Наталья Медведская - Когда цветёт акация

Юля, сглотнув слюну, без удовольствия принялась есть. Когда она закончила, мама положила в тарелку ещё кусок пломбира.

– Ешь! Ешь, сколько влезет. В другой раз не будешь мешать, когда взрослый человек занят.

Горло у Юли перехватил спазм, она едва слышно прошептала:

– Мне больше не хочется.

Мать, схватив ложку, зачерпнула мороженое и сунула дочери в рот.

– Я сказала, ешь! Хочу, чтобы ты надолго наелась. Или ты как твой папаша меня ни грамма не уважаешь?

Юля не понимала, как лакомство и уважение связаны между собой. Мама нависла над столом и смотрела на неё яростным взглядом. Давясь, Юля с трудом осилила не успевшее растаять мороженое, оно застревало у неё в горле и камнем падало в желудок. Едва она доела, как мать достала из морозилки остаток пломбира и бросила замороженный кусок на тарелку.

– Сегодня у тебя праздник. Веселись! Доедай всё.

– Я больше не хочу, – воспротивилась Юля, чувствуя, как онемело горло, а желудок сотрясают рвотные позывы.

– Больше я не потерплю непослушания. Хватит того, что перед твоим отцом пресмыкаюсь. Ешь, говорю!

Юля, пересиливая себя, проглотила пару ложек, а потом её резко затошнило, изо рта белым фонтаном полилось съеденное мороженое. Рвотная масса забрызгала стол, платье, попала на пол. Юлю рвало долго. Перепуганная мама отнесла её в ванную, выкупала и, плача, попросила прощения.

– Извини, доченька. Ты не виновата. Я не на тебя разозлилась. Мне знакомая кое-что плохое про папу рассказала. Я сильно расстроилась. Ты же знаешь, я без твоего отца жить не могу. Сама ничего не умею и ни на что не способна. Он для меня всё.

Конечно, Юля простила мать, но с тех пор мороженое не переносила и на дух, при одном виде этого лакомства её начинало подташнивать. Она осознала: даже милый и слабый человек может внезапно стать жестоким. Мама Юли настолько боялась перемен в обеспеченной и полностью устраивающей её жизни, что после анонимного звонка будто обезумела, перестав себя контролировать.

Будучи старше, Юля узнала: мама вышла замуж, когда ей исполнилось восемнадцать лет, а в девятнадцать уже родила. Получается, едва окончив школу, стала мамой. А так как была немного инфантильной, то поплыла по течению жизни, полностью полагаясь на двадцатишестилетнего мужа. Впрочем, её устраивало такое положение, особой тяги к учёбе не имелось, желания работать где-либо тоже. Изредка её томили непонятные желания, появлялось неудовольствие, которое она с успехом выплёскивала в стычках и ссорах.

Удивительно, но у этих двоих, таких разных людей, родился весьма позитивный ребёнок. Юля не держала на сердце обид, быстро приходила в себя после скандалов родителей и, в общем-то, была веселым, светлым ребёнком. Но если бы не дружба с Асей и Димой ей бы пришлось туго.

– Рассказывай, – Тоня, удобнее устроилась на лавочке, на её губах появилась и сразу же исчезла довольная улыбка. Быстро изобразив сочувствие и внимание, она повернулась к Елене. – Неужели наорал на тебя из-за одной нечищеной кастрюли? – Она покосилась на сына, тот спокойно набирал в ведёрко песок.

Елена, шмыгнув носом, всхлипнула и потянулась за платком. Элегантным жестом, чтобы не растереть водостойкий макияж, осторожно промокнула глаза.

– Так и есть. Прямо не знаю, как ему угодить, – она покосилась на дочь, играющую в песочнице с Димой и Асей. Снова её Юлька выглядит замарашкой, волосы растрепались, на щеке грязный пыльный след, а цвет белых носочков, претерпев изменения, стал серым. Интересно, почему дочка Вики Ася, которая так же строит замок из песка, умудряется сохранить себя в чистоте? А ведь Вика давно забросила всякое воспитание, доверив это дело матери, Марии Олеговне.

