Виктория Мальцева - Северное сияние

Он не был таким заинтересованным в интиме «раньше». Никогда не желал его так часто и неистово. Сейчас же он словно не хочет терять времени, будто понял и знает, что оно конечно, и не хочет пропустить ни секунды. Поэтому каждое утро он будит меня, но и по вечерам наши руки и губы заняты ласками. У меня никогда не было столько любви, даже в том куске детства, где у меня была мама. Кроме меня у мамы были ещё муж и другая дочь, а у Лео – только я. Теперь только я. Пока только я.

На следующий день промывка мозгов начинается по новой:

– Люди с такой операцией, как у тебя, живут от пяти лет до двадцати.

Я знаю, что ему хотелось бы ещё добавить, но духу не хватает: «Кто знает, сколько тебе осталось?». И я говорю ему:

– Ну смотри. С этой печенью я проживу двадцать лет. И это не просто какая-нибудь там печень! Это твоя печень! Моего человека! А потом, у тебя же вот она отросла на место. Что, не поделишься снова?

В его глазах почти шок, но я точно знаю – это не от жадности.

– Ты издеваешься, да?!

– Ну, раз ты согласен поделиться со мной ещё раз, то смотри, у нас уже сорок лет набежало. Тебе мало, что ли?

– Я нашёл в Инстаграм один случай беременности после пересадки печени: девушка по имени Ольга из России, Санкт-Петербург. Написал ей сообщение. Но ответа нет, и знаешь почему?

– Почему?

– Потому что она три года не заходила в свой аккаунт!

Виснет пауза. Долгая, наполненная размышлениями, страхами, даже паникой, которые всё равно всегда возвращаются к надежде.

– Просто, она не оценила эту социальную сеть. Поищи её где-нибудь в другом месте.

– Уже поискал.

– И что?

– Facebook – здесь её тоже не было более трёх лет. Занималась сетевым бизнесом, поэтому социальные сети для неё были необходимостью. Если всё у неё в порядке, она не могла их забросить.

– Даже если с ней произошло то, на что ты намекаешь, это вовсе не означает, что то же самое произойдёт со мной.

Coldplay – Champion Of The World

Потом звонит Кай. Я знаю, как сильно он занят, и как редко ему удаётся вырвать в графике свободную минуту, и что все их, до единой, он проводит в семье. Поэтому его просьба встретиться, сразу же приводит меня к пониманию, о чем пойдёт речь. Ну и, конечно, я знаю, кто его на меня натравил.

– А ты подумала о Лео? – говорит, как только ланч на моей тарелке подходит к концу. Нет, я знаю какая ты смелая, сильная, решительная – всего этого у тебя не отнять. Но ты подумала о нём?

– А он-то тут при чём? – спрашиваю.

– А при том, что, если вдруг понадобится, он же ляжет под нож, не задумываясь. А вот тебе не мешало бы подумать о том, что не все доноры выживают даже после первой операции. А после второй, когда ему будут кромсать печень во второй раз, его шансы выжить будут уже не так хороши, как в первый. Знаешь, вот я уверен, что ты выкарабкаешься, что всё пройдёт успешно, потому что, я тебе уже говорил это раньше, с тобой по-другому не может быть! Но он… слушай, тебе не приходило в голову, что это не его тебе дали, а тебя – ему. Он не такой, как ты, Лея. В нём нет столько силы, сколько есть у тебя. А если, не дай бог, вас обоих не станет? Ребёнок останется один.

– Его усыновишь ты, – заявляю ему. – Ты же любишь усыновлять. И жена твоя тоже любит. Я могу даже уговорить Лео назначить вас опекунами на такой случай.

Боже… я впервые вижу, чтобы Кай закрывал лицо ладонью. Кажется, я доконала даже его.

– Ты непробиваема, – констатирует.

Лучшая защита – нападение, это моё выверенное жизнью кредо.

