Стелла Александрова - Счастье еще улыбнется

Только через полчаса поток машин двинулся с места. Громко звучащая музыка в машине ни на минуту не замолкла. Никто из них не произнес ни слова, понимая, что между ними все кончено.

Подъехав к дому, Андрей притормозил у дорожки, ведущей к калитке, и обернулся к ней.

– Дорогая, – с едкой усмешкой начал он, – ты наверно понимаешь, что я всегда мечтал иметь детей, но с тобой это невозможно.

Его наглость поразила Катю так, что у нее перехватило дыхание.

– Мерзавец, – тихо с придыханием проговорила она, глядя в его холеное лицо и чувствуя отвращение.

– Ну, зачем же так обзываться? С твоим образованием это для тебя не позволительно. Я не выгоняю тебя сию минуту из дома. Мы мирно разведемся, даже если ты не согласна. Твоя неспособность дать мне наследника, очень уважительная причина для этого, – цинично проговорил он.

– Мерзавец. Не смотри так на меня, будто в первый раз видишь, ты заслуживаешь еще не таких эпитетов. Боже, где были мои глаза, когда я выходила за тебя замуж? – застонала она.

– Где? Где? В моем кошельке, ты прекрасно об этом знаешь, – громко противным смехом разразился ее муж. – Знала, что я буду обеспеченным, и ты не пропадешь со мной.

Это уже было вершиной бесстыдства. Она смотрела на мужа и думала, что он просто болен своими деньгами.

– Нет, Андрей, ты сильно ошибаешься, – попыталась Катя воззвать его к разуму и совести, – я видела в тебе надежность и защиту. А ты, заставив, прервать меня первую беременность, превратил мою жизнь в ад. Ты манипулировал мной, как марионеткой, чтобы достигнуть своей цели, – с горечью сказала она.

– Но ты же знала, что в то время, у нас было очень напряженно в бизнесе. Мы могли стать банкротами, – сказал он в свою защиту.

– Да, деньги у тебя были всегда на первом месте. А то, что ты убил ребенка, оставил на всю жизнь калекой меня, тебя это не волнует. Теперь ты выкидываешь меня, как не нужный хлам, так как я не гожусь быть племенной кобылой. – Катя стиснула зубы и сжала кулаки, была бы мужчиной, оставила бы отпечаток кулака на его холеном лице. – Я с большим удовольствием дам свое согласие на развод с тобой, потому что и сама не смогла бы больше жить с таким типом, как ты, от которого смердит за версту, – не удержалась от грубости Катя. Гнев, душивший ее, заставил со всей силой захлопнуть за собой дверцу машины.

– Да, что ты о себе возомнила? – услышала она. – Решила показать свой характер? – заорал он, – забирай свое барахло.

За спиной Кати раздался глухой стук предмета о землю. Она обернулась, на дорожке валялась ее сумка, которую в ссоре она забыла забрать из машины.

– Надеюсь, к моему возвращению, твоего духа не будет в моем доме. На твоей карточке достаточно денег, чтобы ты сегодня же смогла убраться к своей маразматической тетушке. Развод можно будет оформить и без тебя, адвокаты позаботятся об этом.

Лихо, развернув машину, он укатил.

«Скатертью дорога», – мысленно пожелала ему Катя. Подняв сумку, она дошла до крыльца дома и уселась на его ступеньки.

«Маразматическая тетушка, – усмехнулась горько она. – Нет, маразмом это я страдала, в придачу еще и шизофренией, когда выходила за этого самовлюбленного хлыща замуж. Говорила ведь она мне, что он видит во мне только красивое приложение к своей важной персоне. Правду говорят люди, муж любит жену здоровую, а вообще любил ли он меня?»

Теплый солнечный день шумел всеми звуками лета, но Катя, вспомнив, как он воспринял ее первую беременность, поежилась, как будто замерзла. Он заставил ее сделать аборт, крича, что он может стать банкротом, а она решилась плодиться. Она корила себя сейчас за то, что не проявила тогда силу воли, и не оставила ребенка. Неужели она испугалась, что придется ребенка растить в стесненных материальных условиях. Может обвинить врачей, которые ей дали направление на операцию, не предупредив о последствиях этого шага. Да, можно винить в этом всех вокруг, но самой главной виновницей была она сама. Резкое рыдание вырвалась из ее груди, ей хотелось кричать, выть. Боль от потери детей тисками сжимало ее сердце. Слезы огромного сожаления покатились по ее щекам. «Простите, простите меня», – шептала она сухими губами. Она еще долго сидела на крыльце, глядя сквозь слезы на шумевшую листву, тихо плача.

Стояли первые дни июня, лето вступало в свои права, заявляя о себе яркими цветами. Все говорило о зарождении жизни. Но Катя не желала замечать этого, медленно погружаясь в пучину горести. Через некоторое время она почувствовала, что боль ее немного отпустила. Перестав плакать, она вспомнила, что должна покинуть дом. Губы ее сжались от гнева на Андрея. Да, этот человек признавал рядом с собой только совершенных людей, без изъянов. Ей теперь прямая дорога на свалку. Катя горько усмехнулась, что ж подведем итог. На исходе третьего года семейной жизни, осталась без дома, детей, мужа, с подорванным здоровьем.

Катя устало поднялась, и, открыв дверь, вошла в дом. Воспоминания лентой, как в кинофильме, пронеслись у нее в памяти.

…Вот Андрей переносит ее через порог, они только поженились. У обоих счастливые лица. А вот она суетится, давая указания рабочим. С каким энтузиазмом она обставляла дом. В то время, аборт не омрачил ее жизнь, она надеялась, что в будущем она сможет иметь много детей, а пока надо войти в положение мужа и не перечить ему.

Будь, проклят тот день, когда она познакомилась с Андреем. На овальном обеденном столе, сверкающем темно-коричневой полировкой, стояла их свадебная фотография в хрустальной рамке. Она подошла поближе, чтобы рассмотреть себя, улыбающуюся, ничем не озабоченную. Ее карие глаза светились, черные волосы, завитые в локоны, обрамляли смуглое лицо.

«Сколько счастливых моментов я ожидала от этого брака», – печально подумала она.

Затем, резко схватив фотографию, она с размаху бросила его об стену. Хрусталь мелкими осколками разлетелся по гостиной.

«Как моя жизнь», – подытожила Катя.

Звон осколков рассеял ее воспоминания. «Да это был лишь сон! – воскликнула она про себя, – а теперь я проснулась. Нет больше той наивной восторженной девчонки, гордящейся своим красавцем мужем. Это был мираж. Сладкие грезы в жестокой реальности».

С презрением на лице, она ожесточенно стянула с пальца обручальное кольцо и отправила его вслед за портретом.

Катя поднялась на второй этаж в спальню и стала лихорадочно складывать в дорожные сумки вещи.

«Вон из этого дома, вон», – приговаривала она, раскрывая шкафы, хватая из них одежду, какая попадалась ей под руку, и вместе с плечиками кидая в сумки. Закончив с ней, она вызвала такси по телефону и прилегла на кровать. Она хотела немного отдохнуть, но прошлое упорно не давало ей покоя. Перед глазами вновь встали моменты, когда она теряла детей, ужасную боль, пронзавшую низ живота, и ставящую крест на ее мечте. Не сдержав эмоций, она застонала и уткнулась лицом в покрывало. Душевная боль еще не скоро пройдет, она долго будет преследовать ее, не давая покоя ни днем, ни ночью.