Татьяна Варсоцкая - Ключ от счастья

– Как тебя зовут, брат мой?

– Малик.

– Читай, Малик.

– «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…»

Так Гададхар впервые встретился с Йесу. Эта встреча так потрясла его, что он забыл Кали, богиню, которую считал одним из воплощений Бога, и которой поклонялся страстно и безумно.

– «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть».

Потом были еще встречи, свидетельницей которых была только она. Когда Гададхар погружался в молитвы, Йесу тихо входил и целовал его. «Вот проливший кровь своего сердца для искупления людей, вот тот, кто испил море страданий из-за любви к людям. Это он, Учитель йогинов, вечный союзник Бога, воплощенная любовь», – пел Гададхар. Ей очень нравилось, когда Учитель приходил к ее Спасителю, так она называла Гададхара. Больной и голодной он подобрал ее на улице, выходил и оставил у себя. И вот сейчас она, имеющая сознание еще слабо развитое, была свидетельницей встреч, которые хотели бы видеть и слышать многие, считающие себя святыми.

– О, мой Бог, я испробовал многие пути – индуизм, буддизм, ислам и христианство, и все они ведут к тебе. Кого зовут Кришна, того зовут и Йесу. Не я, а Ты – вот главная идея всех религий, чем меньше мы думаем о себе, тем больше Бога в нашей душе.

– Все верно. Все пути, по которым люди идут со всех сторон, есть мои пути. Кто всюду видит меня и во мне видит всё – того я никогда не покину, и он никогда не покинет меня. Я в тебе, ты во мне.

Когда тело ее Спасителя понесли на костер, она незаметно прыгнула в огонь, и никто этого не заметил. Сложно было разглядеть маленькую серую кошку в огромной толпе людей, которые пришли проститься с великим гуру. Но даже расставшись со своим телом, она не могла отправиться за своим Спасителем туда, где душа сливается с Богом.

– Девочка, – громко сказала акушерка.

– Девочка, – тихо прошептала родильница.

Девочка заплакала, как будто знала, какой долгий и нелегкий путь ей еще предстоит пройти.

Клавдия проснулась и огляделась: она дома в постели в Кесарии. Она еще долго лежала и пыталась понять свои сны. «Я в тебе, ты во мне… Погребальный костер… Кошка… Что это? Кто эти люди?» – думала Клавдия. Спустя какое-то время ей наконец-то удалось проснуться окончательно и провести границу между реальностью и снами: здесь, в Кесарии, рядом с мужем, реальная ее жизнь; Индия, река в лучах заходящего солнца, мужчина с теплыми янтарными глазами и другой мужчина, маленький темноволосый, – просто сны. Она твердо решила выбросить их из своей головы.

Но это был не последний сон. Был еще один, потрясший женщину не менее, чем сон, в котором Понтий убивал Йесу.

…Жарко, очень жарко, тяжело дышать, Клавдия открывала рот, хватала воздух, но он был горячим и горьким, и от этого становилось еще хуже, сухой кашель рвал грудную клетку. Крики, ужасные крики, людей и животных, полные страха и боли. К запаху горящего дерева и соломы примешивался запах жареного мяса. Клавдия пыталась куда-то бежать, но силы покинули ее, она опустилась на колени. «Молиться… Надо молиться… Кому? Зачем?» Земля под ногами начала уходить вниз, как будто горящий город падал в огромную внезапно образовавшуюся дыру. Клавдия закричала от ужаса, и тут же сильные невидимые руки подхватили ее.

– Клавдия, дорогая, проснись, слышишь меня? Проснись, – пытался разбудить жену Понтий. Она открыла глаза.

– Ну, вот, наконец-то… Ты меня испугала: сначала тяжело дышала, после шептала что-то неразборчиво, а потом и вовсе перестала дышать.

– Мне приснился страшный сон, – прошептала Клавдия пересохшими губами.

– Это только сон, дорогая. Все хорошо, – Понтий приподнял жену, прижал к себе и начал убаюкивать, как маленького ребенка.

– Я давно хотела рассказать тебе о моих снах: об оранжевой реке, о Мужчине с янтарными глазами, который называл себя Яхве, о том, как ты его убил, и о другом мужчине, с черными курчавыми волосами и черной бородой. А сегодня во сне я видела горящий Рим. Это так страшно, там живьем горели дети…

Клавдия задрожала.

– Тсс, не говори больше ничего. Тебе надо успокоиться и уснуть. Приказать, чтобы Авигея приготовила успокоительный настой?

– Нет, не надо настой, просто дай мне воды.

Она жадно напилась и опустилась на постель. Запах сушеных цветов и трав, идущий от льняной простыни, начал вытеснять из памяти отвратительный запах пожара, пение цикад заглушило звучащие до сих пор в ушах крики женщин и детей. Клавдия уснула.

Марк, как всегда, шутил и улыбался пациентам, но на душе сегодня было неспокойно. Настроение, радостное с утра, постепенно уступало место тревоге. Целый день Лиза не отвечала на его звонки, Марк беспокоился: она сегодня шла к гинекологу на прием. Так и не дозвонившись жене, он ушел с работы немного пораньше, чего никогда не позволял себе ранее. Хотя некоторые его коллеги иногда грешили этим. Но предчувствие чего-то нехорошего, может быть, даже ужасного, гнало его домой.

Лиза спала в гостиной на диване. С экрана телевизора звезда-однодневка с искусственными ногтями и ресницами делала вид, что поет. Марк выключил телевизор и пошел на кухню. На столе стояли два бокала со следами красного вина, тарелка с куском копченой курицы, полная пепельница окурков от тонких длинных сигарет. На бокалах и на окурках – следы от розовой помады Лизы и ярко-красной помады Маши, лучшей подруги Лизы, которую Марк и раньше не любил, но после страшной истории с ее матерью и братом стал и вовсе опасаться. Бутылку из-под дешевого вина Марк обнаружил в мусорном ведре. Матильда под столом ела курицу.

– Ребенка не будет, – Марк не услышал, как Лиза вошла на кухню. – Я сделала вакуум.

От внезапно охватившей его слабости Марк опустился на пол, сел возле мусорного ведра, посмотрел на Лизу. Снизу вверх, с мольбой. Он все еще надеялся, что, возможно, это глупая и злая шутка, что Лиза сейчас рассмеется, подбежит к нему, обнимет, поцелует. Или, может быть, ребенка и не было, и задержка – это какое-нибудь заболевание. Он не хотел верить, что Лиза сама убила их ребенка. Их мальчика, с такими же серо-голубыми глазами, как у него. Мальчика, которого он в своих мечтах купал в голубой пластиковой ванночке, провожал первый раз в школу с букетом огромных белых хризантем, покупал на Рождество и Новый год подарки и прятал под елкой, непременно натуральной, чтобы в доме был любимый запах ели и мандаринов. Мальчика, которого он учил бы плавать и приемам самообороны… Или пусть была бы девочка, с большими голубыми глазами и пышными ресницами, как у Лизы. Он много раз представлял, как он покупает дочке большую куклу, и они счастливые идут из магазина домой, он мечтал научиться заплетать ей косы… Но уже не будет ничего – ни голубой ванночки, ни белых хризантем, ни длинных кос с разноцветными резинками, ни большой мяукающей куклы…