Уильям Блум - Кентерберийская сказочка

– Куда это ты? Мы же разговариваем. Разве я сказал тебе, что ты можешь идти?

– Извини.

– И не говори со мной таким тоном.

– Извини.

– Тристрам, я тебя предупредил. Не смей со мной так разговаривать.

– Я только сказал «извини». И мы правда ходили к собору.

– Ну, не хочешь по-человечески, иди спать.

– Но, папа…

– Иди спать, я сказал.

– Папа…

– Иди, иди.

В своем маскировочном наряде я начинал чувствовать себя глупо. Идти за ними следом – это было так естественно, зачем маскироваться? А то совсем смешно получится – они обернутся, увидят меня, и если чему и удивятся, то как раз моей одежде.

Шли они очень медленно, мне все время приходилось останавливаться и оборачиваться, чтобы их не догнать. Они скрываются за углом, я медленно иду за ними, поворачиваю – а они в нескольких ярдах от меня. Приходилось отскакивать назад и ждать. Они держались за руки и глядели себе под ноги, но не разговаривали.

У соборных ворот они остановились, постояли, поглядели по сторонам. Тристрам на что-то показал, Дженни согласно кивнула. Потом они прошли в собор, а я попробовал разглядеть, что именно Дженни увидела на воротах, но ничего не нашел и проследовал за ними в церковь.

У скамеек их не было, не было и у клироса, и за алтарем, и в боковых часовнях. Я тихонько подошел ко входу в склеп и остановился – не слышно ли каких-нибудь звуков? Тишина была полной. Я обошел весь склеп, но найти их не смог. Маленькие ангелы исчезли, ускользнули от меня. А ведь они не знали, что я за ними слежу, и не могли прятаться специально. Нет. Значит, они просто исчезли. Может, укрылись в каком-то тайнике? Черт, надо этот тайник найти, я должен видеть все. В худшем случае мне это обойдется в несколько тысяч фунтов. Всего несколько тысяч – и к моим услугам будет подземный тоннель, который подведет меня сверху к их маленькому тайнику. А дальше в ход пойдет моя ручная дрель. Господи, ну и мечты. Тьфу! Я поднялся из склепа, сел на одну из церковных скамей и стал ждать.

На сей раз я захватил с собой школьный учебник, и он мне пригодился. Они появились почти через час. Я уткнулся носом в книжку, как в молитвенник. «Культовые обряды южно-американских индейцев перекликаются с культурой северного Китая».

Выглядели дети повеселее, они улыбались, болтали и посмеивались, спины распрямлены. Где-то в глубинах собора хранилась их тайна – в этом тайном гнездышке они занимались тем, чем нельзя было заниматься в храме.

Вечером они снова встретились – в своем сарае. Расположились на ватном одеяле. Просто сидели, скрестив ноги, и смотрели друг на друга.

– Все то же самое, – сказала Дженни. – Не могу с ними разговаривать, и все.

– Может, это они.

– Что «они»?

– Может, это они больше не могут с нами разговаривать. Мы растем, а им хочется, чтобы мы оставались детишками и продолжали их любить.

– Чтобы их любить, не обязательно быть детишками.

– Может, они этого не понимают.

– Вообще-то я стараюсь. Правда. Ты ведь тоже? Но ничего не получается. Будто мы все стали какими-то другими.

– Ну их. Глупые они. Что мы можем сделать?

Дженни задумалась. И правда, Дженни, ну их к чертям собачьим. Так им и скажи. Дети мои, разве они вам нужны?

– Наверное, ничего, – сказала она наконец. – Но это такая глупость.

Она упала на Тристрама и стала его тормошить, он взял в руки ее лицо.

– Глупость. Еще какая.

Они лежали на одеяле, прижавшись друг к другу. Я ждал, но ничего не произошло. Ну и ладно. Скоро они поднялись, сложили одеяло и ушли. Ну и ладно.

– Опять мечтаешь, Холланд. Только и делаешь, что мечтаешь. Пришел ко мне на урок – изволь слушать. Не хочешь – до свидания. Ну? О чем я тебя спросил, Холланд?

Тристрам взглянул на учителя. Сзади его ткнули в спину линейкой.

– Давай, Холланд, не стесняйся. Говори. Мы тебя слушаем. Что я только что сказал? Повтори. Что я сказал?

– Не знаю, сэр.

– Не знаешь? Значит, не знаешь. Как думаешь, зачем ты сюда приходишь? Ты можешь чего-то не знать перед тем, как пришел сюда. Но здесь я тебе рассказываю, и ты уже должен это знать, Холланд.

Сзади его снова ткнули линейкой. Он не шевельнулся.

– Извините, сэр.

– Извините? Извинить мне нетрудно. Как бы тебе не пришлось перед собой извиняться. Ведь на носу экзамены. Так ты далеко не уедешь. Понимаешь, Холланд? Далеко не уедешь.

– Понимаю, сэр.

– Если снова будешь мечтать – выгоню. Из класса и вообще отовсюду. Так дальше дело не пойдет. Живешь в каком-то своем мирке. На всех смотришь свысока. Сколько тебе лет?

– Четырнадцать, сэр.

– Четырнадцать, а уже смотришь свысока. До чего распустился! Нет, так не пойдет. Ты меня понял? Тоже мне, аристократ нашелся! То, что ты делаешь на улице, – твое дело. Пусть об этом пекутся твои родители. Но здесь – здесь командую я. Это понятно?

– Понятно, сэр.

– Вот и прекрасно. Помни об этом.

Тристрама снова ткнули в спину линейкой, кто-то дунул через трубочку вымоченным в чернилах шариком из промокашки и попал ему в шею. На радость всему классу Тристрам вытер чернила рукой. Учитель смотрел на него с улыбкой.

– Дженнифер Траншан. Задержись, пожалуйста. Остальные девочки шумной ватагой высыпали из класса. Кое-кто захихикал, показывая на Дженни пальцем.

– Что-то дела у нас не очень, Дженнифер.

– Да, мисс.

– Ты даже не знаешь, о чем я говорю, так ведь? Если нетрудно, смотри не в сторону, а на меня.

– Да, мисс.

Дженни воззрилась на нее невидящим взглядом.

– Так вот, дела у тебя идут не очень. Не знаю, что с тобой происходит. Ты ведь была одной из лучших моих учениц. Уроки всегда сделаны; в классе тебя уважали; всегда вела себя достойно. Что случилось? Работаешь явно хуже, на уроках не слушаешь. Ты сейчас-то меня слышишь?

– Да, мисс.

– И на том спасибо. Ну, хорошо, что-нибудь приключилось дома? Что-то такое, о чем ты не можешь поговорить с родителями?

Дженни не ответила.

– Что-то не так дома, да? Или в школе?

– Нет, мисс.

– Что же тогда? Если дома все в порядке, в школе тоже… А книжку, которую дал врач, ты прочитала?

– Да, мисс.

– Так. Ну, в чем же тогда дело?

– Ни в чем.

– Дженнифер, – дружелюбных ноток в голосе поубавилось, – я преподаю вот уже почти двадцать лет. Я научилась распознавать, когда с человеком что-то происходит, и я здесь для того, чтобы помочь. – Она твердо уперлась руками в крышку стола. – Так что с тобой такое?

– Я же вам сказала. Ничего. Все нормально.

– А я тебе говорю, что преподаю уже двадцать лет, и делать из меня дурочку не надо. Так в чем дело?

– Ни в чем. Честно.

– Понятно. – Она оглядела свои чистые, без колец, руки. – Не хочешь мне говорить?

– Да говорить-то нечего. Правда. Дженни начала уставать от этого разговора.