Наталья Литвякова - Черти-Ангелы Натальи Викторовны

Отца дома не было. Только записка с поздравлением. Я прижала её к груди – милый папка! Прости транжиру! Но ведь сегодня мой день, не правда ли? И только после увидела на буфете журналы и письма, ух ты – но всё потом-потом-потом. Пока не пришли девчонки поздравлять, нужно записать в дневник последние события в колхозе.

«12 июля.

И рассказывать им нечего, провалила задание партии – без принца не возвращаться. Никаких принцев в радиусе 40 км, ну что ты будешь делать. И вообще, мне понравился один, я – другому, и всё это безответно. Как там в «перемене»: «Мы выбираем, нас выбирают, часто желанья не совпадают». Круговорот несовпадений в природе. Да, мы привыкаем к несовпаденью. Представь, выяснилось на дискаче. Я размечталась, что с Виталиком стасуюсь, а он! А он, оказывается, хотел свести меня со своим другом! В принципе и свёл, познакомил то есть. И сбежал. А мне пришлось всю дорогу с этим Колей медляки танцевать, номер телефона дать, а потом теряться! Ну их, короче, Дневник! Одно расстройство с ними.

Зато пришло два письма из армии. Я в отпаде! Один хлопчик ответил, из Латвии, и другой, из какого-то п. Эльбан, аж из Хабаровского края! Вот пена, чё мне теперь делать, чё писать им? Я ж думала, никто не отзовётся. Теперь думай, чего им поумнее накарябать, чтоб не упасть мордой, ой, простите, личиком в грязь. Ещё и фото им подавай. Попрошу Алинку со мной завтра на рынок съездить, в автоматы. Думаю, сойдут фотки, 35 копеек всего. Дёшево и сердито!»

Подруги прискакали с жаркими объятиями. После радостных воплей и поцелуев приступили к допросу с пристрастием, только лампы мне в лицо не хватало, ну вылитые товарищи из КГБ. Пришлось отчитываться о «проделанной работе». О женихах то есть.

– Не густо, не густо, – подвела итоги Алинка. – Выходит один Колян, да и тот тебе до фени. А что этот, как его, Виталик, с ним точно никаких шансов?

– Никаких, – вздохнула я. – Да и не увидимся мы больше. Где их школа, а где – наша.

– Ну, почему же? Тебе позвонит Коля, вы с ним стасанётесь, вольёшься в его компашу, снова встретишь Виталика, они ж друзья? Друзья. Ну, и вперёд, кривые ноги, на завоевание.

– А Коля?

– А чего – Коля? Разойдётесь, как в море корабли. Так, мол, и так, товарищ судья, не сошлись характерами, прошла любовь, заявил помидоры.

– Не, я так не могу.

– Да чё ты грузишься, – повела плечом Алинка. – Может, ты с Коляном до того наобщаешься, что тебе и Виталик никакой не понадобится. Соглашайся, если позвонит, и баста. А то я знаю тебя: умчишь завтра-послезавтра и будешь сиднем сидеть в своём курятнике, на плужков глазеть деревенских. Или без толку втюхаешься опять там. Оно нам надо?

– Не втюхаюсь, – буркнула я недовольно. Чувствую, стала раздражаться на подружкины заявления. – И, если Колька позвонит, я его отошью, пудрить мозги не стану. Использовать тем более!

– Ладно, ладно! – перебили меня подруги хором, пока из искры, как говорится, пламя не возгорелось. – Твоё дело!

– Тоже нам Крупская нашлась, – не удержалась всё-таки в конце Ирка и моргнула Алинке, – принцип на принципе сидит старым режимом погоняет. Тебе бы и Ленин не подошёл с такими завихрениями.

– Почему это?

– Говорят, он ей изменял. Ты бы сразу его бросила.

– А ты бы не сразу!

– А я б ещё подумала… минут пять!

Мы расхохотались. «До чего же они классные, – подумала я, щурясь то ли от солнца, то ли от избытка эмоций, – до чего же я счастливая! До чего же мне везёт!».

