Владимир Де Ланге - Вера и рыцарь ее сердца. Книга третья. Играть с судьбою в поддавки

Теперь она носила красивую фамилию Лебедева, но от перемены фамилии особых перемен не чувствовалось, пока они не переехали в частный дом, как молодая семья.

В тот год стояла суровая зима, а дом отапливался печкой-голландкой, что стояла посередине комнаты и давала тепло в радиусе трёх метров, тогда как в дальних углах стены промерзали до изморози.

Однажды в один из зимних вечеров Вера в холодной избе ждала мужа с работы, чтобы тот натопил печку. Она на плите приготовила ужин, но Женя не приходил. В холоде человеку можно только замерзать, даже принудительные приседания, чтобы согреться, только усугубляли ситуацию, вызывая приток холодного воздуха к телу.

Вера почему-то считала, что растапливать печки – это сугубо мужское занятие, и терпеливо мерзла. Что только она ни делала, чтобы согреться, и цыганочку танцевала в свитере и валенках, и горячим чаем упивалась, но мороз пробирал до костей, в доме замерзали даже стрелки часов на стене, потому что они двигались по циферблату в черепашьем темпе. Когда её терпение подошло к критической точки переносимости, молодая женщина забыла про свой гонор, быстренько оделась и подалась на поиски мужа, забывшего о своём долге и жене, которая скоро окоченеет, прижавшись к холодной печке.

Крадучись, шла Вера по сугробам вокруг спортивного корпуса, где работал её муж. Через крошечное отверстие в обледенелом окне тренерской комнаты она разглядела Женю со стаканом в руке. Предательство было налицо!

– Как он мог со мной так поступить?

Решив стать жертвой бессердечного мужа, Вера вернулась домой и забралась в промёрзшую супружескую постель прямо в верхней одежде, намереваясь стать к утру закоченевшим трупом, хотя осознавала, что мстить мужу ценой своей жизни – это банальное самоубийство.

В полночь замерзать одной в ледяной постели показалось ей пыткой, и тут взыграл инстинкт выживания! Вера выпрыгнула из-под пухового одеяла и бросилась к вешалке, ибо отчаянно желала жить, всем смертям назло! Она напялила на себя холоднючий тулуп, выпрыгнула во двор, где у порога лежали расколотые дрова, и, как драгоценную ношу, принесла тяжёлые поленья в дом, а потом похлопала по холодные бока печки-голландки, как утешают поверженного врага.

Растопить печь быстро не получалось. Если огонёк в горниле печи постоянно затухал, то надежда согреться всё больше разгоралась. Снова и снова чиркала женщина спичками, поджигая обрывки газет, обжигая собственные пальцы, пока пламя, набравшись смелости, не охватило дрова жаром.

Комната стала наполняться благодатным теплом, а с теплом в комнату возвращался жилой дух. Гордая собой, Вера не поленилась и дважды сбегала на улицу, чтобы полюбоваться столбом густого дыма, валившего из трубы в тёмное небо. С приобретением опыта печника укрепилась её надежда создать крепкую трудовую семью.

К весне молодые супруги Лебедевы переехали в двухкомнатную квартиру во врачебном доме с центральным отоплением, где они отпраздновали свою ситцевую свадьбу и поступление Жени на заочный исторический факультет университета в Петропавловске, Верины родители обещали оплатить учёбу зятю.

Всё в семье шло хорошо, как по маслу.

Молодые супруги получили квартиру во врачебном доме, что стоял на берегу Зерендинского озера. В этом доме на втором этаже прожила семья Людмилы, кузины Вериной школьной подруги. Людмила повлияла на выбор Веры просить распределения в Зеренду, где нуждались в педиатрах.

На одной площадке с новосёлами проживала семья главного врача СЭС Ильинского, жена которого, проворная Аллочка, угостила Лебедевых в день их переселения горячим пирогом.

***

На втором году замужества Вера с нетерпением стала ожидать начала беременности, но беременность не наступала, как это было положено в счастливых семьях. Из месяца в месяц её надежды зачать ребёнка терпели крах, а её мужа больше печалило не то, что в семье не было детей, а то, что Вера все ночи и дни пропадала на работе и находила это вполне нормальным.

– Вера, – возмутился он как-то раз, когда она явилась домой с рассветом, – сегодня ты опять пришла под утро, как куртизанка турбюро. Иногда мне кажется, что наш дом – это твоя перевалочная база, а я в ней сторонний наблюдатель. Ты сегодня ела?.. Я вот хлеб купил, а молоко в бидоне сестра передала. Так и получается, я ложусь в кровать голодный и злой, а ты, ни живая ни мёртвая, приходишь под утро, и какие тут могут быть дети?! А ребёночка мне так хочется …и молока с хлебом.

Вера поцеловала мужа в усы пшеничного цвета и повела его на кухню, чтобы не драматизировать обстановку, а поскорее утолить голод и жажду, а потом – спать.

Когда они легли в кровать, то её нежно обнял Женя и вздохнул понимающе:

– Эх, Верочка-пеночка, ты опять думаешь о больнице! Я это нутром чувствую. А знаешь, я не виноват, что дети в Зеренде болеют, что у нас детей нет! Я вот что думаю: а не настала ли моя пора пуститься в бега? Ты на себя посмотри. Другие доктора приходят домой вовремя, тоже усталые, но довольные жизнью, а от твоей неудовлетворённости даже мухи в нашем доме сдохли. Это так, к разговору. Давай спать, хотя время уже вставать.

Женя отвернулся к стенке и тут же заснул, а Вера словно проснулась.

Конечно, в том, что мухи подохли, Вериной вины не было, они подохли от зимних холодов, но в словах мужа прозвучал печальный прогноз её семейного благополучия, который должен был её насторожить.

Сколько раз приходила Вера домой с сердцем, онемевшим от врачебного бессилия перед болезнью, уносящей жизнь ребёнка. Тогда ей больше всего на свете хотелось дежурить у постели обречённого малыша днём и ночью, словно её присутствие могло его спасти. В такие вечера Вера и говорила с Женей, и готовила ему ужин, но любить мужа ей казалось кощунством, поэтому пусть муж в одиночестве почитает книги Петрова и Ильфа, приводившие Веру в уныние, и не мешает ей штудировать свои конспекты по педиатрии.

Кормила Вера мужа тем, что было пределом её кулинарных возможностей: жареной картошкой, жареными яйцами и лапшой с маслом, правда, иногда случались исключения. Надо сказать, что домашними яйцами и молоком снабжали молодую семью родители Жени, которые один раз в месяц приезжали в Зеренду из деревни, навестить своего старшего сына.

Однажды мама Люба зашла к Вере на кухню.

– Вера, что это у тебя там, в тазике на столе замешано?

А в тазике Вера с утра месила тесто для вареников с картошкой, которое никак не собиралось вместе, а рассыпалось на мелкие сухие комочки. Мама Люба, поохав, быстро превратила Верино тесто на вареники в прекрасное тесто для блинов и напекла вкуснейшие блины с хрустящими узорчатыми краешками. Блины макались в растопленное сливочное домашнее масло, были очень сытными.