Гарри Боро - Гармония (3 в 1)

– Так, – обратился он к худому, чтобы хоть как-то отвлечься от запретных эмоций. – Теперь по порядку: кто, что, когда.

– Трупы обнаружила хозяйка квартиры сегодня утром, – с готовностью принялся докладывать худой. – Эта парочка снимает… то есть снимала у нее жилье полгода. Приезжие. У обоих владивостокская регистрация, но мы нашли заграничный паспорт девушки. Так вот, у нее проставлена действующая виза Голландии, причем неоднократно продлевавшаяся…

– Наркокурьеры? – автоматически среагировал Николаев.

– Не думаю. За полгода они ни разу никуда не отлучались. Во всяком случае, так утверждают соседи. Хозяйка говорит, что была довольна своими жильцами. Жалоб на них не поступало, платили за квартиру исправно. Она очень удивилась, что они не открыли ей сегодня дверь, и ей пришлось воспользоваться собственным ключом…

– Дверь была закрыта?

– В том-то и дело, что да. Конечно, бандиты могли ее просто захлопнуть при уходе, но в квартиру-то, получается, их впустили добровольно…

– Ну, это объяснимо, – почесал переносицу Николаев. – Подстерегли на лестничной площадке, дождались, когда откроют дверь и впихнули внутрь…

– Может быть. Но для подготовки такого плана нужно обладать конкретной информацией о наличии в квартире каких-либо ценностей. Однако хозяйка утверждает, что особых ценностей у квартирантов не видела. Да и ее вещи остались нетронутыми – телевизор, например. Кроме того, незаметно, чтобы в квартире что-то искали или хотя бы сопротивлялись нападению. И еще, по предварительным выводам судмедэкспертов, мужчина умер как минимум на сутки позже женщины.

– Руки-ноги сломаны, не мог подняться, – как бы для себя расставлял вслух объяснения Николаев.

– Допускаем. Через полчаса увезем трупы на экспертизу, – продолжал худой. – Однако следов побоев на его теле, как вы видели, нет. Еще одна странность: насильники использовали презерватив. Не совсем характерно для насилия. Ну и, наконец, вот это…

Худой протянул Николаеву толстую общую тетрадь.

– Что это?

– Хрен его знает.

– Без выражений, пожалуйста, – поморщился Николаев.

– Извините. Похоже на дневник, но там какая-то абракадабра…

Николаев открыл тетрадь. На первой странице было всего одно слово: «ГАРМОНИЯ».

– «Сложно объяснить, как это случилось. Возле последнего необитаемого острова Земли столкнулись подводная лодка и самолет», – прочитал он вслух на второй странице.

– Бред, – пожал плечами худой. – Но любопытно не это, а то, что запись на последней странице сделана примерно сутки назад, то есть за час-полтора до смерти мужчины, а тетрадь лежала рядом с ним.

Николаев открыл последнюю страницу.

«…И будешь скулить над раздавленным приплодом и думать: неужели эта игра до сих пор забавляет того, кто все когда-то начинал?..» – прочитал он уже про себя.

– То есть получается, что за полтора часа до смерти он размышлял о смысле жизни, а не о нападении? – полуспросил Николаев.

– Получается, что так.

– Но ведь нападение было. Не мог же он сам себя изнасиловать…

– Нападение было. Но все как-то очень странно. Если они впустили в квартиру знакомых людей, то получается, что эти знакомые тупо ждали, когда он испустит дух, да еще позволяли ему делать последние записи.

– Секта, любовный треугольник, долги… – кусая губы, перечислял Николаев, начиная загораться трудностью предстоящего расследования.

– Хрен его знает, – отозвался худой. – Извините… Насчет секты, кстати. Холодильник на кухне…

– Тоже умер? – пошутил Николаев.

– Нет, – улыбнулся худой. – Он почему-то забит яйцами.

– Чьими яйцами?

– Куриными вроде.

– И что из этого?

– Не знаю. Просто их много – штук сто, не меньше.

– Зачем им столько яиц?..

– Теперь уже не узнать.

Николаев огляделся. Аккуратная квартирка. Уютные розово-голубые тона. Никаких следов беспорядка или борьбы. Он опять вернулся в зал, чтобы взглянуть на труп мужчины.

– Что у него в руке? – показал он на кусочек чего-то белого в левом кулаке покойного.

– Упс, – выдвинулся вперед худой и склонился над трупом. Лопатки на его спине разошлись и сошлись в серьезном усилии. – Обезьянка, – ухмыльнулся худой, поворачиваясь к Николаеву и протягивая ему маленькую мягкую игрушку.

Николаев принял обезьянку и, повертев ее в руках, задумался.

– Значит, так, – сказал он после долгой паузы. – Бог с ними, с яйцами и обезьянкой. Трупы на экспертизу, заключение завтра ко мне. Мне нужны также протоколы допросов соседей и хозяйки квартиры. Как ваша фамилия? – обратился он к худому.

– Лунин.

– Я вас не помню.

– Первый месяц работаю. Перевелся с Юго-Запада.

– Хорошо, будете работать со мной по этому делу. Я договорюсь. Пробейте через МИД, чем девушка занималась в Голландии. Выясните через владивостокских коллег о прошлом обоих. Пока все. Да, тетрадь отправьте на почерковедческую экспертизу. Пусть сверят с подписью в паспорте. В общем, поработаем над тем, что есть, а там посмотрим, – и Николаев сунул игрушку в карман.

– Постарайтесь вспомнить: ваша эрекция соотносилась с образом девушки, как если бы она была живой или, извините, с трупом?

– Господи! Ну конечно, с живой! По-вашему, я похож на извращенца?!

– Нет, что вы. Мне просто необходимо составить полный психологический портрет клиента. И я обязан задавать подобного рода вопросы, хотя прекрасно понимаю, что у вас нет необратимых перверсий, если вы сами, без понуждения упоминаете о таких деталях.

– Это получилось машинально…

– Понимаю. И это тоже очень важно.

– Но это не относится к сути дела. Это только мои ощущения, а речь идет об отношениях между другими людьми.

– А вот тут вы не правы. На первом месте в этой истории именно ваши ощущения. Это странное дело лишь спровоцировало их пробуждение и определенную трансформацию в сознании, что и привело вас ко мне. Я хочу сказать, что вы давно жили с этим. И благо, что вы нашли в себе мужество обратиться за помощью на ранней стадии, не доводя свои размышления до болезненной фобии. Я могу с полной уверенностью сказать, что вы не больны. Но вам необходимо разобраться с накопившимися в вашей жизни проблемами, с тем чтобы спокойно и уверенно двигаться дальше. Поэтому продолжайте. Я вас внимательно слушаю.

И он опять почти не спал, а утром вспомнил, что практически не прикасается к пище двое суток. Организм не бунтовал. Организм все понимал и соглашался на сигареты. Организм знал, что наступает самый ответственный момент, и его физиологические порывы в решающие моменты могут все испортить. А еще организм, так же как и Бобби Старший, истосковался по ласковым женским рукам и пахнущим парфюмом волосам, в которые так приятно зарываться носом. И женской груди с крупными или не очень сосками, такими сладкими на вкус, что инфантильность момента заставляет дрожать каждую клетку организма ожиданием еще только предстоящих открытий. И женским ножкам, и тому, что находится между ними, как последней скрижали признания организма, достойным наивысшего наслаждения за свое терпение и стоицизм.