Галина Чередий - Кошка Зимы

Хер тебе, Зима, а не загул. Иди, бля, сухари с барахлом собирай. Уже, небось, едут по твою душу пропащую дядьки с мигалками. И опять же так мне, мудаку тупому, и надо. Вот только… раз уже все равно светит небо в клеточку и сам себя дерьмом считаю, лучше бы оттрахал подставу эту кучерявую. Хоть знал бы, как это – засадить такой бабе, от которой у тебя мозги в хлам и инстинкты ревут как никогда в жизни. Ведь даже того, как она ощущалась на пальцах, мне хватает, чтобы опять в башке плыло. Стоял, уткнувшись лбом в стену на кухне в своей квартире, куда хер вспомню как дошел, пыхтел, как паровоз, все не в состоянии справиться с собой. Потому что… это же что за у*бищная засада, а? Я же уже почти в ней был. Членом. Сраная резинка нисколько не умаляла ее жара. Она горела. Для меня. Да, бежала. Ну потому что сам я дебил. Надо было еще поласкать. Надо было утащить куда-нибудь в спальню. И дала бы. Дала. Да не появись этот задрот, и там дала бы. Да, рвалась. Но я бы все исправил. Зацеловал, нагладил. Кончила бы подо мной и забыла бы. Простила. Девки, они добреют, хорошо оттраханные. А я бы уж ее так драл, что дар речи оба потеряли бы.

– Да, сука, кончай это, дебил! – прошипел я члену, что и так-то не опал, а от мыслей этих снова стал тяжелеть.

Стукнул ладонью в стену у своего лица. Больно, но легче не стало. А все потому, что, глубоко вдохнув, я осознал, что все мои пальцы в ее запахе. Те самые, которыми я трахал ее, готовя под свой член.

– Да ну *б же твою мать! – долбанулся я уже несколько раз лбом. – Что же за напасть такая?

Вышел на нетвердых ногах на лестничную площадку, затарабанил в соседскую дверь.

– Закурить дай! – потребовал у соседа Лехи, и он протянул пачку, изумленно глядя на меня. Ну еще бы! Меня с сигаретой еще с сыкунячьего возраста никто не видал. Как бросил еще в учебке в армии, так и все.

Сел на ступеньки, закуривая. Какая нах разница, где ментов дожидаться.

Но в тот день так никто за моей задницей и не приехал. И на следующий, после бессонной ночи, пока меня попеременно то крючило от стыда, то снова припирало похотью. Хоть подрочить на нее. Стиснуть х*й той самой рукой, пальцы которой в ней побывали… Запрещал себе. Наказывал, бля. Но даже курил левой. Чтобы вонь дешевая табака не перебила этот аромат ее. Никогда бабам нос между ног не совал. Чуял, как пахнут, когда текут, да. Ну не без обоняния же. А тут. Я то и дело сглатывал, потому как слюной чуть не давился. Нюхал снова и снова, матеря себя. И так и уснул потом, положив на морду ладонь в ее аромате. И снилась она мне снова. Гадина. Овечка белобрысая кучерявая. Кошка драная проклятущая. Ноги покорно разводила, дразнила меня опять, слепя блеском скользкой влаги на розовой мягкости. Манила, пытала. Гнулась, сосками острыми глаза выжигала. А я пер к ней, пер… Жилы рвал, тянулся. Вот сейчас уже дотянусь, схвачу… Но нет! Как и наяву, эта дрянь только обещала, изводила, но в руки не давалась. Словно я в невидимое стекло упирался, что не прошибешь, как ни бейся.

– Зима, чё у тебя двери настежь?

Голосу Крапивы не хер делать в том месте, где моя кошка голая! Как и ему самому.

Открыл опухшие зенки и уставился на друга, что стоял в ногах моей кровати. Под обоими глазами фингалы налило, рука со стороны поломанной ключицы в фиксации.

– Хера ты из больницы выперся? Выглядишь как говно.