– Слушай, как тебя жена терпит? Ты кого хочешь, с ума сведёшь!

Он только довольно скалится в ответ.

– А с женой я другой.

– Да, точно! Весь такой рассыпчатый на ощупь!

– Осторожный. С Викки нужно быть осторожным.

– А со мной?

– Всегда начеку и готовым надрать тебе задницу!

– Да иди ты! Я вообще никогда не рассматривала твою кандидатуру на роль моего папаши!

– Ну, роль второй половины, как ты знаешь, я давно играю в другом театре.

– Да я и не претендую!

– А я это знаю. Так вот, в Вашем театре, миссис, очень давно вакантна отеческая позиция…

– Иди к чёрту!

– … но это не означает, что я буду тебя опекать, только присматривать!

– Да за тобой самим нужно присматривать! Дамы вон только и делают, что слюни пускают! Бедная твоя жена…

– Между прочим, я не такой красавчик, как твой Лео.

– Да, не такой. Это правда, Лео намного красивее тебя, – тут Кай болезненно кривится, – но у него нет этого сексуально-призывного шлейфа!

– Харизма это называется.

Я просто не могу не закатить глаза! Всё-таки этот парень самовлюблённый индюк, как я и предположила в самом начале.

– Слушай, Кай. Конечно, само собой и без всяких там разговоров я никогда не позволю Лео стать донором для моей потенциальной ретрансплантации. Я бы и в первый раз не позволила, если бы меня спросили. Но ты там как-то так всё обстряпал, что моего согласия не потребовалось!

– Ты подписала документы на пересадку ещё до моего появления, так что я тут ни при чём, – перебивает.

– А разве не должны они были ещё раз убедиться в моём решении? Ведь речь шла о пересадке только от умершего донора! Мне сказали, когда печень в таком состоянии, как моя, пересадка доли мне не поможет. А кромсать орган живого донора, кем бы он мне ни приходился, при таких низких моих шансах выжить – это нонсенс! Я знаю, кто там убеждал всех докторов и что им за это обещал!

Кай округляет глаза, но ничего не говорит. Ещё не придумал, что врать дальше.

– Когда я думаю о том, во сколько тебе обошлась моя жизнь, мне становится страшно, – признаюсь.

Он расправляет плечи, приводит свои глаза и выражение лица в норму, подносит стакан с лимонадом ко рту и, прежде чем сделать глоток, напоминает:

– Ключевое слово «жизнь».

Вечером моя модель из рекламы мужских трусов с торчащими от нервных рук волосами на голове штудирует интернет.

– Я нашёл Ольгу, – заявляет.

– Она умерла?

– Нет, она родила. На последних фотографиях мальчик около трёх лет. И это… уже второй ребёнок.

– Ну вот и замечательно! – тут же вспыхиваю я. – Значит, у меня есть все шансы!

На следующий день – суббота, я звоню в хоспис и предупреждаю, что работать пока не буду. Мы с Лео едем в хранилища, где у меня до сих пор лежат старые вещи из таунхауса и… сундуки с сокровищами.

Лео вытягивает из ячейки пластиковый короб, я открываю крышку, чтобы показать ему, что в нём, и когда он видит аккуратно, по-психопатски тщательно уложенные вещи для новорожденных, некоторое время стоит, остолбенев, потом зажимает рукой рот и отворачивается. Я закрываю крышку.

– Там ещё два таких есть. Можешь достать?

Лео отвечает не сразу, через пару секунд.

– Да, конечно.

Когда поворачивается, глаза опять красные. Господи, думаю, когда-нибудь я точно доведу его. Вынимает оба короба, сам открывает каждый, смотрит, что внутри то же мракобесие, как и в первом, закрывает и, стиснув губы и брови, прижимает моё лицо к своей груди. Мы везём домой все три короба разом: два в салоне, один в багажнике. После этого он больше не пилит меня своими страхами – боится молча.