Екатерина Шрейбер - Поцелуй ведьмы

Сейчас гнев испарился, и стало ясно, что Лёшка, в общем-то, был ни в чём не виноват. Он просто не делал того, чего ждала от него Аня.

Страх вернулся, когда солнечный свет стал таять, и, хотя камни ещё хранили тепло летнего дня, от земли начал исходить чуть заметный запах влаги. Аня содрогнулась. Нет, нет, только не темнота и холод! Её тюрьма медленно превращалась в могилу. Она застонала. Тихо, протяжно, отчаянно. «Пожалуйста, найди меня! Приди ко мне!» – молила она кого-то.

В Бога Аня не верила. Она перестала верить в него как-то незаметно для себя в тот неуловимый миг, когда закончилось детство. Однажды мама привезла её в старую деревянную церквушку на окраине сибирской деревни, где в прозрачном золотистом воздухе смешались ароматы луговых трав и ладана. Там старый поп, жутко большой и серьёзный, проводил обряд крещения. У Ани, не привыкшей к посещению храма, слегка дрожали коленки, но мама повторяла за попом непонятные слова, робко крестилась и смахивала с лица светлые слёзы, а девочка думала: значит, так надо.

Потом мама научила молиться и Аню. Присаживалась перед сном на край её кровати и просила повторять красивые, но очень сложные фразы. Сначала язык не слушался, но скоро она запомнила «Отче наш» и произносила молитву каждый вечер сама.

Во время подросткового бунта все правила были отброшены, а учеба на филологическом факультете университета открыла новые грани – огромный культурный пласт в виде текстов, образов, идей, символов, имён. Булгаков, Блок, Айтматов, Андреев.

Христос, очеловеченный в романах и поэмах, имеющий чувства и слабости, стал для неё притягательным, но недостижимым, как возлюбленный, с которым не суждено быть вместе, и это было самое сердечное чувство в её «вере». Сама же вера быстро разбилась о логические доводы, раздражение от церковных треб и несправедливость, творящуюся от имени Создателя.

Потом пошло изучение эзотерических трудов, популярной психологии, восточных учений и прочего модного мусора, который под флагом «познай себя» валил из всех соцсетей, книжных магазинов и интеллектуальных разговоров с одногруппниками. Но Ане не давала покоя лишь одна мысль: неужели духовность может быть только религиозной? Разве нельзя жить в гармонии с миром и самой собой, делать что-то хорошее, не веруя в Бога?

Поэтому сейчас, оказавшись беспомощной и раздавленной страхом, она вдруг поняла, что не верит ни в чудо, ни в спасателей, ни в собак с вертолётами. Только одно лицо стояло перед ней, и Аня тихо позвала: «Дима…»

Она вздрогнула и очнулась. Вокруг стояла чернота. Было холодно и сыро. Конечности затекли, ушибленные плечо и колени противно ныли. Желудок свело от голода, а язык, казалось, распух от жажды. Но что вырвало её из зыбкого забытья?

Там, наверху, послышался шорох травы. Аня напряглась. Человек это или зверь? Стоит ли закричать или, наоборот, затаиться?

– Эй! Я здесь!!!

Но звук её голоса почти не потревожил ночной тишины. А шорохи больше не повторялись.

Аня вглядывалась в кусочек ночного неба над головой, её тело сотрясала мелкая дрожь. «Надо дождаться утра, – велела себе девушка. – Тогда будет роса». Она попыталась размяться, чтобы разогнать кровь и согреться. Но голова быстро закружилась.

– Не хочу. Ничего не хочу. К чёрту…

Но она хотела. Многого, может быть, даже слишком многого. Могла же Аня пока только одно: думать и вспоминать.

Однажды в студенчестве они с компанией одногруппников отмечали Восьмое марта. В тесную, тёмную и обшарпанную комнату общаги набилось человек десять, в том числе они с Валеркой – парнем, с которым Аня тогда встречалась. Сначала они выпили несколько бутылок шампанского, потом откуда-то появился ящик дешёвого пива, а через несколько часов кто-то сгонял за водкой.

В комнате шумела музыка и голоса. Бесконечно хлопала незакрывающаяся балконная дверь, через которую внутрь врывался холодный воздух вперемешку с сигаретным дымом. Кто-то входил и выходил. Появлялись новые лица. Все смеялись и пытались танцевать. И туалет был постоянно занят.

К концу вечера у Ани разболелась голова и она поссорилась с Валеркой. Начала собираться домой, а он хотел остаться. Валерка закрыл собой дверь, с трудом фокусируя пьяный взгляд на Ане.

– Не пущу! И ключи не дам.

Сегодня Аня планировала переночевать у него. И что же, ей теперь на улицу идти?

– Ну, пожалуйста, пойдём домой, хорошо же погуляли? – жалобно протянула она.

Когда Валерка не сдался на уговоры и слёзные просьбы, Аня обиделась, тихо собрала вещи и выскользнула за дверь.

На улице было около нуля градусов, но к ночи похолодало и поднялся ветер. На такси денег не было, и Ане пришлось позвонить подруге, которая жила недалеко от университета, чтобы напроситься на постой. Нужно было идти пешком через заснеженный чёрно-белый лес. Дорогу Аня знала неплохо, да и идти было не так уж далеко – час максимум. Но в этот раз она сбилась с пути.

Озираясь по сторонам, ища заметённую тропинку, Аня периодически поднимала глаза к небу, глядя, как над головой стонут и клонятся на ветру высоченные тёмные сосны. Короткий пуховик уже не спасал от холода, а слёзы на щеках неприятно кололи кожу. «Это конец: я замёрзну здесь насмерть», – решила она. Никогда в жизни ей не было так страшно.

Но она продолжала идти и вскоре услышала шум трассы. В тёплой постели Аня оказалась позже, чем рассчитывала, но всё обошлось без последствий, если не считать того, что с Валеркой они расстались, решив остаться друзьями.

«Вот бы сейчас оказаться в заснеженном лесу! Там можно двигаться, можно переставлять ноги и идти к цели. Лучше так, чем неподвижно сидеть в этой могиле», – думала теперь она.

К утру Аня задремала, и её разбудили первые лучи солнца, которые принесли тепло и свет. Она обвела взглядом свою крошечную тюрьму. Ей это не приснилось. Наступивший новый день не подарил надежды, он просто приблизил её к смерти. Но торопиться на тот свет Ане не хотелось.

Она собрала кусочки влажного – какое наслаждение! – мха, редко растущего по земле и стенам, и начала его жадно жевать. Трава вперемешку с землёй хрустела на зубах, с трудом пролезала в горло, но всё же чуть смочила язык.

– Вот и позавтракала, и зубы почистила, – попыталась пошутить Аня и принялась за разминку. Каждое движение давалось с трудом, слабость накатывала волнами, но малейшее осмысленное действие заставляло вспомнить, что она ещё жива. И это главное.

В какой-то приключенческой книжке много лет назад она читала, как люди, оказавшиеся в пустыне без воды, пили кровь верблюдов. Тогда Аня содрогнулась от отвращения. Сейчас она готова была припасть ртом хоть к грязной луже, хоть к пульсирующей вене животного. Но вода приходила только во сне: проливным дождём, тёмным морем, бурной рекой.