Светлана Июньская - Чёрный камень

Над дверями храма, высокими, обитыми медными пластинами с тиснением, была установлена лазуритовая плита с изображением лица Инанны, которое было создано из драгоценной цветной эмали. Гладкая кожа, нежно-розовый румянец на высоких скулах, маленькие алые губы, оленьи глаза, высокий сияющий лоб, иссиня-чёрные косы – такой была Она, Красавица, дарующая благодать. Она читала в сердце каждого, кто шёл по Её фиолетовому коридору. И в эти минуты не было нужды в словах и мыслях, оставалось лишь раскрыть своё сердце навстречу Её взгляду, довериться Ей.

Несколько высоких сооружений, покрытых цветной керамической плиткой, находились рядом с храмом. Сурие только ещё предстояло узнать, почему и зачем они здесь. Огромные финиковые пальмы и диковинные деревья, ухоженные зелёные лужайки и благоухающие розовые кусты, фонтанчики и водные дорожки, фазаны, кролики и карпы – это место было щедрым на прохладу и отдохновение.

Сурия хорошо знала, что мама и Айя – подруги детства и очень доверяют друг другу. Ей было спокойно рядом с Айей и подумалось о том, что теперь она – её мама.

Пока она размышляла и снова оглядывала храм и его окрестности, внимание её привлёк небольшой павильон из серого туфа круглой формы. Вход был занавешен плотной чёрной тканью. «Что это такое? Почему так необычно – ткань вместо дверей?» Она подошла поближе. Загадочность этого места трогала её природное любопытство. «Только одним глазком», – мелькнула мысль. Штора оказалась не закреплена и легко отошла в сторону. Солнечный свет выхватил пустоту вместилища, а под ней – огромный камень, лежащий прямо на чистом пустынном песке. Открывшееся ей место отпечаталось ярким контрастом к буйной красоте вокруг. Сурия ахнула и отдёрнула руку, но потом, оглядевшись и никого не увидев рядом, снова заглянула вовнутрь в надежде разглядеть получше такой странный предмет. Камень был совершенно чёрный и отливал гладкостью. По форме он напоминал овальный купол с маленькой вмятинкой на самой верхушке. Он был похож на живот беременной женщины и притягивал взгляд какой-то неведомой силой. Сурия подняла глаза – на месте крыши лежала тонкая обсидиановая пластина, отчего внутри царил полумрак. Она обомлела, не в силах отвести глаз от таинственного места.

Её нашла Асма, и от прикосновения руки на плече Сурия вздрогнула.

– Не надо, дочка, давай уйдём отсюда.

– Но что это такое? – внимание девочки было захвачено тайной.

– Ещё очень рано об этом говорить. Пока ты не сможешь понять. Айя всё объяснит, когда придёт время.

– Но мама?..

Асма остановилась и, глядя в глаза дочери, серьёзным, едва слышным шёпотом проговорила:

– Я только могу сказать, что этот Камень лежит здесь с Начала Времён. Наши храмовые хроники говорят, что он пришёл оттуда, где уже нет неба. Он не похож ни на один камень, что есть в земных горах. Остальное узнаешь со временем, когда будешь готова.

– Готова? Готова к чему?

– Готова к правильному пониманию его природы и необходимости.

И непонятный камень оставил внимание Сурии.

Тем временем в Ха-Йанну прибывали женщины самых разных возрастов. Все они когда-то воспитывались здесь, и были жрицами Инанны. Некоторые из них оставались жить в храме, как Айя, другие создавали свои семьи, как Асма, но каждая из них знала, что это место – её дом и здесь она стала самой собою. Они возвращались сюда часто, собираясь вместе, как сегодня, или приходили в одиночестве. Храм был открыт для каждой из них всегда, как и сердце его хранительницы и главной жрицы.

Наконец, все собрались на большой лужайке и в глубокой тишине Айя стала говорить:

– Я всех вас приветствую в благословенном храме Великой Инанны! Сегодня великий день, который бывает лишь однажды в трёхлетие. Только двенадцать юных девушек входят в этот дом для того, чтобы провести здесь долгий ретрит, раскрыть в своём сердце Вселенскую Женскую Суть, и затем нести Её в мир, воплощая Её собою. Сегодняшнее торжество – для наших девочек и для всех нас, и мы будем снова и снова воспевать Великую Мать Иннану!

Праздник начался. Маленький женский оркестр плёл тонкую музыку. Лютни и лиры вели разговоры друг с другом и с танцовщицами, то медленные и тягучие, то стремительные и звонкие. Девушки в струящихся одеждах переступали, вращались и изгибались, держа в руках чаши из цветного стекла. Это был особый ритуальный танец, арабески и музыка которого были слаженны и отточены многими поколениями служительниц Инанны. Исполнялся он лишь по праздникам и был особенным даром, несущим Богине – благодарность, а людям – радость.

Сурия вдруг почувствовала, как сердце её вторит этому танцу и хочет выскочить из груди и лететь вместе с другими девушками в волшебное действо. А оно всё продолжалось, воспевая собою одну стихию за другой. Вот терракот и охра вращаются и гулко притопывают широко расставленными ногами, отзываясь горячей тяжестью в собственных бёдрах Сурии. Пылающие всполохи мечутся в хаосе, воспламеняя сердца и зажигая глаза всех, кто смотрит на них. А вот ручейки и волны струятся, накатываются и завлекают в круговороты, а потом рассыпаются брызгами так, что зрительницы тянут к ним руки, желая охладиться влагой. Наконец, неуловимые и почти прозрачные, лёгкие будто пёрышки, танцовщицы кружатся вихрями, наполняя собою небесную высь.

Зрелище захватило Сурию. Не было больше границ тела и его ощущений – всё слилось в единое существо, живущее в изначальном вселенском ритме.

Но вот оркестр умолк, и требовательно зазвучал одинокий барабан. Прекрасная Айя ступает медленно, подняв руки ладонями вверх, вровень с плечами. Она двигается на кончиках пальцев, легко звеня ножными браслетами с золотыми колокольчиками. Глаза её чуть прикрыты, а безмятежная улыбка делает лицо светящимся.

Звучит глубокий ритм, в точности повторяющий ровный пульс. Айя останавливается в центре лужайки и начинает своё священнодейство. Чуть заметные шаги плавно переносят её тело по кругу и вписанным в него завиткам. Она беспрерывно движется, кружась и сливаясь в один сплошной искрящийся шар со своими разлетающимися широкими одеждами. От самых краёв круга она, вращаясь, перемещается в его центр. Ритм становится витиеватым, узорчатым. Айя чуть наклоняется, опуская руки и подрагивая плечами в такт, и вновь выпрямляется, выгибает спину, поднимая груди – опрокинутые чаши – навстречу небу. В этих барабанных завихрениях – таинственные звуки самого Мироздания, когда ещё не было ни первого вдоха, ни первой радости, ни первой грусти, а в ответ им голосисто звенят колокольчики ножных браслетов жрицы. Руки гибкие, как лебединые шеи, дают и ласкают и, вскидываясь вверх, воспевают и благодарят. Сильные бёдра свободно вращаются и подрагивают, вслед за переступаниями ног, крепко упирающихся в землю.