– Хочу тебя порадовать: у тебя видок не лучше моего. Ты чё, бухал? Подрался еще с кем? И чё так табачищем несет?

– Крапива, мне потрахаться нужно. Вот прям п*здец как срочно. – Вот я дожил. Ага, помощи прошу, чтобы раздобыть бабу в постель. А все потому, что хрен доверяю себе. Выйду – и опять очнусь под дверью этой заразы. Как под дурью я, собой не владею. – И чтобы без заморочек.

Он поморгал, недоуменно пялясь на меня.

– Чё случилось-то, Зима?

Да случилось такое, что я подавлюсь словами рассказать тебе, дружище. Даже если бы вдруг захотел. А откровенничать – по жизни не мое. Сам потом узнаешь, Крапива, когда слухи по району пойдут.

– Бухло и телки, Крапива. Сейчас.

– Ну хер с ним, – помотал башкой друг, поняв видно, что не добьется из-под меня ни черта. – Есть безотказный вариант.

– Ме… ментам звони, – прохрипел Кир, которого я дотащила до дивана, как только вломившийся ублюдок отпустил его и ураганом унесся за дверь. Правда, перед этим он уставился на меня в упор, будто поверить во что-то не мог, помотал головой и только потом ломанулся, громко матерясь.

– Нельзя, – всхлипывая, я растирала его распухающее на глазах горло левой рукой, потому что правая тоже наливалась адской болью. Ведь я колотила моего почти насильника, не жалея себя, а этот гад был как из дерева вырезан.

– Какого черта?

– Кир, он местный, и у него тут дружки. Заявим, и они нас потом… нельзя.

– Дура, он же тебя…

– Нет-нет, не успел…

– А будешь ждать, когда успеет? – вскинулся на диване брат, сверкая на меня злым взглядом. – Не сдашь его ментам, он вообще обнаглеет. Я таких знаю! Откуда ты знаешь-то его? У вас с ним, что ли…

– Нет же! Я с ним в первый раз тут перед подъездом столкнулась в день переезда.

– Так чего он тогда?

– Не знаю я, Кир!

– Ты, блин, не ребенок! Чего бы он он на тебя средь бела дня прям в квартире полез, если не мутили вы, а? Потому и сдавать не хочешь?

– Что такое несешь?! – захлебнулась я снова стыдом и, бросив его, метнулась в ванную.

Закрылась, согнулась над раковиной, уставившись на себя в зеркало. Зрелище то еще. Глаза безумные, под тем, что успела накрасить, потеки, зрачки огромные. Волосы растрепаны, халат еле держится на груди, скрывая, что лифчик порван. И самое жуткое – в трусах мокро насквозь. Это что же за чертовщина такая? Что тут происходило? До того, как стало ужасом, что это было? Я почти отдалась какому-то босяку-гопнику, который заперся в нашу квартиру. Да. Так и есть. Не соврешь себе. Если бы он не замешкался с презервативом, то мой брат застал бы совсем иную картину. Как его сестра занимается диким сексом прямо на полу с парнем, имени которого даже не знает. А то, что он был бы диким, таким, какого у меня и в помине еще не было, я почему-то не сомневалась. Внезапно будто снова ощутила таранящие меня жестко его длинные большие пальцы, и следом то, как распирало между ног от одного только обещания его вторжения, и ноги затряслись, и на голову будто кипятка плеснули, окатывая до ступней огнем.

– Варьк, ну прости, – просипел Кир под дверью. – Я же за тебя испугался. Если у тебя что с этим… блин, Варьк, на кой тебе такой бычара психованный нужен? Он же тебя переломает всю. Я его глаза бешеные видел. Он совсем неадекват. Не связывайся с таким, Варьк.

– Да ни с кем я не связывалась! – огрызнулась. – Просто понимаю, что заявим – и его дружки нас со свету сживут. Сам мозгами пошевели. Не полезет он больше!