Максим Салос - Ты называешь дождь по имени

Пройдет еще очень много времени, прежде чем книга появится на свет. Годы, десятки лет. Но все, что мне предстояло пережить, случилось ради этого. Я не мог спать той ночью, представляя в голове картины будущего. Наши глаза встретятся, я должен буду произнести слова. Какие слова? И будут ли они нужны ей? И что, черт возьми, происходит с моим сердцем? Разве оно может звучать так громко, оглушая стуком опустевший двор? А, впрочем, это могли быть просто капли дождя, разбивающиеся о жестяной карниз.

Мне страшно признаться… мне страшно оттого, что я безумно хочу любить тебя… все те, кто был в моей жизни раньше, никогда не вызывали таких чувств.

Я боюсь, что это может когда-то закончиться. Ты ведь так и не сказал мне этих слов. А я ждала их, как уставшая от жары земля ждет холодные капли дождя.

Мы говорили обо всем на свете, но только не о нас… все, кроме тебя, становятся чужими. Миллионы лиц; дни, сменяющиеся годами. В них нет ничего, к чему мне бы хотелось прикасаться. Я так мечтаю о ночи, где в твоих грустных глазах буду отражаться только я. Боже, мне не верится, что я пишу это… ты ведь однажды прочтешь… и, наверное, назовешь меня глупой.

Знаешь, мы разучились просто смотреть на облака. Как в детстве, помнишь? Увлеченные этой игрой, мы могли не замечать ничего вокруг, разглядывая причудливые узоры в небе. Называя их именами, узнавая в них то, что было дорого.

Мы все чаще смотрим под ноги, чтобы не столкнуться уставшим взглядом с кем-то из прохожих. Закрываемся в раковине собственных мыслей. Забывая о том, что над головой есть что-то прекрасное.

Мне страшно признаваться самой себе… потому что это навсегда. Я боюсь, что, засыпая с другим, буду искать в нем твое тепло. Назову своего сына твоим именем и, каждый раз произнося его, стану проглатывать грусть, накопленную в груди.

Прости, я не могу рассказать тебе… может быть, даже не стану писать до конца это письмо. Ты ведь скоро забудешь все это, правда? Может быть, нам суждено будет встретиться когда-нибудь, когда мы, умудренные опытом, сможем рассказать – почему двое, что любили друг друга, не смогли прожить жизнь, засыпая и просыпаясь вместе… может быть, мы сможет услышать ответ в каплях дождя, ведь я точно знаю, что если прислушаться к ним, то, сквозь раскаты грома, я непременно услышу твое имя. Только твое имя…

Я ждал этот день. Мучительно долго. И пусть ожидание уместилось в считанные часы, оно было таким же, как если бы продолжалось долгие годы. Я точно знаю это сейчас. Но не знал тогда, что мне предстоит повторить его снова, но уже длиной в десятилетия.

Когда мы с Ильей, Петром и Павлом вышли на платформу из электрички, у меня кружилась голова. Бессонная ночь и две бутылки пива, выпитые по пути, конечно, не имели к этому никакого отношения. Просто все два часа, что мы двигались от вокзала до садоводства, я сидел у окна и яркое летнее солнце светило мне прямо в лицо.

– Трезвость – норма жизни! Трезвость – норма жизни каждый день! Парам-пам-пам…

Под укоризненный взгляд бабушек-садоводов Петр потягивал пиво, шагая впереди нас по платформе, и напевал мотив из песни группы «Зоопарк». Наверное, многие из пассажиров, вышедших на станции, мечтали о том, чтобы мы не оказались их соседями. Молодежь на даче значило только одно – нормально выспаться у них не получится.

– Фил! – Илья толкнул меня в плечо, привлекая внимание.

– А? – по-совиному отозвался я.

– Будешь? – сказал друг, протягивая мне пачку «Примы» без фильтра.

– Ого! Ты где их взял?

– На даче все должно быть натурально! – отозвался за него Павел. – Самогон и «Прима»!

– Ну, самогон я еще могу понять, а «Прима» тут причем?

– Все гениальное просто, – сказал Павел, выпуская густое облако табачного дыма, – у «Примы» нет фильтра, значит она, тлея, не оставит после себя лишнего мусора. Следовательно, будет только пепел. А пепел – это удобрение…

– А он поможет вырасти свекле, – продолжил Петр.

– А из свеклы сварят самогон! – подытожил я.

– А самогон выпьем мы. Круг замкнулся!

– Черт возьми, идеальная схема!

Путь к дачному домику Ильи оказался неблизким – мы шли от станции минут сорок.

– Илюха, ну почему так долго? – ныл уставший Павел.

– Была бы зима, я бы предложил тебе лыжи!

– Тут садоводство строили в шестидесятые годы. Тогда считалось, что жилые массивы должны быть в стороне от железной дороги, типа, если американцы будут бомбить.

– Аааа…

– *** на! – резюмировал Илья.

Пока парни размещались в доме, я не спеша бродил по участку. Ноги приятно утопали в мягкой земле, покрытой мхом, воздух был наполнен запахом сосен. «Такая красота, что даже матом ругаться не хочется» – вспомнил я шутку из какого-то фильма и, усевшись в бревенчатой беседке, закурил.

– Да, в таком месте надо писать книги. Поставить на улице кресло-качалку, налить чаю с мятой и…

– Фил, ты прикинь, они уже бутылку водки выпили, – сказал вышедший из дома Илья. – Пока переодевались!

– У меня столько здоровья нет!

– Ты в прошлом году здесь не был. Мы тогда баню топили, так Петр и Павел два часа сидели в парилке и пили водку. У меня бы сердце остановилось.

– Эй! Ну, вы чего там? – крикнул нам показавшийся на крыльце Павел.

– Сидим! – ответил я.

Через полчаса мы держали в руках граненые стаканы, в которые Петр заботливо разлил самогон. Стаканы, кстати, мы с Ильей украли в студенческой столовой.

– Ну, что, мужики? За встречу! – лаконично произнес Петр.

Самогон оказался на удивление приятен. После пары стаканов я уже почувствовал опьянение. И здорово стукнулся головой о деревянный стол, доставая укатившийся на пол кубик. Мы с парнями сидели в беседке, играя в старую настольную игру. В нашем детстве почти у всех были такие – на большом листе нарисована карта и, бросая кубик, нужно было по клеточкам дойти до финиша. Илья нашел ее в шкафу, раскладывая свои вещи. Хотя, может быть, алкоголь и не был виной того, что мои руки стали непослушными?

– Илья, а твоя-то приедет? – сказал тогда Петр, а в следующую секунду кубик вылетел из моих пальцев.

«Твоя» – значило Мари. У меня так и не было возможности поговорить с другом, узнать, как он познакомился с ней, об их отношениях. Я знал лишь одно – мне очень хочется увидеть ее. Листая фотографии Мари в социальной сети, я не смог найти в себе ответ – зачем? Зачем мне это было нужно? И до последнего момента вообще не был уверен – приедет ли она.

– Ага, должна позвонить, – ответил Илья, глядя на часы. – Она собиралась с родителями Полины приехать.

– С родителями? – удивленно спросил я.

– А? Да не… – улыбнулся друг, поняв мое удивление. – У ее подруги, Полины, дача тоже в этих садоводствах.