На следующий день приехал папа из деревни. Привёз яблок, алычи и подарок от Лены – умопомрачительную майку: цвет бирюзовый, рукава регланом, да ещё из сеточки, на груди сногсшибательная надпись на английском. Sport. Обалдеть, отпад полный!

– Спасибо! Кайф какой! – вопила я и прыгала по комнате, ни на минутку не задумываясь о судьбе люстры соседей снизу.

– Это не мне, – смеялся отец, – это сестре спасибо, да тётке. Привезли из Новосибирска. Вот поедем в деревню, сама и скажешь. Кстати о птичках, – тут он замялся. – Они там ещё десять рублей тебе передали. Но я их экспроприировал.

– Экспро… чё?

– Занял. На неопределённый срок.

– Да? И насколько неопределённый: до первой получки или потом как-нибудь вчера?

– Как-нибудь потом, – подмигнул родитель.

– Хорошо. Тогда отдашь с процентами, – подмигнула в ответ.

– Вот смотрю ты, доча, не промах. Прям капиталистка!

– А чё делать, па, – притворно вздохнула, – в какую эпоху живём.

– Старуха-процентщица, видали? – фыркнул он в ответ, – вырастили поколение. Раскольниковых на вас нету.

Мы ещё полвечера весело препирались и упражнялись в остроумии. Не знаю почему, но тот факт, что не видать мне подарочных денег, как своих ушей, совершенно не огорчал. Возможно потому, что я с нетерпением ждала скорую поездку в деревню, к новым летним приключениям, и какие-то мифические рубли – да бог с ними. Тут же папа записку привёз от деревенских девчат: у них там какой-то новый ковбой Мальборо объявился, звезда дискотек и вечерних посиделок на лавочке. Вот это – да, новость, не копейки вам. А я до сих пор в городе прохлаждаюсь, без дела да без жениха. Не годится.

«24 июля.

Ну вот, я и в Донском, до конца каникул. Ура! Правда, есть одна ложка дёгтя, то есть целый половник: папа с Галиной Михайловной тоже здесь. Почему у нас с ней не сложилось? Почему так и не смогла назвать её мамой? – я откинулась на спинку стула. Посмотрела на плюшевый ковёр с оленями. Как будто они ответят. Сколько себя помню, столько он и висит над кроватью. Нарядный, с бахрамой по краям. И горки подушек в три ряда, накидка на каждую, сверху словно фата невесты. Рыжий Васька на покрывале спит бубликом. На стене ходики тикали уже сто лет, наверное. Мамы нет – 6, но здесь, у бабушки, время застыло: ничего не изменилось. И оленям, и Ваське, и равнодушным часам безразлично с кем приезжает папа. И только мне – нет. Может быть, прошло мало времени с тех пор? События той зимы, последнее посещение больницы часто стоит перед глазами, будто всё произошло вчера. Мне часто снится… Тусклый свет. Блеклые голубые стены. Тёмно-красный паркет отражает блики лампочек. Пусто. Тихо.

– Мама! – кричу я, – ма-ма!

В конце коридора открывается дверь. В люминесцентном прямоугольнике появляется фигурка. Я вижу розовые пионы на чёрном фоне. Вижу руку на стене.

– Пусти, – вырываюсь. Отец разжимает ладонь.

– Мама! – бегу, и мне кажется, что – в бесконечность. Боюсь, что не успею добежать, силуэт исчезнет…

* * *

Январь 1983 года. Третий месяц у руля страны Андропов; отшумело турне хоккейных игр сборной СССР в Северной Америке; по телевизору показали праздничную программу «Аттракцион». «Миллион алых роз» Аллы Пугачёвой навсегда войдут в репертуар народа. А у нас с Сашкой Сушковым свои суперсерии игр и премьеры ссор. Вот уже третью неделю живу с его семьёй. Так что всякое бывает. Нет, с ними хорошо. Но я соскучилась по родителям, по дому, по нашей кухне, где мы собирались всё вместе. Слышу, как папа шуршит газетой, а мама напевает «И сшила платье белое, когда цвели сады», когда жарит котлеты. Кот Абдулла лежит на батарее и делает вид, что спит.