь прогнать его прочь. Безуспешные попытки прерывает короткое сообщение. Рука тянется к телефону.

Опять сообщение от него.

Гневно посылая Савицкого, я открываю входящее письмо и замираю с телефоном в руке. На губах невольно подрагивает улыбка.

Почему? Почему, черт возьми, Демьян не может хотя бы чуть-чуть быть похожим на него?