Татьяна Иванько - МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Том 1

Когда я приехал на автостанцию в станице, мне пришлось спросить, наверное, двадцать человек, чтобы дойти до нужной улицы и дома, так чудно там здесь всё оказалось расположено, что, когда я отыскал, наконец, дом у меня замерло сердце – неужели я не туда пришёл…

Я открыл калитку сбоку у железных ворот, выкрашенных зелёной краской, забрехала собака, из небольшого приземистого строения справа, за густыми кустами цветущего белого шиповника вышли женщина и мужчина.

От сердца отлегло: я понял, что не ошибся: теперь я увидел, на кого всё же похожа Лёля: тот же тонкий профиль, высокий лоб, волосы красивыми волнами у лица, даже пронзительный взгляд ярких глаз… Я доехал.

Я смотрела на юношу, для наших мест необыкновенного. Длинные волосы, джинсы, майка с каким-то росчерком, который я ещё не прочла даже, белые кроссовки, изрядно покрытые пылью, похоже, пешком от центра шёл, а как ещё, это нас Алексей на «Урале» с коляской возит… Я догадалась о том, кто это, даже не успев спросить, до того как Лёля, появилась на пороге:

– Лёнечка… – проговорила наша девочка, такая маленькая в синем ситцевом халатике, остановившись на верхней ступеньке крыльца, – Лёнечка мой! – и сорвалась к нему.

Мы с Алексеем посмотрели друг на друга. Ну, вот и разгадка ежедневных слёз. Что ж, я понимаю, из-за такого, можно плакать, тут я понять могу. Но, главное, приехал, нашёл… Не думаю, что ему легко было это сделать.

– Красивый парень-то, прямо принц, – тихонько сказала я мужу.

– Да уж, влюбилась, так влюбилась, под стать нашла… – прошелестел он, всё шире улыбаясь, глядя на обнявшихся влюблённых.

– Что делать-то теперь?

Он только руками развёл, улыбаясь:

– А что тут сделаешь? Кормить обедом будем. Всё сделалось без нас, – он посмотрел на меня. – Выгонишь ты его что ли? Ясно, что Лёльку к нам от него спасать сослали… Глядят друг на друга, прям год не видались.

– Для них эти восемь дней как восемь лет…

Верно, больше, чем восемь лет, это и ускоритель будто, и порох в наших и до этого не прохладных отношениях. Но эта разлука и то, как я стремился и добирался сюда, сделали меня старше и смелее.

Или наглее.

На ночь меня положили спать на летней кухне, что построена во дворе, вероятно, надеясь таким манером разделить нас надёжнее на ночь. Но я лишь дождался, когда погаснут все окна в доме и вышел тихонько во двор. Собака уже не злилась на меня, признав, что я тут свой, поэтому не отреагировала на мой манёвр: подняла голову и снова положила на лапы, невозмутимо лёжа возле своей будки.

Я знаю, где спит Лёля… Окно открыто – здесь жарко, оно направлено в сад, поэтому утром будет в тени… горячий южный воздух наполнен ароматами, которые не обитают у нас: плодов, зреющих в обильном саду, сочной зелени, шелестящей за забором полыни, шиповника, несколько кустов, которого цветут здесь, во дворе, густым запахом кур и уток с гусями, угомонившимися на ночь в своих сараюшках справа от дома за баней, нагретого за день солнцем бетона на дворе, листьев винограда, начавших оплетать специально для этого построенный навес над столом у крыльца, самих стен и крыши дома, смолы, толстыми янтарными каплями выступающей на деревьях, жирной плодородной земли… Здесь благословенный край, сытая страна…

– Ты… – Лёля не спала, конечно.

Мы обнялись, встретившись посередине комнаты, потому что она поднялась с постели навстречу мне. Тонкая рубашка, она такая хрупкая в ней… как давно я не обнимал тебя… целый день.

Теперь я могу поцеловать тебя так, как не смел при твоих бабушке и деде.

Я позволил себе смелее касаться Лёлиного тела, так как не делал до сих пор, и не посмел бы ещё долго, я думаю… Но сейчас я чувствовал себя увереннее, сильнее и разгорячённее, чем когда бы то ни было.

И ещё: я будто имел теперь право.

Я тоже почувствовала это. Лёнины руки сегодня не стыдились, они будто бы стали сильнее и больше с тех пор как мы расстались. Это так взволновало меня, что я затрепетала в его объятиях, почти задыхаясь. Мне приятна его смелость, я будто бы ждала этого…

Я узнал сегодня, что груди у Лёли мягкие и нежно-упругие и так приятно заполняют мою ладонь, будто бы горячея даже, раньше я мог ощущать их только при объятиях, а теперь узнал, что мои прикосновения к ним приятны и желанны для неё, её дыхание стало ещё горячее, а бывшие вначале мягкими соски превратились в маленькие бусинки, щекочущие мои ладони…

Не знаю, как мы оказались лежащими в её постели и сколько времени мы целовались и обнимались, пока не запели утренние петухи и не забрезжил рассвет, сквозь сливовое дерево, что росло под окном. Сегодня я не посмел коснуться до «милых тайн», как писал Пушкин.

Но посмел на следующий день…

Лёня прикоснулся так, будто это цветок и он не хочет смахнуть пыльцу… Мне кажется, что я гитара в его руках и начинаю звучать мелодией… Самой прекрасной, волшебной… сказочной…

А ещё через пару ночей мы сняли рубашки… Теперь, при свете полной луны, беззастенчиво заглядывающей к нам в окно, как третий участник происходящего, я увидел Лёлю обнажённой… Красота, желание, любовь, аромат её чудесного тела, похожего на нежную белую лилию, жаркий воздух, втекающий в комнату из сада, душистый и сладкий, волнующий, пряный…

Но что весь этот волшебный сад, все сады в мире, в сравнении с Лёлей…

…с Лёней… Его поцелуи превратили меня в мёд или воду, или цветочный нектар… не знаю. Я не чувствую ничего, ничего не слышу и не вижу, кроме него…

Дни мы проводили, помогая в огороде и в саду, где мы, с Алексеем Николаевичем, моим тёзкой, копали картошку, а Лёля с Татьяной Павловной занимались то прополкой, то с тяпками, или собирали сливы, абрикосы, черешню, что до сих пор ещё есть на ветвях огромного дерева в центре сада. Или виноград, растущий на границе между огородом и садом двумя стенами, из этого винограда хозяева делают вино, которым нас угощали пару раз. Или наши девушки ту же выкопанную картошку вынимали из сделанных нами лунок. Иногда Лёля с бабушкой уходили из сада кормить кур, гусей и уток, что галдят в огороженных проволочной сеткой вольерчиках возле огорода. Днём уток и гусей отпускали гулять и купаться в арыке, а потом они тем же строем приходили назад, как и другие водоплавающие в станице, а куры копошились во дворе под предводительством большого бронзового петуха. А ещё каждый день готовили обед, распространяя вкусные запахи, возбуждающие аппетит, пока мы трудились.

Дважды в день по улице мимо ворот прогоняли стадо коров на пастбище в горы, и это довольно жуткое зрелище: теснящиеся друг к другу рыжие лоснящиеся спины огромных животных, вооружённых каждая парой мощных, коричнево-серых в кольцах, рогов, казались нашествием монстров, поднимающих тучи жёлтой пыли.