Екатерина Жукова - Кто вместо кого

Я привстал и сел на кровати: просто не знал, что делать. На мгновенье я впал в какой-то ступор. Мила плакала, а я сидел и смотрел на нее. Это продолжалось пару минут, потом она взяла себя в руки. Подошла к раковине и умылась. Не поворачиваясь ко мне, она начала говорить:

– Я принимала роды. Ребенок не доношен, был уже мертвый. Мать тоже умерла, – и она снова заплакала.

Я встал с кровати и подошел к ней.

– Не надо! Не надо меня успокаивать!

– Конечно же, надо.

Я попытался обнять ее, но она не позволила, оттолкнув мои руки.

– Не надо! Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.

Я сразу опустил руки.

– Хорошо, не буду. Вы сами можете это сделать, я могу быть жилеткой, в которую можно поплакать.

Мила закрыла лицо руками и зарыдала сильнее. Я подошел ближе, снова хотел обнять ее, но, сквозь слезы, задыхаясь, она произнесла:

– Пожалуйста, только не трогайте меня, – ее слова прозвучали, как мольба.

– Я не трону вас, обещаю. Просто постою рядом. Договорились?

Мила кивнула головой, и я остался с ней.

Мы стояли рядом, на расстоянии буквально нескольких сантиметров, но она не дала мне возможности ее обнять и сама не дотронулась до меня. Мне безумно хотелось притянуть ее к себе, успокоить, но я не мог. Что-то не так. Когда я хотел ее обнять, чтобы утешить, она реально испугалась и запаниковала. Страх промелькнул в ее глазах и отразился на голосе. Причем это было очень заметно. Она действительно сильно испугалась моего прикосновения. Перспектива простого дружеского объятья напугала маленького ангела до безумия. Почему?

Не знаю, кто я! Как жил раньше? Чувства, которые я испытывал, новые для меня. Хотелось перевернуть весь мир ради нее, лишь бы она не плакала. Ее грустные глаза словно умоляли о помощи и внимании. Но Мила не подпускала к себе и была полностью закрыта!

Что, черт возьми, она делает в этом аду? Я уже знаю, что это не первый ее ад. Мила рассказала мне, что была в Южном Судане, Эфиопии и Конго. Это четвертое ее место пребывания. ЧЕТВЕРТОЕ! Какого черта она мотается по этим нищим странам? Одному богу известно! О причинах бегства из цивилизованного мира она не рассказывает. Я спрашивал неоднократно! Все расспросы безрезультатны! Мила мгновенно меняется в лице, стоит лишь только начать копать глубже. Она не любит вопросов о своей семье и никогда о ней не говорит. Никакой личной информации. Маленький ангел закрыта на тысячи замков! Все разговоры только поверхностные, хотя иногда она забывается и может случайно сболтнуть что-то, но потом мгновенно осекается и сразу же замолкает. Раковина захлопывается и диалогу конец! Ангел – загадка! Я очень хочу ее разгадать, узнать Милу поближе, понять, что подтолкнуло ее к такому сумасшедшему самопожертвованию. Мила работает с безумной самоотдачей. Я уже больше двух недель за ней наблюдаю, буквально глаз с нее не спускаю. А теперь я еще узнал, что она чего-то боится. Думаю, что-то достаточно серьезное случилось с ней в прошлом! Скорее всего, это и есть причина ее бегства из Москвы. В здравом уме такая красивая девушка не будет сидеть в этом аду. Что-то подтолкнуло ее принести себя в жертву. Вопрос в том, что именно, или кто?

Не знаю, сколько мы так простояли. Мила плакала, а я был рядом, конечно, не прикасаясь к ней. Боялся даже шелохнуться и что-то произнести. Я чувствовал ее тепло, запах, но дотронуться не смел, хотя в тот момент больше всего на свете желал быть ближе к ней. Мысли такого рода в последнее время становились все более навязчивыми и посещали меня довольно часто. Наверно, у меня слишком давно не было женщины. Возможно, в этом и кроется истинная причина моего повышенного интереса к девушке с непростым характером и загадочным прошлым.

