Юлия Ковалькова - ~ А. Часть 2. Найти тебя

Разговор в машине не клеится. Не клеится он и в кафе, где я быстро закидываю в себя салат и кусок мяса, а Андрей вяло ковыряется в «Цезаре» и бросает унылые взгляды на пару, сидящую за соседним столом. Пара состоит из мужчины и девочки лет четырех-пяти. Поскольку девочка и мужчина похожи, я делаю несложный вывод, что это отец и дочь. К стулу девочки привязан воздушный шарик – по всей видимости, папаша с дочкой где-то гуляли, а теперь зашли сюда пообедать. Девочка, сидя на слишком высоком и широком для нее стуле, болтает ногами, жизнерадостно щебечет, разглядывает официантов, кафе и периодически озабоченно оглядывается на шарик, пока отец пытается скормить ей очередную ложку картофельного пюре, горкой лежащего в её тарелке.

Я смотрю на Литвина, который сейчас, кажется, готов всё отдать, лишь бы рядом с ним была его дочь Алена, на мужчину, который терпеливо подносит ложку ко рту своего ребенка и… и мне горько. Делаю попытку найти в этой сценке хоть какой-нибудь повод для юмора, но вместо этого ищу в себе чувство, хотя бы отдаленно похожее на то, что испытывает Андрей. Ищу – и не могу найти. Я не знаю этого чувства. Есть, правда, пара моментов из детства, когда мне было лет пять или шесть и мой «отец» вот также водил меня обедать в кафе, расположенное рядом с домом, пока моя «мать» убиралась в квартире и просила нас вернуться домой «не раньше пяти, а то я опять ничего не успею». Но я совершенно не помню, как мой «отец» тогда смотрел на меня – он просто смотрел, вот и все. А заодно и рассказывал, какое прекрасное и, главное, уже придуманное им будущее меня ждет: элитная школа, элитный ВУЗ и востребованная во все времена профессия.

«У нас была просто потрясающая семья», – с иронией думаю я и перевожу взгляд на широкое низкое окно, рядом с которым сижу. Там, за окном, завьюженный тротуар, снег, падающий рыхлыми хлопьями и прохожие – десятки людей, идущих мимо меня.

«Интересно, кем бы я стал, если бы Сечины не забрали меня из детдома?» – думаю я. Что бы ждало меня? В лучшем случае, успешное окончание школы, малобюджетная малогабаритная квартира, выделенная государством, год первых пьянок (свобода!), учеба в профтехучилище или если совсем повезет, то в каком-нибудь более-менее приличном ВУЗе. Работа, которую ты будешь выбирать исходя не из собственных предпочтений и склонностей, а исключительно из зарплатной вилки. Скоропалительный брак с какой-нибудь девочкой, которой ты предложишь замуж не потому что у вас случилась любовь, а потому, что ты боишься одиночества. Некое подобие молодой семьи, которая все равно распадется, когда ты и эта девочка повзрослеете и наконец поймете, что вас никогда ничего не связывало. Алименты, выходные с ребенком, который давно называет отцом не тебя. Поиск себя, еще один брак, попытка самореализоваться, новый развод, прощание с иллюзиями, медленное угасание и – всё. Пустота…

Но это так, средний, я бы сказал, проходной вариант, потому что в худшем случае тебя ждет неблестящее окончание средней школы, подворотни, крыши, дурная компания. Как следствие, алкоголь и наркотики. Медленно приходящая, но от того еще более страшные тоска и озлобленность на людей (вы не такие, как я). И криминал, потому что я по натуре азартен, в юности предпочитал решать проблемы не башкой, а кулаками и, по большому счету, всегда боялся только одного страха. И наконец, в самом худшем случае, тебя ожидает самоубийство, потому что так по статистике заканчивают примерно десять процентов детдомовцев.

«Хотя нет, я бы на это не пошел: не тот характер. Да и конец унизительный…»

Впрочем, о том, чтобы было с тобой, очень легко рассуждать, если ты имеешь перед глазами живой пример: мать и отца, связанных с тобой генетически и той частью души и крови, которая переходит к тебе от родителей. Не зная, кем был твой отец, и, главное, кем была твоя мать (а ведь она была и, может быть, до сих пор даже живет где-то рядом), ты никогда не узнаешь о том, что ты обрел и потерял, и ты обречен быть один. Навсегда. На всю жизнь.

«Как и я…»

– Что ты там увидел?

– Что? – Мысли вспархивают, как воробьи. Я перевожу взгляд на Литвина, который, устав бороться с салатом, успел брезгливо отодвинуть его в сторону и теперь держит в руках чашку с кофе.

«Чертов сон, – думаю я, – и чертова женщина, если это на самом деле была моя настоящая мать. Вот откуда и эти паршивые мысли, и дерьмовое настроение».

– Да так, ничего. Снова снег пошел, – утыкаюсь носом в меню. Помусолив взглядом страницу, подзываю официанта, и чтобы хоть что-нибудь заказать, заказываю пирожное «Черный лес», хотя что-то подсказывает мне, что это будет не «Черный лес», а его очередная модификация как результат творческой мысли шеф-повара, которыми сегодня грешат все московские заведения средней руки. Благодарю официанта, принесшего десерт, и, когда он отходит, начинаю поворачивать тарелку вокруг оси, разглядывая пирожное.

– Слушай, никогда не мог понять, откуда у тебя любовь к этому делу? – подает насмешливый голос Литвин.

– К какому? – поднимаю глаза на него.

Андрей, не донеся чашку до рта, указывает ей на пирожное, от которого я, предварительно убедившись в его относительной свежести, успел откусить кусок.

– Покойная Мария Альбертовна, как мне помнится, печь не особо умела, а у тебя прямо-таки страсть к сладкому.

Мария Альбертовна – это моя приемная мать.

– Бог его знает. В детском доме вроде неплохо пекли, – прожевав, нехотя отзываюсь я.

– Может быть, гены? – предполагает Андрей.

– Может и гены, – уже совсем неохотно соглашаюсь я и отодвигаю пирожное в сторону (вкус, если честно, так себе). – Слушай, я тут подумал, – беру в руки свой чай, – а ты не хочешь со мной в спортзал сходить? Пар заодно выпустишь. И кстати, в это время, – кошусь на часы, – в «Рублевском» народу мало.

– И как я туда, прости, попаду? – поднимает брови Литвин. – У меня абонемента нет.

– А мы купим тебе занятие. Хотя могу тебя в качестве своей девушки туда провести. Хочешь, возьму тебя за руку…

– Да иди ты, – Андрей слабо улыбается и, кажется, готов согласиться пойти со мной в спортзал, но тут, как на грех, пара за соседним столом поднимается. Отец заботливо надевает на девочку шубку, шапку, одевается сам и отвязывает от стула шарик. Вручает его девочке, та бережно берет шарик за блестящую красную нитку, другую ладошку подает отцу, и тот медленно ведет ее к выходу, подлаживаясь под ее маленькие шаги.

Андрей начинает неотвратимо мрачнеть.

– Так как насчет фитнес-центра? – быстро спрашиваю я, пока Литвин снова не скатился в свои мысли.

– Знаешь, если честно, то настроения нет, – наконец произносит он, не отрывая взгляда от мужчины и девочки, которые идут к двери.