Зина Каравай - Виктимность

Там работали не милые, привычные виду флористки, аккуратно навязывающие ленточку на цветочные композиции. То были женщины, на протяжении многих лет познающие тяжелый труд создания венков и погребальных лент. За всю свою карьеру они слышали так много всхлипов, слез и истерик, что еще одна молодая пара женщин, пришедшая к ним в салон, была историей обычного скучного вторника. Их угрюмые лица и покрытые глубокими морщинами огрубевшие руки слегка подсвечивались одиноко свисающими с потолка лампочками да лучами солнца, скромно пробивающимся сквозь кованые решетки окна. Проходя длинные стенды, завешанные черно-красными, темно-зелеными и оранжевыми хвоей, розами и синтетическими гвоздиками, Лиза с плотно сжатыми губами читала про себя: «Спаси и сохрани!», «Любимому сыну от семьи …», «Пусть земля будет пухом».

– Ну, тебе что-нибудь понравилось? – аккуратно, боясь, что ее услышат, вполголоса спросила ее Лина.

– Это просто ужасно. Мы купим живые цветы.

– Живые цветы быстро завянут, на улице очень жарко.

– Да, я знаю. Но не хочу, чтобы он видел эту безвкусицу.

Лиза, держась за холодную ладонь мамы, прошла с ней из вонючего и капающего подвала сообщества «Искра» наверх, к солнцу, вдохнула душный, пропитанный химическими выбросами с ближайших заводов и мелким песком воздух, и, стараясь не обращать внимания на прохожих, они прямиком отправились в цветочный киоск.

Лиза постучала в пластиковое окошко, оно открылось, и из него подула прохлада от кондиционера:

– Добрый день! – наклонившись, поздоровалась она с флористкой, – у вас есть красные розы?

– Да, конечно, – вытирая руки о себя после съеденной окрошки и дожевывая остатки, ответила та, – вам сколько?

– Давайте десять.

– Так зачем вам десять? Вы же не на похороны.

– Именно на них, – с ноткой злости в голосе отозвалась Лиза, – и черную атласную ленту добавьте, пожалуйста.

– Без проблем, – окно захлопнулось перед ней, Лиза осталась ждать букет на солнцепеке и рассматривать местный рынок. Она увидела то самое место, где бабушка торговала печеньями на развес, и вспомнила, как она, семилетняя девчушка, жевала отрезанные карманным ножом «докторскую» и кусочек белого с хрустящей корочкой свежеиспеченного хлеба и запивала все это холодным «Дюшесом», пока любимая Зина отлучалась на склад. «Как мало тогда нужно было для счастья!» – улыбнувшись, подумала Лиза. В кучкующейся толпе возле прилавков она узнала знакомую рыжую женскую «химию», фигура приближалась все ближе, и, встретившись взглядами, они не сказали друг другу ни слова. Спустя несколько минут с минералкой в руках подошла мама:

– Я классуху видела. Совсем, зараза, не изменилась. Сделала вид, что меня не знает, – сказала она Алине.

– Да, я ее тоже видела.

– Наверное, как вампир питается детской энергией. И как таких вообще допускают к преподавательской деятельности?

Сев на переднее сиденье машины и отложив цветы назад, Лиза открыла зеркальце и поправила повязку. Она всеми силами старалась в этот день выглядеть хорошо, чтобы доказать себе, а заодно и присутствующим, что ее мир не разрушен. Черная тонкая полоска ткани покрывала ее убранные в пучок волосы, глаза были аккуратно подведены в стиле 60-х. Все это она завершила пшиком духов, который он подарил ей на первый День святого Валентина.

– Ты знаешь, как туда ехать? – спросила она маму, которая заводила машину.

– Да, это недалеко от работы. Я там не раз была. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – закусив щеку, ответила Лиза.

Их машина ехала по пробитой ямами дороге в полной тишине. Мимо проносились старые, ржавые здания промзоны, затем гаражи, дачные общества, и после они оказались на прямой дороге к кладбищу. Вдали виднелись калитка и надпись на ней: «На себя надейся, на Господа не плошай». Лина припарковалась, и они принялись ждать остальных.