– Никогда не смогу привыкнуть к этому, – прошептала она и стала вытирать слезы руками.

– Быть может, и не нужно. Мила, почему ты здесь? Зачем тебе эти кошмары? Почему не вернешься домой?

Выражение ее лица мгновенно изменилось. Я не успел договорить, она оттолкнула меня и пошла к своему столу.

– Вам какое дело?

Раненый ангел исчез, вернулась язва-хирург.

– Если я спросил, значит, мне есть дело, – я тоже стал говорить жестче.

– Вам сделали перевязку? Рану сегодня осматривали?

Умно! Решила сменить тему. Так она обычно и поступает, когда начинаешь задавать неудобные вопросы.

– Нет. Обо мне сегодня забыли. Кроме вас, доктор, я тут никому не нужен.

– Здесь нет особого отношения ни к кому, – она старалась говорить по-деловому, и намерено избегала смотреть мне в глаза.

– Успел заметить.

– Присаживайтесь, я сделаю вам перевязку. Могли бы и напомнить о себе.

– Интересно, кому, если вы всей бригадой роды принимали?

– Хватит уже! Садитесь, – она повысила голос.

– Ну вот, и поговорили.

Я сел на стул, не отводя от нее глаз. Мила же ни разу не взглянула мне в лицо. Я снял футболку, чтобы Мила обработала рану. На ее щеках, как уже по сложившейся традиции, появился легкий румянец.

Маленькая, худая, уставшая, но мне она казалась самой красивой женщиной на земле. Возможно, потому, что я не помню других? Кроме того, здесь больше нет белых женщин, и мне не на кого обратить внимание.

Она

Прикасаться к нему всегда было волнительно. С самого первого дня, как он появился в больнице во мне стали зарождаться странные чувства. Я часто ловлю себя на мысли, что смущаюсь перед этим мужчиной, словно школьница. А когда он снимает футболку и предстает передо мной полуголым, я теряюсь, кажется, даже краснею. Он же замечает мое волнение и не упускает возможности съязвить или откровенно поглазеть на меня. Прямо какое-то испытание. Я хирург, и вид обнаженного тела меня никогда не смущал. Моя работа такова: видеть тело и работать с ним. Но только не в этот раз. С ним все иначе.

Сегодня все особенно обострено. Я чувствую себя очень уязвимой. Мне сложно держать себя в руках, практически невозможно! Эмоции бьют через край, и я на пределе. Я принимала роды у женщины, которая весила не больше тридцати пяти килограмм. Ребенок, конечно же, был недоношенным и уже мертвым. И умер он в утробе матери не сегодня. Огромное количество времени ушло на то, чтобы ее семья разрешила мне сделать кесарево, и спасти хотя бы мать. Я знала, что малыш мертв, но родственники не позволяли помочь женщине. Потраченное время стоило ей жизни!

Здесь все очень отличается от цивилизованного мира! Люди и их восприятие реальности, поведение, поступки зачастую шокируют. Это другой мир! Некая частота, на которой все это сумасшествие возможно, и оно тут действительно реально. Но для образованных людей, происходящее здесь – это какой-то бред, утопия, безумие. Белый человек, даже врач, зачастую воспринимается местным населением враждебно. Я не могу просто взять и разрезать человеку живот, чтобы спасти ему жизнь. Семья должна разрешить мне это сделать. За инициативу и несогласованные действия я могу пострадать. Сегодняшний день надолго останется в моей памяти. Я всегда очень тяжело воспринимаю смерть пациентов, как и в принципе, любую смерть. Но, все намного сложнее, когда умирают на моих глазах: тут смешивается боль настоящего с болью прошлого, и эффект от потери удваивается. Не могу, никогда не смогу привыкнуть к несправедливости жизни!