Соро Кет - Последний сын графа

Герцог наклонил голову.

Он никак не мог понять, почему его тупенькая хозяйка пытается замести следы. В его собачьем мировоззрении большие кучи, гордо наваленные на самых видных местах, выполняли очень важную функцию.

В собачьем мире такая куча кричала: зырьте и внемлите! Здесь. Живу. Я. Рослый, половозрелый, здоровый пес, с неограниченными физическими возможностями вам вломить. Не заходите на мою территорию! Держитесь подальше.

Я вырыла песок на полметра, свалила туда его коричневую метку и стала закапывать.

Герцог тявкнул. Очень нежно и ласково. Словно хотел спросить: «Что же ты, дура, делаешь?»

– Да знаю я, – я погладила большую черную голову. – Знаю. Думаешь, я не знаю, что это действует? Еще как знаю. Мне Филипп с Ральфом точно такие же кучи в душе насрали… Это отпугивает даже отца Самира.

– Отца Самира? – переспросили сзади.

Герцог гавкнул и завилял хвостом, пытаясь дать обоим по растопыренной лапе. Ральф сел, взял лапу, похлопал Герцога по плечу. Спросить, кто тут хороший мальчик. Когда Герцог видел , что ему говорят, он словно бы слышал .

– Осторожнее, у нее лопата, – сказал сам отец Самир.

– Подержи его, я пойду помою, – сказала я.

И очень быстро пошла к воде.

Вымыла лопату, вымыла руки. Проверила направление ветра, прикинула высоту волны. Посчитала чаек…

Вернуться мне все равно пришлось.

– Так и не остыла?

– А ты все не загорелся?

Он поморщился:

– Да сколько можно уже? Тебе самой не противно навязываться, как дура какая-то?

– Странно слышать это именно от тебя, – ответила я спокойно. – Отвали уже, наконец!

Ральф не отвалил.

Отец сидел на крылечке и читал газету, попивая липовый чай. Герцог тут же прибавил шаг и уткнулся башкой ему в шею, как делают львы.

– Ты мой хороший! – сказал отец и обнял его за плечи. – Здравствуйте, ребята!

– Здравствуйте, – сказал Ральф. – Вам пришла почта… Из Ватикана. Может быть что-то важное? Я решил привезти.

Епископ осмотрел его со скучающим выражением лица.

– Это все, что ты способен изобрести?

– Что вы хотите сказать?

– Я надеюсь, ты здесь по поводу почты. Не по поводу Ви.

Видеть Ральфа растерянным было непривычно. И еще непривычнее, видеть его с опущенной головой.

В глубине души я была довольна.

Раньше я представляла отца более ласковым аналогом Маркуса. Мне виделся деликатный и очень чуткий мужчина, который был своему ребенку матерью и отцом. Светский, добрый и безукоризненно вежливый.

В реале он больше напоминал Себастьяна. Он был жесткий. И мрачный, как сам Аид, которого Маркус однажды писал с него.

Отец развернул и снова сложил газету.

На развороте крупным планом алела жопа в красных колготках. Библейские места хозяйка жопы слегка прикрыла ступней.

В какое бы положение ни поставила бы вас Жизнь, наши колготки помогут вам сохранить лицо в любой ситуации! – кричала подпись под снимком.

Я покраснела и прикрыла лицо рукой. Когда уже этот снимок покинет полосы? Других проблем, что ли нет, кроме как продавать колготки?

– Я очень тобой горжусь, кстати, – сказал отец, сравнив еще раз фотографию и мою ступню. – А фотографии, на которых ты сохраняла лицо, есть?

– Кстати, этот фотограф снова звонил Филиппу. Кричал, что ты ему всем обязана и требовал благотворительных взносов, – вставил Ральф.

– Сломай ему… телефон, – посоветовала я.

– Твой любовник просит денег у твоего бывшего? – уточнил епископ, со вздохом складывая газету внутрь жопой. – С каждым часом все чудесатей.

– Он не мой любовник! – рявкнула я. – Он просто сделал несколько снимков!

– И кокаина ей полный нос набил! В благотворительных целях! Чтобы ее не вынесло с того количества спиртного, что она приняла, – наябедничал Ральф.

– Не твое сраное собачье дело, понятно?! – взвизгнула я. – Даже если эти сведения тебе прислали из Ватикана, я и мои ноздри тебя не касаются.

– Нет, касаются!

– Что с тобой происходит, Ральфи? – уже серьезно спросил отец. – Новая фамилия по мозгам ударила? Ты себя совладельцем вообразил?! Я сказал тебе еще в Гамбурге: оставь Верену в покое! Какого черта ты снова здесь?!

– Я всего лишь хочу поговорить с ней. По-человечески.

– Она этого не хочет.

Ральф закусил губы и посмотрел на него, словно епископ отбирал у него последнее. Тот ответил холодным взглядом в упор. Герцог валялся у его ног, обняв ступню обеими лапами и терся лбом об икру. Потрепав сомлевшего пса по выгнутой шее, отец поднялся и оттолкнул меня за спину, чтобы Ральф не достал.

– Я так надеялся, моя мать не права. Что это не ты отговорил Филиппа жениться. Я просто не мог поверить, что ты пошел против нас после всего, что мы для тебя сделали… Но ты пошел. Я понимаю, как у тебя хватает нахальства: мы даже познакомились только потому, что ты подвизался на ниве мелкого криминала… Но я хочу, чтобы ты тоже кое-что понял. Я не позволю тебе являться к нам, когда тебе взбредет в голову и орать здесь на мою Ви. Знай я, что там происходило между тобой и Джесси, я бы вернулся раньше и отобрал ее, – епископ понизил голос. – Если ты еще раз позволишь себе нарисоваться здесь без предупреждения, я поставлю вопрос ребром. Твой отец сейчас не в том положении, чтобы защищать тебя от своего дяди.

– Я хочу просто поговорить! – сказал Ральф чуть слышно и его глаза побелели, что в его случае всегда служило признаком гнева. – Я бы никогда не вмешался в их отношения, если бы видел, что Филипп любит ее. Но он не любит! Это всего лишь очередное соревнование и…

– Ральф, – перебил его епископ. – Мы тут не про любовь говорим. Мы говорим о женитьбе. Точнее, мы говорили … Благодаря тебе моя дочь пойдет в наложницы к мужику, который был моим другом детства. У нее никогда не будет достойного места в обществе. Она никогда не сможет занять то место в семье, что полагалось ей, как дочери Маркуса. Мой брат и я… Мы всем на свете пожертвовали, пытаясь дать моей дочери будущее. Ты же перечеркнул его… И ты еще смеешь сюда являться, будто имеешь на нее все права!

– Послушайте, – попытался Ральф, но мой отец остановил его резким жестом.

– Нет, это ты послушай! Я защищал тебя до последнего! И ты молчал, позволив мне ругаться с матерью, братом и даже собственной дочерью. Отныне, баста! Поди, отца своего спроси, насколько он влюблен в мою девочку! Я сегодня же запрошу в полиции ордер на запрет приближаться к Ви и лично, сам, пристрелю тебя на границе участка!

Михаэль вошел в дом последним и закрыл дверь.

– Что с ним происходит? – спросил он на правах давнего товарища по детским играм.

Отец махнул рукой, закатил глаза и покачал головой.