Надежда Семенова - У старых грехов тени длинные

«Тоже мне бабка с пирожками», – брюзгливо сказал голос в голове.

«Это Красная Шапочка была с пирожками, а не бабка», – мысленно возразила голосу Светлана и тряхнула головой, надеясь, что резкое движение вставит мозги в более-менее нормальное положение.

– Что происходит? – спросил искаженный, далекий голос Геннадия.

– Я сейчас, сейчас! – прокричала она в ответ, продолжая мотать головой.

Крик получился подозрительно тихим и растянутым, словно прошелестела по старым листьям беременная гусеница.

Светлана подняла тяжелую руку и как можно аккуратнее воткнула иголку в мягкую плюшевую подушечку в форме сердечка.

– Пойду воды принесу, – прогулькал Геннадий и зашлепал в сторону двери на своих не шершавых пятках.

Когда Светлана открыла глаза опять, улыбка на его лице нисколько не напоминала волчью, а в глазах и в помине не было злых огоньков.

Светлана приняла из его рук чашку и залпом опорожнила, на нёбе остался знакомый кислый вкус.

– Донор… мил? – уточнила Светлана. – Я думала, шипучие таблетки уже кончились.

– В кабинете еще упаковка оставалась. – Геннадий поднял с пола Виткино платье. – Отпустило?

– Спасибо, – проскрипела Светлана чужим голосом.

Геннадий недоуменно свел к переносице брови.

– Я тоже хочу такую щеточку, – выдавила Светлана.

– Щеточку?

– Для бровей, как у тебя. Вон какие у тебя брови… гладкие, – объяснила она как можно более ровным голосом, вставая на подрагивающие ноги, – пойду посмотрю, как там Витка.

– Вита спит, я проверил, – окончательно нахмурился он.

В наступившей тишине стало слышно, как в старой печной трубе на крыше натужно взвыл ветер.

– Метель… разыгралась. – Светлана украдкой вытерла потные ладони о домашние брюки, про себя надеясь, что на плотном темном трикотаже не останется позорных мокрых следов.

– Ноябрь на дворе, – успокаивающим тоном сказал Геннадий, слез со стола, шлепнули по пяткам тапочки, и отошел к темному квадрату незанавешенного окна, – до метелей еще далеко.

На этот раз дурнота нахлынула на Светлану без предупреждения. Сократились, надвинулись темные стены, оставив крошечный освещенный островок у дрожащих ног. Светлана ухватилась за спинку стула, изо всех сил стараясь запомнить, что побочный эффект проявился почти сутки спустя после употребления снотворного. Что, интересно, скажет об этом добрый доктор… Айболит?

– В Интернете пишут, что у Донормила могут быть сильные побочные эффекты, – выдохнула она, борясь с цепляющимся за щеки языком.

– Умели в старину строить, – голосом Геннадия отозвалась через паузу темнота, – бревно к бревну, из лучшего дерева. Отец рассказывал, что, когда дед заложил дом, кругом была пустота. Дед выбрал самое высокое место, подальше от дороги. Тогда ни у кого заборов не было, только изгородь, для скотины, а он сделал забор в полтора человеческих роста. Подозрительный был человек.

Светлана знала историю родового дома Золотаревых почти наизусть, но на этот раз в рассказе мужа прозвучало нечто новое, незнакомое, словно приоткрылась щелка в наглухо запертой прежде двери.

– Гена… мне чудится всякое, – прошептала она, – голоса слышатся…

– Не бери в голову, – тихо, словно про себя, сказал Геннадий, – у каждого есть свои слабости. Надо уметь с этим жить.

– Надо, – послушно повторила она.

Темнота перестала быть острой, отодвинулась за стены. Рой снежинок с улицы ударился о тройное стекло окна и разлетелся вдребезги.

Светлана проглотила застрявшее в горле сердце и опустилась на стул. В голове перестала ныть дребезжащая, тревожная нота. Геннадий прав: надо просто взять себя в руки. Что бы с ними ни происходило, старый дом стоял, как крепость. Оборонял от непогод и охранял старые, забытые секреты.

Снотворное подействовало моментально, мир накрыло плотной белой простыней. Растворились границы, перемешались друг с другом звуки. Тревожная нота перестала терзать мозг. В середине ночи приснился приплюснутый Гена. Он шевелил плоскими, как у лягушки, губами и взбрыкивал овальными босыми пятками, затем исчез, оставив после себя люминесцентную дорожку в никуда. Светлана побрела за ним вслед на невыносимо тяжелых ногах, проваливаясь по колено в липкую зеленую жижу.

Где-то далеко в густой и плоской, как листок бархатной бумаги, темноте жалобно заплакал ребенок.

Вита? Наверное, снова написала в кровать, и надо было вставать, менять постель. Светлана подняла с подушки тяжелую, невыносимо тяжелую голову и нащупала холодное, пустое место рядом.

– Гена, – прошептала она, открывая невидящие глаза. – Вита плачет. Принеси ее сюда, пусть поспит… перед садиком.

– Спи, – сказал далекий, словно из коридора, голос мужа, – никто не плачет, это просто сон. Вита уже давно не ходит в детский сад.

– Утро уже? – пробормотала Светлана. – Почему ты не спишь?

– Сплю.

Светлана почувствовала, как упруго поддался под весом мужа новый эргономичный матрас.

– Где ты был?

– Тут я, тут, – сказал Геннадий, удобнее устраиваясь на кровати, – все хорошо…

«Все хорошо», – повторила про себя Светлана, проваливаясь в липкий зеленый омут химического сна. Где-то далеко снова заплакал ребенок, голосом мучительно похожим на голос дочери.

После получения диплома инженера-строителя полагалось отработать на стройке хотя бы два года, но Гену эта мысль просто рассмешила. «Мне не нужна жена в каске и с матюгальником», – сказал он и устроил Светлану в улусное управление образования. Статная начальница управления поначалу на Светлану хмурилась, а потом то ли привыкла, то ли смирилась, хотя последнее было вещью невероятной. Дядя Федор, как тайком называли начальницу не только подчиненные, но и учителя, мириться не любила и не умела. Ничто не ускользало от ястребиного взгляда Федоры Игнатьевны, которая знала подноготную не только своего ведомства, но и людей, ничего общего с образованием не имеющих.

Когда Светлана только начинала работать, отдел информационного обеспечения состоял из двух людей – старенькой заведующей и ее самой. Заведующую, которая так и не нашла «общего языка» с компьютерами, вскоре отправили на пенсию, и Светлана осталась сама себе голова и нечистая совесть. Помогли курсы повышения квалификации и постоянное переобучение персонала, через несколько лет Светлана перестала чувствовать себя самозванкой и не стала сопротивляться, когда дядя Федор предложила заведовать всем отделом. Теперь у Светланы были трое подчиненных и свой кабинет.

Время после ночи кошмаров ползло со скоростью улитки на склоне горы. В девять тридцать две Светлану окончательно одолел голод. Завтрак она проспала и поэтому, не дожидаясь обеденного перерыва, сходила на первый этаж в кафе для сотрудников, согрела в микроволновке прихваченный из дома суп в пластмассовом контейнере и вернулась за свой стол. Гороховый суп выглядел так же малопривлекательно, как и вчера вечером. Отношения Светланы с супами по-прежнему оставляли желать лучшего.