Мария Тович - Золотые бархатцы

А то сосиски с макаронами уже надоели.

– И я тогда тоже язык закажу. Отведай, детка, языка – найдёшь, как в сказке, «музыка», – смеясь, нарочно шепелявит Света. – А у тебя, Вита, муж есть? или друг?

Ой, нет! Только не нужно поднимать эту тему. Не хочу, чтобы мы обсуждали мой неудавшийся брак. Меня слегка охватывает паника, что не сдержусь и расплачусь прямо здесь, перед не- знакомыми мне людьми.

– У меня был муж, – тихо отвечаю я. – Мы развелись.

– Это как можно было такую красавицу упустить? – охает Света.

Лидия Михайловна отпивает ароматного чая и вставляет скрипучим, как несмазанные петли, голосом:

– Ну, с лица воду не пить, – снова делает глоток.

– Так получилось,– увиливаю я и стараюсь сменить тему: – А вы с мужем долго прожили, Лидия Михайловна?

– Сорок пять лет, – с гордостью отвечает она. – Мы познакомились, когда мне было двадцать лет, а Грише – двадцать два. Он был такой… худой-худой, но очень обаятельный. Всегда мог меня рассмешить…

Выйдя из столовой, мы медленно прогуливаемся по ровной, выложенной мелкой плиткой, дорожке. Лидия Михайловна всё ещё рассказывает о своём муже, о своей молодости, о свадьбе. Она сняла слуховой аппарат и теперь говорит намного громче, полностью поглощенная своими воспоминаниями. Я глазею по сторонам, молча кивая головой.

– Вон мои бабки сидят, – Лидия Михайловна останавливается и чуть заметно указывает рукой на скамейку, где сидят две пожилые женщины. Они оживлённо беседуют.

Одна из них трясёт закрытым веером, что-то доказывая другой. Это большая, можно сказать, тучная дама в персиковом бесформенном платье, в котором её фигура кажется необъятной. На голове у неё тугие кудряшки и маленькая шляпка. Губы ярко накрашены оранжевой помадой, на редких ресницах – густой слой черной туши. Вторая женщина – небольшого роста, выглядит более скромно. Она тоже накрашена, но более элегантно: помада нежного оттенка, чуть заметные тени на нависших веках и розовый румянец в районе скул.

– Вот посмотри, Михайловна, ну макияж же должен быть виден, – увидев Лидию Михайловну, басит «большой персик». – Ходили сегодня на курсы макияжа, или как его там называют.

– Мэйк-апа, – по слогам добавляет румяная.

– Да-да, мэйк-апа. Да эти профурсетки сами не знают ничего. Какой у меня зимний тип? Я же вылитое лето разудалое!

– А мне понравилось, – мягким голосом возражает её соседка. – Хорошие девочки, вежливые такие, интересно рассказывали, накрасили. А Агния Петровна, как обычно, разбухтелась.

– Да, пришлось всё переделать, – вздёрнула нос Агния.

Маленькая старушка с нежностью смотрит на нахохлившуюся подругу, сочувственно качает головой. – Зря ты с нами не пошла, – обращается она к Лидии Михайловне.

– Да нечего там делать, – буркает Агния Петровна и скрещивает руки на груди.

Оставив Лидию Михайловну на скамейке с двумя накрашенными собеседницами, мы со Светой идём по тропинке, ведущей вверх по склону, дальше, за здание больницы. Оборачиваюсь и с улыбкой говорю:

– Какие интересные дамы.

–Да, это наши активистки. Не пропускают ни одного мероприятия, ни одного спецкурса или кружка. Их расписанию занятий можно позавидовать: йога, вышивка, роспись по шёлку, вязание, рисование, курсы выразительного чтения, хор. А про походы на выставки и в театры и говорить нечего.

– Молодцы! Всё успевают. Такие энергичные!

– Конечно, будешь тут энергичным. У Агнии Петровны – диабет в третьей стадии, Наталья Петровна – после рака груди. Они мне как-то сказали, что хотят, чтобы каждый их день был неповторимым и незабываемым.

– А по ним и не скажешь! – охаю я.

– Да, порой болезнь открывает в человеке силы, о которых он и не подозревал до этого. Кто-то целыми днями проклинает весь мир из-за занозы в пятке, а кто-то на инвалидной коляске горы покоряет.

Какое-то время мы со Светой бредём молча и выходим к развилке.

– Дальше, наверное, сегодня не пойдём. Я тебе и так скажу: если пойти налево… – она замолкает и усмехается: – Если пойти налево – ничего хорошего.

Я понимающе улыбаюсь.

– А если говорить об этой дороге: там очень красивое место, обязательно еще сходим. А дальше, – она указывает на дорожку, теряющуюся где-то среди черных стволов, освещенных мягким светом уходящего дня, – через метров триста будет дом директора.

– Он живёт тут? – мои брови ползут вверх.

– Да, у него тут что-то вроде летней резиденции. В погожие деньки часто проводит здесь время. Говорят, он до того богат, что может совсем не работать.

– А откуда у него столько денег?

–Владеет какой-то компанией. По добыче полезных ископаемых, что ли. Сам он – бывший военный. Когда его жена умерла, ушёл со службы. Потом подался в бизнес, и через каких-то пять лет стал одним из самых богатых людей города. Потом вот пансионат наш построил…

– А что случилось с его женой?

– Автомобильная авария, – коротко отвечает Света. – Бедняга. Он так после этого и не женился. А ему-то всего около сорока, – она вздыхает, приводя в движение свою выдающуюся грудь.

Возвратившись к скамейке, где мы оставили Лидию Михайловну, находим её на прежнем месте. Она и двое её подруг живо обсуждают очередной брак какой-то телевизионной звезды.

– Срам, да и только! Вот мы выходили замуж раз и по любви! А эти придумали какие-то гражданские браки, прыгают от одного к другому, – возмущается большая Петровна.

–Ну, что ты, Агния, – мягко возражает ей менее габаритная Петровна, – может, у них любовь.

– Жизнь – штука длинная, и в ней всякое случается, – примиряет их Лидия Михайловна.

– Ну что? Нагулялись? – весело спрашивает Света.

– Да, пора бы уже по кроваткам, – кряхтит Агния и взглядом подзывает уже направляющуюся к ним сестру-сиделку.

Комната заполнена нежным зеленым светом абажура. Мы помогли Лидии Михайловне переодеться, и она уже в постели. Её желтое усталое лицо кажется ещё меньше, утонув в глубине огромной подушки.

– Что сегодня: проза или поэзия? – Света держит в руках две книги, как бы взвешивая, какая из них тяжелее.

– Пожалуй, я бы послушала стихи. Что-то сегодня утомилась. Боюсь, "Сага о Форсайтах" требует большей концентрации.

Света кладёт одну из книг на журнальный столик, а сама удобно располагается в кресле и открывает синий томик. Замечаю, что это стихотворения Эдуарда Асадова. Я люблю этого поэта. Он пишет просто, без заумных оборотов. Но его стихи такие чистые, добрые. И своим незамысловатым слогом способны тронуть самые сокровенные уголки души. Света читает стихотворение " Воспоминание".

А у неё красивый голос. Она произносит слова чётко и при этом мелодично. Рассеянно слушая её певучее чтение, прокручиваю в голове сегодняшний день. Столько информации. Всё новое. Не забыть бы ничего. И чего я волновалась? По-моему, тут очень даже неплохо.