Линда Джонсон - Его женская тайна

Тол: Я же поставил.

Лекс: А я – нет. И счастлив. Так что не учи парня плохому. Кстати, сколько тебе, Вал?

Вал: Тридцать.

Тол: Это ей двадцать? Забей, мужик. Она тебя пошлет сразу. У них в голове в таком возрасте ветер гуляет. Думают о кинозвездах и нарядах. Такие, как мы, им не интересны.

Лекс: Люди разные. Тебе ли не знать.

Тол: Он говорил, она живет в достатке. Ставлю всю мою никчемную жизнь на то, что родители с нее пылинки сдувают и исполняют все ее прихоти. А теперь подумай, что ей может дать Вал? Ну, кроме чувств, которые ей, скорей всего, не нужны.

Вал: Она красавица. Объективно. Возле нее всегда много мужчин всех возрастов. Так что да, такой, как я, ей не нужен…

– Лика! – да что ж такое! Не дают спокойно почитать!

Лика привычно свернула вкладку и вопросительно посмотрела на Макса.

– Там Игорь Странов звонит. По домашнему. Раз уж мобильник ты отключила.

– Меня нет.

– А мама?

– Ее здесь тоже нет.

Макс хмыкнул и вышел. Лика вернулась к ноутбуку.

– Как ваше самочувствие? Кошмары продолжаются? – кареглазый брюнет в возрасте внимательно смотрел на Валентина с той стороны экрана.

– Они и не прекращались, – пожал плечами Валентин. Последняя неделя выдалась чрезвычайно загруженной, и со своим психотерапевтом он мог общаться только по скайпу.

– Значит, таблетки не помогают…

– Через раз.

– Найдите время на следующей неделе заглянуть ко мне в офис. Я выпишу другой рецепт.

Валентин кивнул. Обязательно. Ночные кошмары выматывали его не хуже работы.

Общение с психотерапевтом Валентин начал в двадцать пять лет. Детдомовское прошлое с его вечными страхами постоянно давала о себе знать. И едва встав на ноги, Валентин начал искать того, кто поможет если не убрать последствия жизни в детдоме, то хотя бы свести их к минимуму.

Агранов Петр Семенович стал первым и единственным врачом, к которому обратился Валентин. Пять лет наблюдений. Не постоянных, нет, периодических. Да, прогресс был виден невооруженным взглядом, но Валентин прекрасно осознавал, что до психически здорового человека ему очень далеко.

Через пятнадцать минут сеанс завершился, и Валентин отправился на кухню – ставить чайник. Нехитрый ритуал заваривания чая, а затем и самого чаепития, приносил измотанной душе успокоение и позволял набраться сил перед очередной рутинной работой.

Небольшой заварочный чайник из фарфора, расписанный под хохлому, принял в себя несколько щепотей черного байхового чая. Залив его кипятком, Валентин подошел к окну, выходившему на оживленную улицу. По ней постоянно сновали туда-сюда люди всех возрастов. Муравейник. Далекий муравейник.

Людей Валентин не любил, не без причины, конечно, но ничего поделать со своим чувством не мог. А вот наблюдать за ними ему нравилось. Это позволяло ему ощущать себя живым человеком, а не роботом, нацеленным на зарабатывание всех денег в мире, как шутили некоторые его коллеги.

Мысли сами от людей перепрыгнули на одного определенного человека.

Валентин видел ее сегодня. Стоял неподалеку от университета, наблюдал, как она оживленно жестикулирует, пытаясь что-то доказать хорошо одетому сутулому парню, шедшему рядом, и думал, что красивее ее еще никого на свете не видел.

Дурак. Нужен он ей.

Резко оборвав себя, Валентин вернулся к чайнику, заварил себе чай, уселся за накрытый светло-бежевой скатертью стол и стал пить чай.

Вал: Я видел ее сегодня. Она задорно смеялась над шуткой своей спутницы. И я мечтал быть на месте той девушки. У нее смех, как колокольчики звенят. Слушать одно удовольствие.

Лекс: Бедная девчонка. Вот так живет себе спокойно, наслаждается жизнью и понятия не имеет, что за ней следит повернутый на ней мужик.

Тол: За всеми нами кто-нибудь да следит.

Лекс: Философская чушь. Ты представь себе картинку со стороны. Каждый день наблюдать за возлюбленной, чтобы не сойти с ума от необходимости видеть ее. Да даже в моей интерпретации звучит жутко. Для обоих сторон. Вал, тебе полечиться бы.

Вал: Я общаюсь с психотерапевтом, если ты об этом, но не из-за моей «одержимости», а из-за старых детских травм.

Лекс: А надо бы таблеточки попить.

Тол: Советчик, за собой следи.

Вал: Когда она выйдет замуж, а это, думаю, случится скоро, она со всех сторон привлекательная невеста, мне будет больно, но я смогу пережить и эту боль. Может быть, я даже прекращу ходить за ней. Но не видеть ее сейчас, когда она одинока… Нет, это сильнее меня. Иногда, когда она проходит совсем близко, и я слышу ее голос, я воображаю, что это я сейчас иду рядом с ней.

Лекс: И как? Становится лучше?

Вал: *грустный смайлик*. Увы, нет. Только сильней бережу рану.

Тол: У тебя легкий слог. Ты чем на жизнь зарабатываешь?

Вал: Работаю с текстами.

Тол: Я примерно так и думал.

Лекс: Ты не преподаватель часом?

Вал: Нет. Не люблю толпу, пусть даже это и студенты.

Тол: Студентов как раз не грех не любить. Вечно орут. Хорошо хоть по этажам не бегают.

Лекс: Ты так это говоришь. Со знанием дела.

Тол: Экономику преподаю уже не первый год.

Лекс: М-да. Даже не знаю, кому сочувствовать: тебе или студентам.

Вал: Она студентка. Второй курс юридического.

Лика оторвалась от чата, повернулась к тостеру, достала подсушенный хлеб. Положила сверху кусок жареного мяса и стала усиленно его жевать. Она любила проводить вечера на кухне: и почитать с ноута можно, и еда рядом, только руку протяни. Сейчас, работая челюстями, она пыталась понять, что именно смутило ее в прочитанном. Что-то такое было, что-то, что царапало сознание острыми коготками. «У тебя смех, словно колокольчики звенят», – вспомнила она вдруг слова Виктора, своего старого друга и давнего поклонника.

Лика нахмурилась, вернулась к чату. « Я видел ее сегодня. Она задорно смеялась над шуткой своей спутницы. И я мечтал быть на месте той девушки. У нее смех, как колокольчики звенят… Она студентка. Второй курс юридического».

Лика отложила не доеденный бутерброд, потерла руками лицо – дурацкая привычка, от которой никак не могла отвыкнуть. Чушь, конечно. Но… Лике на какой-то момент показалось, что Вал говорил о ней…

Валентин тщательно скрывал, что вырос и до совершеннолетия жил в детдоме. Он не думал, что у кого-нибудь из его знакомых или коллег хватит финансов и связей, чтобы узнать всю его подноготную, но привычка осторожничать, буквально въевшаяся под кожу, заставляла молчать о данном факте биографии. Только психотерапевту и двоим приятелям на форуме, никогда его не видевшим, он не побоялся сообщить об этом. Первому – потому что детдом играл в его лечении ведущую роль, вторым – потому что не собирался встречаться с ними вживую. Остальные окружающие ничего знать не знали.