– Ох, и не говори, мужикам угодить трудно, – кивнула Тоня. Увидев, что сын собирается высыпать ведёрко песка на голову Юли, крикнула: – Димка, перестань сейчас же! Песок попадёт в глаза, и она ослепнет.

Шестилетний Дима испуганно вздрогнул от громкого окрика и уронил ведерко себе на ногу.

Бабушка Маша, сидящая на лавочке чуть поодаль от молодых мам, очнувшись от дремоты, недовольно пробурчала:

– Чего орёшь, как потерпевшая. Подошла бы и объяснила сыну нормально, а то за глупой болтовнёй некогда и к ребёнку приблизиться. Аська полночи не спала: болел зуб. Я только-только прикорнула, а тут ты пожарной сиреной завопила.

Мария Олеговна зевнула.

«Ох, и глупые подруги у Вики. Впрочем, её дочурка ничем не лучше. Повыскакивали замуж рано, родили по одному ребёнку и чуть ли не за подвиг это считают. Белобрысая Ленка вечно на мужа жалуется, а сама холёная, ухоженная, нигде не работает, но постоянно в обновках. А Тоньке не учителем бы начальных классов работать, а репортёром в жёлтой газетёнке промышлять: всё свободное время новости и сплетни собирает».

Мария Олеговна скептически оглядела обеих молодых мам. Она не считала их ровней себе, поэтому редко вступала с ними в беседу. Обычно вязала или читала книгу, нацепив очки с толстыми стёклами. Да и о чём ей говорить с этими балаболками. Она как проклятая пахала на железной дороге в путейной бригаде. А в жару, и в холод по рельсам так находишься, что к вечеру ног под собой не чуешь – не до маникюров и украшений. И замуж поздно вышла, и дочку только в сорок лет родила, и счастьем семейным не успела насладиться. Так о чём ей с этими профурсетками, не знающими бед, разговаривать. Мария Олеговна невидящим взором окинула детскую площадку, единственную на всю тупиковую улочку. Площадкой для игр её можно было назвать с большой натяжкой, на пятачке между домами поставили турник и детские качели. Потом Дамир привёз кучку песка и высыпал между двух лавочек. Вот и вся площадка. Но малышня с удовольствием осваивала гору песка, строя то замки, то дороги для игрушечных машинок.

– Вика опять в рейсе? – поинтересовалась Тоня, не обращая внимания на недовольный вид Марии Олеговны. – У вас, говорят, новый зять появился?

Бабушка Маша тяжело вздохнула.

– Появился. Очередной бесполезный хмырь. Где только Вика их находит? Дурной вкус у доченьки, как идиотка на граблях топчется.

Глаза Тони заблестели от предвкушения: её любимое хобби и развлечение – узнавать новости о друзьях и знакомых. Так она ощущала причастность к судьбе других и мнила себя знатоком жизни.

Вика, оставив дочку на воспитание матери, работала проводницей. Мужчины в её жизни менялись регулярно, но отчего-то все были неустроенными, неухоженными, с заморочками, однако, с большим самомнением. Она их обогревала, одевала, давала кров над головой, вернее подкидывала матери, и делала безуспешные попытки устроить непризнанных гениев на работу. Какое-то время, поставив очередного любезного друга на пьедестал, любовалась им, порхала на крыльях любви, строила планы на будущее. Как только заласканный «гений» отогревался, он начинал вести себя как хозяин, но вот вносить свой материальный вклад в новую семью не собирался. Постепенно у Вики открывались глаза, вместо гения рядом с собой она обнаруживала ленивую посредственность. Самое интересное, что глядя на свеженького кавалера, все это сразу понимали, но только не она. Вика никого не слушала и с упорством асфальтового катка двигалась вперёд, сметая на пути очередной любви все преграды.