– Лизунь, запомни несколько правил. Когда мы проедем или пройдем, как получится, через калитку, обязательно скажи: «Со здоровьем пришла, со здоровьем ухожу». Затем, когда мы будем отходить от могилы, ни в коем случае не оборачивайся. Попрощайся и иди к машине. А дома обмой водой туфли, прими душ и помой голову. И обязательно всю, абсолютно всю одежду, что на тебе постирай, хорошо? – сжимая руль, да так, что костяшки побледнели, спросила мама Лизу.

– Да, конечно, – Лиза знала о суеверности мамы и сама в связи с последними событиями начала в них верить.

Сзади них, разогнав колесами облака пыли, припарковалась изумрудная «девятка», из которой вышли несколько молодых людей. Среди них была статная стройная шатенка по имени Алёна, ее давний стилист, у которой работал Женя, небольшого роста, с лисьими глазами и розовыми, цвета персика, щечками, Яна, она же Утка, и несколько клиентов. Все они были друзьями Жени. Они подошли друг к другу и долго обнимались.

– Как ты? – спросили они ее сквозь черные очки.

– Нормально. Держусь, – сомкнув руки в замок и пытаясь приободриться, ответила Лиза. Она не хотела подавать виду, что ей плохо, потому что многие из их знакомых не понимали причины ее печали. «Они же расстались хрен знает когда, чего она убивается?», «Бунтарь и наркоман! Так ему и надо!», «Вы, конечно, простите, но, насколько я знаю, он вел аморальный образ жизни» – такие комментарии мелькали перед глазами Лизы, когда журналисты размещали статьи с неподтвержденными данными о смерти.

– Что делать дальше? – задалась вопросом толпа. – Наверное, надо купить цветы.

– Я уже купила. Я пойду побуду с мамой.

Лиза села в машину и стала наблюдать за движущимся к администрации кладбища черным комом, разморенным жарой:

– Мася, может, ты подождешь меня здесь? В последнее время ты часто нервничаешь, и я не хочу, чтобы из-за этого тебе стало плохо.

– Я тебя одну не оставлю. К тому же, – вздохнула она, – он тоже был моей семьей, нашей семьей. Хоть он и долбоебушка, но мне надо с ним попрощаться.

Лиза впервые за день рассмеялась, и слезы ее скользили по щекам. Протянув руку через подлокотник, она обняла маму, нежно поглаживая ее по спине, и сквозь оконное зеркало увидела, как к зданию администрации подходили бывший свекор со свекровью и брат Жени Ваня.

– Петровы приехали. Нам надо идти.

Они поправили волосы и направились к приглашенным. В маленьком кирпичном здании Лиза встала позади всех и наблюдала за тем, что происходит у стойки информации. Она не видела свою свекровь с того дня, как сбежала от мужа в день своего рождения три года назад. Ни большие солнцезащитные очки, ни платок, аккуратный повязанный на черном каре, не могли скрыть ее извилистых морщин и седину. В своих тощих, еле держащихся за жизнь руках она несла пластиковый штампованный пакет, и платок, которым время от времени протирала мокрые линзы очков. Лиза не понимала, что происходит, и почему церемонию задерживают. В здании было душно, небольшой вентилятор гонял горячий воздух, и ей становилось дурно. Свекровь что-то говорила администратору, но Лиза не могла разобрать ни слова. После она поставила пакет на ресепшен, аккуратно развернула его и вытащила из него бело-голубую, увитую иероглифами урну. «Что с этим делать?» – всхлипывая, спросила она. Лиза застыла на месте и, зажав рот рукой, подавила крик. Все вокруг поплыло, и что есть мочи и так же сомкнув рот ладонью, она выбежала на раскаленную площадку и громко, навзрыд разревелась. Все ее тело сложилось пополам, и на полусогнутых она обвивала себя руками и старалась не упасть на землю. Сзади нее подбежала мама и, схватив и уткнув ее разгоряченную голову, прижала к своей груди и в панике всхлипывала: «Доченька, милая, доченька…» Она еле сдерживала предательские слезы, подкатывающие к горлу и скребущие его, и постаралась поддержать Лизу. Впервые Лина поняла предел ее боли, и отчаяние и грусть за несчастное дитя раздирали ее материнское сердце на части.