Кейси Маккуистон - Еще одна станция

– Вы потеряли кого-то очень для вас важного, – сказал экстрасенс ее матери, но это было легко понять. Потом он сказал, что этот человек мертв, и Сюзетт Лэндри решила, что больше не будет ходить к экстрасенсам в этом городе, потому что экстрасенсы полны дерьма. А затем грянул шторм, и долгое время экстрасенсов в городе не было.

Поэтому Огаст перестала верить. Стала придерживаться веских доказательств. Единственный скептик в городе, полном привидений. Это вполне ее устраивало.

Она качает головой и идет дальше, сворачивая за угол на финишную прямую. Апельсин съеден. Цинга – пока что в узде.

На третьем пролете здания ей приходит в голову, что это иронично – даже поэтично, – что она живет с экстрасенсом. Экстрасенсом в кавычках. Крайне наблюдательным парнем с уверенным, странным очарованием и подозрительным количеством свечей. Интересно, что об этом думает Майла, верит ли она в это. Судя по списку просмотренного на «Нетфликсе» и коллекции мерча «Дюны», Майла – огромная фанатка научной фантастики. Может быть, ей это нравится.

Только сунув руку в свою сумку у двери, она понимает, что ключей нет.

– Черт.

Она пробует постучать – ничего. Она могла бы написать, чтобы узнать, есть ли кто-то, кто еще не спит… если бы ее телефон не сдох еще до конца смены.

Видимо, придется это сделать.

Она берет свой ножик, вытаскивает лезвие и сует его в замок. Она не занималась этим с пятнадцати лет, когда не могла попасть в квартиру из-за того, что ее мама опять потеряла счет времени в библиотеке, но некоторые навыки забыть невозможно. С высунутым языком она крутит ножом, пока замок не щелкает и не поддается.

Дома все-таки кто-то есть – он возится в прихожей в наушниках и с инструментами возле ног. На кухонном столе горит пучок шалфея. Огаст вешает свои куртку и фартук у двери и задумывается о том, чтобы потушить его, – у них уже был один пожар на этой неделе, когда человек в прихожей поднимает взгляд и тихо вскрикивает.

– Ой, – говорит Огаст, когда парень вытаскивает один наушник. – Это точно не Нико или Майла, так что… Ты, наверно, Уэс. Я Огаст. Я… теперь тут живу.

Уэс – низкий и миниатюрный парень с оливковой кожей, костлявыми запястьями и лодыжками, торчащими из-под серых треников и гигантской фланелевой рубашки, рукава которой закатаны пять раз. Все его черты маленькие и аккуратные, по-странному ангельские, несмотря на хмурое выражение лица. Как и у Огаст, у него на носу очки, и он, щурясь, смотрит на нее через них.

– Привет, – говорит он.

– Рада наконец-то с тобой познакомиться, – говорит она ему. Он выглядит так, словно хочет сбежать. Как жизненно.

– Да.

– Выходной?

– Ага.

Огаст никогда не встречала того, кто производит первое впечатление хуже чем она, до этого момента.

– Ясно, ладно, – говорит Огаст. – Я иду спать. – Она бросает взгляд на травы, тлеющие на столе. – Я их погашу?

Уэс возвращается к тому, чем он занимался, – возне с петлей двери комнаты Огаст.

– Ко мне приходил бывший. Нико сказал, что в квартире полно «энергии братства». Оно само погаснет. У Нико всегда так.

– Конечно, – говорит она. – Эм, что ты… делаешь?

Он ничего не отвечает, просто поворачивает ручку и дергает туда-сюда дверь. Тишина. Дверь скрипела, когда Огаст въехала. Он починил ей петлю.

Уэс берет в одну руку Нудлса, в другую – сумку с инструментами и уходит по коридору.

– Спасибо, – кричит Огаст ему вслед. Он втягивает голову в плечи, как будто ничто не может рассердить его так сильно, как благодарность за добрый поступок.

– Классный нож, – бурчит он, закрывая за собой дверь спальни.

Пятничным утром Огаст дрожит, сунув одну ладонь под душ и умоляя его нагреться. На улице минус два градуса. Если ей придется принять холодный душ, то ее душа покинет помещение.

Она смотрит на телефон: через двадцать пять минут она должна быть на платформе, чтобы успеть на поезд и поехать на учебу. Нет времени, чтобы ответить на сообщения от мамы про раздражающих сотрудников библиотеки. Вместо этого она шлет несколько сочувственных эмодзи.

Что говорила Майла? Горячая вода начинает течь через двадцать минут, но если хорошо попросить, то через десять? Прошло уже двенадцать.

– Пожалуйста, – говорит Огаст душу. – Я очень сильно замерзла, устала и пахну как мэр Города Картофельных Оладий.

Душ остается неподвижным. К черту. Она закрывает кран и смиряется с очередным днем с запашком.

В прихожей Майла и Уэс стоят на четвереньках и клеят на пол полоски ленты.

– Мне стоит знать, что вы делаете? – спрашивает Огаст, перешагивая через них.

– Это для «катись-взрывай», – говорит Майла через плечо.

Огаст надевает свитер и высовывает голову из двери.

– Ты осознаешь, что говоришь просто слова в каком-то случайном порядке, как будто они должны что-то означать?

– Такие замечания ее никогда не останавливали, – говорит Уэс, который выглядит и звучит так, словно приковылял сюда после ночной смены. Огаст спрашивает себя, чем подкупила его Майла, чтобы он помог ей до того, как уйти в свою пещеру. – «Катись-взрывай» – это игра, которую мы изобрели.

– Ты садишься в кресло на колесиках у двери, и кто-то толкает тебя вниз по наклону кухонного пола, – объясняет Майла. Конечно же, она придумала, как воспользоваться нарушением строительных норм для развлечения. – Это «катись».

– Боюсь узнать, что значит «взрывай», – говорит Огаст.

– «Взрывай» – это когда ты ударяешься об этот порог, – говорит Уэс. Он показывает на деревянный выступ, где прихожая переходит в кухню. – В общем, ты вылетаешь из кресла.

– Линии, – говорит Майла, отрывая последний кусок ленты, – нужны для того, чтобы измерить, как далеко ты пролетел, прежде чем приземлился на пол.

Огаст опять перешагивает через них, направляясь к двери. Нудлс кружит вокруг ее лодыжек, взволнованно ее обнюхивая.

– Не могу решить, впечатлена я или в ужасе.

– Мое любимое эмоциональное состояние, – говорит Майла. – Так и рождается возбужденность.

– Я иду спать. – Уэс бросает свою ленту Майле. – Спокойной ночи.

– Доброе утро.

Огаст закидывает на плечи рюкзак, когда Майла встречает ее у двери с поводком Нудлса.

– В какую сторону ты идешь? – спрашивает она, пока Нудлс носится вокруг, размахивая языком и ушами. Он такой милый, что Огаст даже не может злиться на то, что ее явно обманули по поводу того, насколько этот пес будет частью ее жизни.

– К «Парксайд-авеню».

– О-о, я веду его в парк. Можно мне пройтись с тобой? – Фишка Майлы, как начинает понимать Огаст, в том, что она не сеет семя дружбы и не ухаживает за ним, мягко поливая и освещая солнцем. Она появляется в твоей жизни, полностью сформированная, и просто в ней остается. Законченной подругой.