Мария Соловьева - Скорей бы зацвели одуванчики

© Мария Соловьева, 2021

ISBN 978-5-4498-5978-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нет, на одуванчики рука не поднимается. И так осталось им всего ничего. Слышен треск газонокосилки – скоро им хан а . А пока вот они. Мириады солнечных точек сливаются в огненную реку. Затем – асфальт. Большой палец, расплющенный об экран. И все.

А Влад где-то далеко. Догоняла его с разбитой коленкой. Вытирала слезы рукавом и все пыталась растянуть непослушные уголки губ в улыбку. Подумаешь, коленка. Подумаешь, тройбан по физике за год. До осени можно забыть и забить. Правда, надо ехать на дачу с родителями. Там хорошо, но как же Влад? Ничего, выкрутимся. Только вот коленку саднит, ну кто же ездит без защиты…

Она снимала его много раз. Вот видео, где он на роликах несется по краю платформы. У нее тогда аж всё съежилось внутри и во рту пересохло. А, вот – в тот самый день…

Додумалась же – взять мобильник на озеро. И как его не украли только… А вот фоток, где они вместе с Владом – нет. Снять их вдвоем было некому. Телефон-то допотопный, без селфи.

Старенькая «раскладушка», классе в седьмом подарили родители. Логотип почти стерся. Царапины на крышке. Болезненно попискивает – честно! как живой – если его неловко схватить. Да, надо бы новый, смартфон.

А на газоне за окном – еще несмело, поодиночке – уже проклевываются первые одуванчики. Новые одуванчики.

Вот и Ангелина. Она – прелесть. Чуть пупок оторвется от позвоночника – ой, полнею. А сейчас закажет две сосиски в тесте на первое и яблочный пирожок с чаем на второе.

Алла положила мобильник рядом с солонкой, отвела темную прядь за ухо и помахала рукой подруге – мол, иди сюда, пока никто не занял место.

– Блин, Алка, экзамены через месяц… Я так боюсь, я тебе передать не могу… Алла… тут такое дело… – Ангелина поставила на столик тарелку с выпечкой и чай. – Ты поела уже? – продолжила она уже совсем другим, спокойным и уверенным тоном, немного учительским даже. – Помнишь, я когда тебя с Ромкой моим знакомила… там тогда с ним еще один парень был?

– Ну да… Ты еще тогда выбрать не могла – усмехнулась Алла.

– Тихо тебе! – Ангелина шутливо погрозила подруге. – Пашка, такой блондин с длинными волосами (Ангелина показала ладонями середину плеч). Он с тобой познакомиться хочет.

– Лин…

– Ну что «Лин».. – она слегка толкнула Аллу в бок.

– Лина, я не хочу ни с кем знакомиться.

– Ал, ну ты чего, в монашки захотела… ой, извини, если оскорбляю религиозные чувства. Пирожки суперские, ты пробовала?

– Да, целых два съела. Уже пара началась, видишь, нет никого…

– Ничего, войдем тихонько. Ал, да он нормальный парень. Ну просто не мое, мне Рома нравится. Если тебе интересно, он тоже в церковь ходит…. Не бойся – добавила Ангелина вполголоса – в постель на втором свидании не потащит. И даже на десятом.

– А, пришла пора, хочет жениться…

– Аллусь, ну ты чего, не знаешь человека даже. В общем сегодня, после пар… Да не бойся ты, не изнасилует… Ну встретишься с ним пару раз, не понравится – так и досвидос. В общем, я обещала. У Казанского. Мы с Ромычем в кино, а вы куда хотите. Все, побежали.

Стоял конец апреля. Впрочем, фразы «конец апреля» или «апрельский день» в Петербурге могут означать все что угодно, вроде неопределенного местоимения. Апрельский день в Питере – это и солнце, просвечивающее сквозь новорожденную листву аккуратно постриженных тополей, отчего их темные стволы словно излучают зеленовато-золотистое сияние. Это и облака, окутавшие город, повисшие на улицах влажной взвесью мелкого дождя; отраженные в мокром асфальте, они кажутся бесконечными. Порой это и последний снег, липнущая к ногам слякоть, от которой остаются грязные лужицы на кафеле прихожей. Это первые цветы мать-и-мачехи. И первые одуванчики…

Апрельский день в Петербурге – это когда вместо дубленки, пуховика или шубы ты носишь демисезонное пальто или куртку, и всем телом радуешься свободе.

Этот апрельский день выдался солнечным. Уже проклюнулись почки на березах, на газонах прорезалась трава и зацвели скромные голубые пролески и роскошные шафраны, на солнечных местах раскрылись одуванчики.

– Слушай, я так боюсь его… У него глаза змеи, честно. Но он такой классный! – говорила Ангелина.

– Ангелин, думаешь, я не боюсь… А уж Семкина как… второй раз без стипендии не очень здорово будет…

– Это точно… Ты не переживай, ты же умная… Ты вообще супер…

– Да уж, супер… – Алла замолчала и задумалась. Ангелину удивляла, иногда даже пугала эта особенность ее подруги – посреди самого оживленного разговора она, обычно болтушка-хохотушка, порой словно «отключалась», уходила в себя, словно бы пытаясь что-то припомнить, решить какую-то головоломку, или, напротив, отделаться от какой-то назойливой мысли, болезненного воспоминания. Порой она даже не сразу отвечала, когда к ней обращались. Может быть, отца вспоминает… Он умер года четыре назад, когда Алла ещё кончала школу и они не были знакомы. «Сердце» – коротко ответила она, когда Лина спросила о причине его смерти и замолчала. Потом вдруг начала рассказывать про сестру и ее семью. Видимо, запретная тема не стоит бередить…

– Ага, вон они, около Барклая… Да не волнуйся ты, не съест. Привет!

Рома чмокнул Ангелину в щеку.

– Так, вы знакомы уже, ну еще раз – это Паша, это Алла.

– Очень рад – Павел протянул Алле маленький букетик каких-то весенних цветов, из тех, что продают бабушки у метро, она взяла их и поблагодарила. Как раз поместился в наружный кармашек сумочки. Синие лепестки эффектно оттенил черный кожзам.

– Мы в кино! Пока! – И Ангелина с Ромой направились в сторону Канала Грибоедова.

– Алла… ну как, куда сходим?… – растерянно бормотал он. Словно испугался свалившегося на него счастья…

– Ну давайте в Русский. Мне сегодня надо ехать к сестре, помочь с племянниками обещалась…

– Так вы тетя?

– Да – Алла впервые улыбнулась. Двое, мальчик и девочка, погодки. Два и три годика.

– Малыши совсем. Любите детей?

– Да. Так в Русский?

– Пойдемте.

Инна открыла дверь. На руках у нее сидел темноволосый малыш с забавно оттопыренными ушами, полутора-двух лет на вид.

– Ая! – закричал он, увидев тетку. – Ая пьисла!.

– Аля! – выбежала из комнаты трехлетка.

– Нинуля! Витюша! – Алла взяла малыша у сестры – точнее, он сам перебрался к ней на руки, когда они с Инной потянулись поцеловать друг друга, и тотчас обвил ее шею маленькими, но сильными мужскими ручонками, – присела на корточки и прижалась лицом к черным кудряшкам Ниночки с белоснежным прямым пробором. – Ну что, пойдемте в парк…