Владимир Де Ланге - Вера и рыцарь ее сердца. Книга шестая. Любовь нечаянно нагрянет

И тут зазвонил телефон, совсем некстати зазвонил.

«– Кто говорит?

– Слон.

– Откуда?

– От верблюда!

– Что вам надо?

– Шоколада!»

Эти строчки Чуковского вертелись в голове Веры, пока она лихорадочно искала дребезжащий телефон, затерявшийся в сумке между тетрадями и учебниками. Ночь напролет готовилась она к экзамену, чтобы достойно завершить учебный год и получить диплом третьего уровня по нидерландскому языку. После трех лет обучения этот язык, чуждый менталитету Веры, уже не вызывал на дуэль, чтобы убить в ней всякую надежду им овладеть, а даже завоевал симпатию, но не тем, что в нем вдруг проявилась поэтичность, а тем, что в этом фламандском диалекте нидерландского языка открылась ей конкретная сила одним словом попадать в цель.

Утро входило в дом через окна, распахнутые в сад, чтобы с рассветом приветствовать его обитателей началом лета, разноголосыми трелями пернатых, радужной синевой неба, величием восхода солнца и сверкающим блеском травы в росе, а скоростная дорога – нарастающим гулом транспортного движения. От этой утренней энергии даже бессловесный старый дом приободрился, в скрипе половиц почувствовалось добродушие к его жильцам, которых ободрял теплый ветерок, заигрывающий с тюлевыми занавесками на окнах.

В Бельгию наконец-то пришло лето, но расслабляться школьникам и студентам еще было рано, потому что наступила горячая пора зачетов и экзаменов.

Как это бывало часто, в то прекрасное утро Вера опять опаздывала. Она торопилась, но ничего не успевала, поэтому все делала на ходу: одевалась, завтракала и собирала сумку, в которой все звонил и звонил телефон. Только когда женщина уже сидела на подушке, прикрепленной к седлу велосипеда, и выезжала из гаража на улицу, телефон отыскался, но номер высветился незнакомый.

– Алло!.. Кто говорит?.. Алло?.. Я не понимаю вас. Господин, вы ошиблись номером, а я очень спешу.

– Меня з-зовут Арсеен. Я вам п-п-писал п-п-письмо.

Мужчина явно задыхался, при этом он заикался, и то, что он пытался сказать, трудно было разобрать, к тому же в телефонной трубке слышался легкий джаз. Вера уже неслась по красной велосипедной дорожке к центру города и между делом представила прокуренное кафе, где некий Арсеен пытается с ней познакомиться в компании любителей пива.

– Арсеен, вы пьяны?

– Нет, В-вера, я не п-п-пьян, я б-болен.

– Вот когда выздоровеете, тогда и звоните!

Не заметив сарказма в своем ответе, женщина отключила телефон, бросила его обратно в сумку и с чувством выполненного долга покатила в школу. Каждая минута была на счету. Опоздать на последний урок перед экзаменом она просто не имела права.

Последние месяцы женщина не пользовалась городским транспортом по причине экономии денег и времени. На своем стареньком велосипеде она била рекорды скоростной езды, чтобы успеть к первому звонку, и почти всегда успевала, правда, потом соленый пот долго капал на тетрадный лист с ее пылающего лица, но это не мешало ей слушать учителя.

Удивительно, как быстро велосипед стал ее верным и единственным другом, которому она доверяла себя. Теперь она не боялась угодить под машину – теперь машины опасались резких поворотов ее шального двухколесного транспортного средства.

Как-то раз, по весне, ей случайно удалось домчаться на велосипеде от дома до школы всего за 20 минут, тогда как на автобусе она добиралась за полтора часа, и с тех пор это спортивное достижение Вере приходилось каждый учебный день подтверждать, как и в это утро, когда звонил некий Арсеен, говорящий о каком-то письме.

Надо сказать, что езда на велосипеде способствует быстроте аналитического мышления велосипедиста, и, подъезжая к школе, ситуация с письмом для женщины прояснилась полностью. Это письмо было напоминанием о Марине, контакты с которой уже давно были потеряны, но последствия ее пребывания в Бельгии нельзя было нейтрализовать даже с помощью медитаций по Луизе Хей, в которых Вера мысленно отпускала свою бывшую подругу с миром и отправляла на все четыре стороны.

Конечно, уже на следующий день после отъезда Марины и ее сына Вадика домой Вера дозвонилась до брачного агента и попробовала отказаться от своего контракта.

Какое может быть сватовство, если у самой невесты нет ни время, ни денег, ни документов, дающих ей право жить в Бельгии легально? Знакомый агент из брачного бюро ее внимательно выслушал и не только не одобрил, но очень серьезно предупредил, что брачный контакт не расторгается ни по телефону, ни на очной ставке, зато подписанные Верой помесячные платежи должны оплачиваться целый год! Это была расплата за бездумные мечты женщины выйти замуж и стать счастливой.

Первый кандидат в женихи, квелый и бледнолицый помощник пекаря, никак не мог уразуметь, почему к нему на первое свидание должна была прийти не Вера, а какая-то Марина, которая так скоропостижно покинула Бельгию, потому что проживает во Франции. На свидании со вторым кандидатом Вера познакомила Ингу, которая при первой встрече его забраковала как бескультурного человека, ничего не понимающего ни в симфонической музыке, ни в поэзии. Этот мужчина книжек не читал, концерты не посещал и о России говорил страшные вещи, хотя там никогда не бывал.

Письмо Арсеена было третьим в этой сватовской серии, которое еще неделю тому назад Вера собственноручно разорвала на мелкие кусочки и забыла, но забыть, что из ее пособия каждый месяц отчислялись два тысячи франков на счет фирмы, занимающейся брачным произволом, она не могла.

Экзамен за третий год обучения Вера сдала хорошо, и в первый день каникул она вновь дозвонилась до агента брачной службы. Теперь она не просила, а медведем рычала в трубку телефона, как это образно описал детский поэт Чуковский.

«А потом позвонил медведь. И как начал, как начал реветь…»

– С вами говорит Вера. Моя фамилия – Лебедева. Я очень-очень зла. Господин, кого присылает мне ваше бюро? Невежд! Худых! Да еще больных и пьяниц! Я сделала глупость, а вы этим пользуетесь! Вам должно быть стыдно! Прекратите забирать у меня со счета деньги, и не нужны мне ваши женихи! Следующему кандидату я… покажу, где раки зимуют!

Последнее выражение уже годы бесполезно томилось в Вериной памяти, и тут оно нашло удачное применение, хотя любая русская присказка в бельгийском варианте теряла свою уникальную выразительность.

Неизвестно, что подействовало на работников бюро в Верином монологе больше: ее аргументация или телефонный рев, но больше письма кандидатов в женихи не приходили, но какая оплошность в реальной жизни обходится без последствий?